— А вот это уже плохо. — Грузин почесал бородку. — Ладно, сейчас делать ничего не будем, давай попробуем рыбки наловить.
Снасти на катере имелись в ассортименте, проблема была лишь в наживке. Решили обойтись спиннингами, на блесну наживка не нужна. Но солнце почти уже село, смысла в такой рыбалке никакого. Боря вспомнил, что у него имеется в запасе сто метров китайской сети, уже перебранной и готовой к использованию. Закинули сеть с кормы, привязали конец к фальшборту и отправились отдыхать.
Проснулись все четверо на рассвете от голода. Проверили, как там близнецы (близнецы оставались в том же бесчувственном состоянии, только я отмахивался от кого-то, как в бреду). Решили оставить нас в покое — все равно помочь они ничем не могли. Только Виксу рядом оставили, чтобы, если что, позвала остальных. Надо было позаботиться о себе, иначе о детях потом заботиться некому будет. Мужчины пошли проверить сеть.
Глеб потянул за капроновый шнур, и тот неожиданно легко вышел из воды, обнаружив только рваные куски сетки.
— По-моему, это саботаж, — сказал Боря.
— А кто саботирует?
— Ну не могу же я сказать, что мы трое — полные идиоты и поставили на морскую рыбу сеть под корюшку. Тут же всякие марлины да тунцы плавают, а им наши сетки — тьфу.
— Мне кажется, самое время подавать сигнал бедствия, — сказал Мезальянц.
— Как? — Глеб не то чтобы сердился или боялся, но был явно взволнован. — Мэйдэй объявить не можем — радио не работает. Новэмбер Чарли подымать?
— У нас нету, — предупредил Боря.
— Вот, видишь — у нас нету, — сослался на командира Татарин. — К тому же, — Глеб широко повел ладонью сначала влево, потом вправо, — тут на тысячи миль вокруг никого, кто этот флаг заметит?
— Давайте тогда огонь зажжем, — предложил Иван Иванович.
— Хм, — задумался Боря.
— Соображает контрик, — обрадовался Глеб.
— Не называй меня контриком, нос сломаю, — пообещал Мезальянц.
— Разве можно живому человеку нос ломать? — укорил Ивана Ивановича Боря. Тем не менее он строго посмотрел на Глеба, и тот мгновенно скрылся в машинном отделении, откуда извлек на свет божий двадцатилитровое ведро, до краев наполненное ветошью и залитое соляркой.
— Куда поставим?
— Куда хочешь, только чтобы ветер дым сносил.
— Иваныч, огоньку не найдется?
Но Мезальянц не курил. Не курил никто из экипажа. На борту имелось несколько коробков спичек, но все они отсырели, так что пришлось высыпать их на палубу для просушки. Это было неправильным решением, потому что тотчас подул сильный ветер, и все спички сдуло.
— Окунись-ка ты в алебастр, точно саботаж! — воскликнул Боря. — Природа саботирует попытки человека выжить!
— Мы можем, наверное, бинокль разобрать, чтобы увеличительным стеклом дерево поджечь, — предложил Иван Иванович.
— Отставить разбирать бинокль! — Боря резко повернулся и чуть не сбил Мезальянца пузом с ног. — Вы разберете, и тогда или дождь начнется, или затмение. Это мертвый штиль, не везет во всем.
Однако Глеб начал шарить по всему катеру и нашел-таки какую-то старую зажигалку, и даже умудрился с ее помощью поджечь пропитанную соляркой ветошь. Тряпки горели неохотно, сильно чадили, черный дым никак не хотел подниматься вверх, а норовил растечься по палубе, так что срочно пришлось гасить огонь.
— Давление низкое, это к дождю. Пойду-ка я лучше спиннинг покидаю, — сказал Глеб и отправился на нос рыбачить.
Вскоре к нему присоединились Грузин и Мезальянц. До самой ночи они закидывали блесны в океан, но ни тунец, ни марлин на блесну не кидались. Может, тут и впрямь ядерные испытания проводятся?
— А у меня ремень кожаный, — вдруг вспомнил Татарин. — Если совсем уж невмоготу станет — сварим его.
— Ага, чтобы примус взорвался, — покачал головой Грузин. — Нет, надо мертвый штиль переждать.
— У нас, кстати, воды тоже нет, — подлил масла в огонь Мезальянц. — Мы можем загнуться от обезвоживания, а не от голода.
Так они и стояли до самой темноты. Когда солнце совсем уже скрылось за горизонтом, Боря задумчиво пробормотал:
— Да... бесконечность...
На третий день всеми овладела апатия. Викса слегла: от голода у нее кружилась голова и ходить она не могла. Есть хотелось больше всего на свете, да и жажда уже замучила. Проблему пресной воды решили за счет огромного рулона полиэтилена, который мужчины растянули утром над палубой и собрали чуть больше полулитра росы. Каждый выпил по сто грамм; детям, которые до сих пор не пришли в себя, смочили губы. После этого мужчины разбрелись кто куда и старались друг другу на глаза не показываться — от голода все начинало нервировать.
И тут Боря увидел спасательный круг, и его ловля обернулась счастливой поимкой рыбы.
5
Мир будто вновь ожил. В машинном отделении на полке обнаружился целый коробок спичек, который Глеб сначала не заметил. Тряпки с дизельным топливом вспыхнули с первого чирка, и в небо унесся огромный жирный столб дыма. Генератор затарахтел, появилось электричество, заработала радиостанция, и Глеб с Мезальянцем, дождавшись периода радиомолчания, тут же передали в эфир позывные «мэйдэй».
Ну, или SOS, если вам так удобнее.
SOS, между прочим, никак не расшифровывается, это не аббревиатура. Просто придумал умный человек, что три точки — три тире — три точки очень хорошо запоминаются, и предложил сделать этот радиосигнал международным сигналом бедствия.
На этот сигнал нам ответили американцы. Мезальянц передал им, что мы русские, судно гражданское, что терпим бедствие, три дня без еды, на борту дети. У американцев тут же нашелся человек, говорящий по-русски, уточнил, сколько именно детей, как мы оказались в водах Соединенных штатов, есть ли у нас визы.
— Вот люди, — восхитился Глеб. — Мы тут бедствие терпим, а им визы подавай. Да у меня даже страховки медицинской нет!
— А жизнь-то налаживается! — потирая руки, хихикал Боря.
— Сейчас мы эту тушу разделаем... Эй, кто знает, что у акул едят?
— Плавники, — отозвался из рубки Глеб. — Китайцы очень любят суп из акульих плавников.
— Я вам не китаец, — сказала Вика.
— Я тоже, — согласился Боря. — Но плавник, похоже, мясистый. Ладно, разделаю всю, как обычную рыбу, авось чего и съедим.
Мезальянц велел Боре разделывать осторожнее — у некоторых акул хватательные рефлексы долго после смерти остаются.
— Плавали, знаем, — сказал Грузин и ушел за топором.
Шкура у акул очень прочная, и чешуя своеобразная: если провести рукой от головы до хвоста, то кажется гладкой, а вот наоборот — настоящий крупный наждак. Некоторые акулью шкуру в качестве абразива и применяют. Столовым ножом такую шкуру вряд ли разделаешь.
Я думал, Вика не станет смотреть. Однако она лупила во все глаза: и как Грузин отрубал рыбе голову, и как вскрывал брюхо, и как оттуда вывалилась разная, не переварившаяся пока еще дрянь. А вот Юсе было неприятно. Он мотал головой, хныкал и тянул меня прочь.
— Егор, лови багор, — пошутил Глеб, вручая мне заслуженный гарпун. — Не в службу, а в дружбу: сполосни инструмент.
Хоть какое-то занятие. Мы ушли на корму и сели у самого края. Сил у меня почти не было, а рыбья кровь уже успела подсохнуть, так что я просто окунул багор в воду и держал его за черенок. Отмокнет — тогда и отмою.
6
Сигнал бедствия с русского катера получил Даглас Эйприл, младший радист. Сначала он не поверил глазам, потом отправил ответный запрос. Передатчик радостно отозвался приемом.
— Сержант, сэр, — связался Даглас с командиром смены, — тут русские передают «мэйдэй». Прямо по курсу, триста миль.
— Хулиганье это, а не русские, — ответил сержант Буллит. — Этот квадрат свободен для проведения учений.
— Видит бог, сэр, это русские, я запеленговал источник сигнала. Гражданское судно, сержант, сэр!
— Как они здесь оказались? — угрюмо спросил сержант Буллит.
— Не могу знать, сержант, сэр!
— Клянусь печенью мамы, почему в мою смену?! — выругался Буллит и отправился докладывать дежурному офицеру.
— Капитан, сэр, — позвонил командиру авианосца «Левиафан» дежурный офицер Хорс. — Прямо по курсу терпит бедствие русское гражданское судно, пятьдесят миль. На борту дети, сэр.
— Откуда они свалились? Они что, предупреждения не слышали?
— Не понимаю, сэр. Радары засекли их только сейчас, маленькое судно, сэр.
— Эти русские, — проворчал капитан. — Зачем убрали железный занавес, они теперь везде, куда ни плюнь... Говорят, что это китайцев много. Глупости — много русских, а китайцы — те милые ребята.
— Сэр, нам придется доложить флагману.
Капитан задумался. Это последние учения адмирала, он хотел уйти на подъеме. Зачем ему эти неприятности с заблудившимися — видно, с перепою — русскими туристами? Адмирал был своим парнем, не было во флоте моряка, который сказал бы о нем худое слово.
