поблескивали азартно.
— Деревенские же каждую неделю на толкучий рынок приезжают, — проговорил он. — Товары всякие привозят. На проверке там стоят пентюхи… Обычно. Аусвайсы… Ну, там некоторые с фотокарточками, но у тебя теперь борода отросла, а на карточке все бородатые мужики друг на друга похожи. Да и с фотокарточками…
— Ты мысль-то продолжай, — я усмехнулся. Хотя в целом понял, конечо, что он предлагает.
— Так я к чему говорю-то! — воодушевился Яшка. — Можно сейчас дернуть до Заовражино, там у меня есть парочка ребят надежных, с которыми можно что-то подобное устроить. Переоденемся, шапки нахлобучим, рожи измажем. Ну и товары какие-нибудь на телеге привезем. А?
— Под пули страшно лезть? — спросил я.
— Страшно, дядя Саша… — Яшка вздохнул. — Я же по кустам вот эдак вот — вшурх! — не умею. Как ты. Как лось оголтелый ломлюсь. Подстрелят меня, это к гадалке не ходи.
— Вообще в твоих словах есть резон, Яшка, — задумчиво проговорил я. — Ты меня извини, меня что-то очень уж зацепил этот облом с монастырем. Не подумал, что там так скоро забором все перекроют.
— Толкучий рынок, получается, послезавтра… — начал рассуждать Яшка. — Можно вернуться в лагерь, к своим, а можно сразу в Заовражино, там схоронимся на денек, а послезавтра ранним утречком…
— Тссс! — я встрепенулся и прижал палец к губам.
Яшка замер, оборвав речь на полуслове. Даже дышать перестал.
— Слышишь? — одними губами проговорил я, ткнув пальцем в ту сторону, откуда доносились голоса. Бормотание было нечетким, почти призрачным, на краю слышимости. Но это явно были человеческие голоса, а не ночные лесные шорохи.
— Иди за мной, след в след, — прошептал я Яшке на ухо и двинулся вперед.
Потянуло дымком. Голоса стали отчетливее. Один раз компания неизвестных впереди даже рассмеялась. Еще через какое-то время стало понятно, что говорят впереди не на немецком. И не на русском.
— Это пшеки что ли? — пробормотал Яшка, когда впереди раздался отчетливый возглас «Курва-мать!»
— Помолчи, — одернул я. — Тут оставайся, я поближе подберусь. Посмотрю, что за гуси к нам прилетели.
Яшка смиренно вздохнул и присел рядом с деревом. А я двинулся дальше. Сначала двигался максимально осторожно, но потом осмелел. Болтали впереди довольно громко, не стесняясь. Значит шум шагов они не услышат. Главное, без треска сломанных веток обойтись. Отблесков костра было не видно, но навыку скрытого разведения костра очень быстро и легко можно научиться, это придумали точно не в двадцать первом веке. И даже не в двадцатом.
Ага, а вот и они, голубчики…
На поляне было человек десять. Точнее сосчитать трудно, среди них всегда кто-то сидел неподвижно, и этих было совсем не видно. Говорили действительно на польском. Языка этого толком не знал, но сталкивался. И понимать, о чем разговор в общих чертах более или менее насобачился.
Главную скрипку играл длинный пшек с наметившимся пузцом, что делало его фигуру похожей на гвоздь на пятом месяце беременности. Начало его рассказа я не застал, но по контексту сообразил, что речь шла про глупых партизан, у которых этот героический хрен увел добычу прямо из-под носа. Сначала я понимал с пятого на десятое, но довольно быстро привык к польской речи.
—…и представляете, там половина телеги — мешки с крупой, а половина — консервы немецкие. Консервы мы, ясен перец, забрали, а крупу высыпали в лесу, пусть зверье порадуется.
— А нам на что столько ящиков с консервами? Торговать же мы ими не пойдем!
— Так самим же нам жрать тоже надо, пока достойную добычу поджидаем.
— И то верно. А партизаны-то эти куда делись?
— Да говорю же, им наш Никитка наврал с три короба про короткую дорогу, а они поверили, что мы доставим груз куда надо. Еще и денег дали.
— И даже не заподозрили ничего?
— Сначала старый, курва такая, верить нам не хотел, пришлось его… того… убедить. А то следить он за нами вздумал!
— Ловко вы их, ничего не скажешь…
— А я домой хочу. Долго нам еще здесь? Народ тут какой-то нищий, добычи нет почти…
— Да ты не спеши, Катаржина же сказала, что будет добыча. Золотишко и камушки.
— Да такая и соврет — недорого возьмет. Не понмаю, почему пан с ней возится. Явилась непонятно откуда, маска эта еще… Зачем? Чтобы не узнал кто?
— Может, краса писанная, вот и скрывает, чтобы таких как ты не смущать.
Все заржали. Потом центральная беседа как-то затухла, разговоры распались на отдельные кучки. Народ стал вскрывать консервы. Запахло тушенкой. В животе у меня предательски заурчало. Да так громко, бл*ха, что мне показалось, что в самом Пскове должно быть слышно.
Жрать-то как охота, оказывается…
Чтобы как-то отвлечь себя от этой мысли, я прокрался вбок. Посмотреть, насколько большой у них тут лагерь. На душе было мерзко. Понятно, кто это. Мародеры. Крысы помойные. Притащились вслед за немецкой армией и кошмарят и без того запуганное население. И тот хрен, который нам раньше попался, в нацистской форме, но явно не немец, тоже, похоже, из их же компании. Отбился от стада, заметил Яшку, решил поживиться, чем придется.
Отморозки мразотные. Ненавижу… Пулемет бы сейчас, всех бы порешил, не задумываясь даже.
Лагеря вокруг полянки никакого не было. Ни палаток, ни землянок, ни даже просто оборудованных лежанок. Просто собрались и костер развели. Значит, гнездо у них где-то в другом месте. Жаль. Найти, в какой дыре они прячутся, и выжечь все там к чертям… Надеюсь, тот лже-фриц попал в руки к своим, и те нарезали из его спины ремней и кишки намотали на забор за то, что в их форму вырядился. Жить будет недолго, зато плохо, с*ка…
Я замер и торопливо присел рядом с деревом, прикидываясь кочкой. По лесу кто-то двигался. Уверенно так, по-хозяйски практически.
Трое их. Нет, четверо… Здоровый хрен самый первый, следом за ним — кто-то мелкий, закутанный полностью. И еще два парня с винтовками замыкают шествие. Они прошли мимо меня в одном шаге буквально, но не заметили.
Вокруг костра загомонили, все повскакивали на ноги, расшумелись. Разобрать среди пшекающих приветствий я смог только главное.
— Пан! Пан!
Ага, главный, значит, явился. Ну что ж, послушаем, что скажет.
— Будет нам хорошая добыча! — сходу заявил он, и все тут же заткнулись. — Так что сейчас сгребаемся и уходим.
— А Иржи? Иржи ведь не вернулся!
— Сказано было, собраться здесь. Если он напился в какой деревне и уснул на сеновале, сам виноват. Не придет вовремя, доли в добыче не увидит.
— А что за добыча-то хоть?
— Сейчас вам Катаржина все расскажет.
В центре поднялась хрупкая фигура. Лица было не видно, даже светлое пятно в темноте не маячило. Не сразу сообразил, что это маска его прикрывает. Народ воспринял нового оратора без энтузиазма. Забухтел что-то вполголоса. Но пан шикнул и все замолчали.
— Нам повезло, — заговорила Катаржина. — Обычно немцы везут ценности по железной дороге, но в этот раз пойдет машина.
От этого голоса меня тряхнуло как электрическим током.
— Ф-ух, я тут уже все ногти тут себе сгрыз, думал, что ты совсем запропал и потерялся, — кочка рядом с раскидистой березой зашевелилась, превращаясь в Яшку. — Думал, искать надо идти… Спасать…
— Это хорошо, что не пошел, — хмыкнул я. — В ночном лесу могли и разминуться.
— Что там? Пшеки ведь это? Чего им тут надо? — Яшка потормошил меня за рукав.
— Пшеки, — вздохнул я. — Мародеры это. Крысы помойные… Тот, в форме, похоже был из их компании.
— Так надо их… того… — Яшка многозначительно чиркнул ногтем большого пальца по шее.
— Экий ты кровожадный, — усмехнулся я. — Льстит, конечно, что ты в меня так веришь. Но многовато их там для меня одного. Так что «того» подождет. У нас с тобой сегодня другие дела.
Шли по лесу молча. Яшка иногда сопел и покряхтывал. Хорошо хоть болтать на ходу у него не получалось. Тем более, что мне надо было подумать.
Доминика…
Я знал, что она осталась в живых после той истории с вагоном. Мне еще граф об этом сообщил. Вот только тогда я не придал этому значения. Выжила — и хорошо. Ее план похищения янтарной комнаты для греческого миллионера я сорвал. Вольфрам Зиверс, который обеспечивал ей высокое положение и доступ к информации, спешно от нее избавился, потому что иприт, похоже, довольно сильно подпортил
