Кимитакэ не сдержался и ткнул учителя мизинцем. Тот повернулся.
― Он про опиум говорит,― пояснил школьник по-немецки.
― Какой опиум? Разве здесь его курят?― Леви был настолько удивлён, что тоже отвечал по-немецки.
― Думаю, что не здесь. А в другой комнате.
― Вот как… И что теперь делать?
― Ничего. Требуйте чай. Они же чаем торгуют.
― Вот именно!― Леви повернулся к прилавку.― Дайте нам чай!
Жёлтый чай оказался, разумеется, гречишным. И то верно ― разве в разгар войны добудешь настоящий Бэйган Маоцзянь?..
Чай был сладковатым и довольно вкусным, но Леви морщился, когда его пил. Это место его явно разочаровало.
Когда они вышли и отсюда, Кимитакэ спросил:
― Возможно, я могу вам как-то помочь.
― Ты мне обязательно поможешь. Но позже. Когда мы найдём нужное место.
― Так я про это и говорю,― Кимитакэ даже перешёл на немецкий, чтобы было доходчивей,― Может быть, я помогу вам это место найти.
― Я знаю, что нужное нам место ― это что-то вроде кафе где-то неподалёку от министерства финансов.
― Но оба европейских кафе были на Гиндзе,― напомнил Кимитакэ,― И закрылись с началом войны. Они для туристов работали.
― Это не важно. Это не совсем кафе. Просто место, куда ходят поужинать сотрудники министерства, когда им надоедает столовая.
― Так нам придётся все окрестности обходить. Здесь много людей работает. И все они едят.
― И обойдём!― крикнул Леви так, что эхо покатилось по переулку,― Обойдём!
И зашагал дальше под удивленными взглядами случайных прохожих.
Следующее место тоже было явно ему знакомо. Каким-то чутьём Леви разглядел почти невидимый переулок, нырнул туда, обогнул сломанную телегу, спустился по длинной лестнице в какой-то подвал и забарабанил в дверь, обитую железом.
Ответа не было.
― Закрыто, получается,― печально произнёс он, переводя взгляд на Кимитакэ. И только сейчас школьник разглядел осознал, насколько учитель музыки перепуган.
― Война,― пояснил Кимитакэ,― В войну всё остановится непредсказуемым.
― Ну и ладно. Давай так.
Леви полез в карман пальто и достал ребристый флакон, похожий на огромный и фальшивый драгоценный камень. Флакон был ещё полон переливающихся жёлтых духов.
― Что это?― спросил Кимитакэ.
― Кёльнская вода. Мужские духи. Натуральный винный спирт, эссенция лилий и вода. Как его делали в восемнадцатом веке. Можно пить. Конечно, эссенция немного шибает, но пить можно. Такой чистый спирт сейчас только в реанимации…
― Я слышал, у нас даже сухое красное вино производят,― поделился знаниями Кимитакэ,― Для наших героических подводников. Но всё это проходит по бумагам вот этого вот министерства финансов. Я думаю, что там оно и остаётся.
― Я тоже это слышал,― печальным голосом произнёс Леви,― Но так и не нашёл. Без нас всё выпили.
Достал из кармана плоскую фляжку, с гравировкой герба неизвестного города. Откупорил и протянул Кимитакэ.
― Там тоже мужские духи?― спросил школьник.
― Там вода. Чистая вода. Я ещё с консерватории всегда ношу с собой воду.
― Это разумно,― произнёс Кимитакэ.
Но Леви не слушал. Он откупорил флакончик, зажал нос и опрокинул флакончик в рот. Сделал несколько глотков. Потом выхватил у Кимитакэ фляжку и принялся жадно глотать.
Чуть отдышавшись, он рыгнул и помотал головой.
― Здесь уже не выпьешь,― пояснил он, поднимая мутные глаза,― Но я пришёл. И значит, я выпил.
― Согласен с вами,― отозвался обескураженный Кимитакэ.
Леви икнул и помотал головой. А потом с неожиданной решительностью протянул флакончик Кимитакэ.
Тот понял, что придётся хоть немного, но выпить.
Желудок заныл, но надо было решаться. Кими оглянулся наверх ― белое пятно переулка по прежнему горело над ступеньками. Он бережно, двумя пальцами взял мензурку, задержал дыхание — и влил в себя пахучий одеколон.
Одуряющий океан лилейной вони окутал всё ― и посередине него возвышался Кимитакэ, как одинокий маяк. Вонючий жидкий огонь полыхнул и повис в пищеводе, словно маленькое, пушистое солнце. Неестественная, склизкая теплота защипала рук и ноги, а лестница закачалась.
Кимитакэ зажмурился, упёрся затылком в белую штукатурку. Присосался к фляжке и вталкивал в себя воду, пока в горлышке не засвистел воздух. Выдохнул, открыл глаза и увидел перед собой лицо учителя музыки.
― Здесь закончили,― прохрипел Леви,― Дальше идём.
И начал подниматься, хватаясь руками за стены. Кимитакэ последовал за ним, с каждой ступенькой всё больше сомневаясь, был ли вообще смысл в этой странной встрече.
И лилейная вонь ползла следом за ними.
На улице Леви приободрился, вдохнул поглубже и зашагал с такой решительностью, какой не встретишь у трезвого человека. Кимитакэ еле за ним поспевал, ― тем более, что его ноги уже всерьёз заплетались, а во рту творился натуральный парфюмерный кошмар.
Кимитакэ поискал на небе солнце, но нашёл. Из-за крыш горело алое зарево, словно из доменной печи.
Сколько же мы уже ходим?
И как же нам всё-таки повезло, что министерство не расположили в Гиндзе или Юраку. Уж там-то с
