– Брр! – потряс я головой, избавляясь от воспоминаний. – Где, в какой фантастической дали остался прекрасный мир двадцать первого века?
Впрочем, последнее я сказал про себя – ведь напротив, за тяжелым деревянным столом, более подходящим для чешской пивной, сидела жена Катя. И если что-то в обстановке напоминало сценки из моего прошлого, так одни лишь блеклые картинки тарелок с новомодным словом «pasta», по всей вероятности, сначала выдранные из какого-то иностранного журнала посредством фотоаппарата-динозавра «Зоркий», он же «ФЭД», он же «Leica II», и пленки «Свема», потом отпечатанные под светом красной лампы на «стиралке» в туалете и в завершение чуть кривовато, на силикатный конторский клей, прилепленные к рукописным меню М-градской кафешки. А кому сейчас легко, спрашивается? До нормальной полиграфии местная культура и техника не дотянулись, но желание обогнать конкурентов жило и здравствовало в частниках лета тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Не всех истребили при «лучшем друге физкультурников», еще не поздно, в стране остались люди, способные на подвиг в погоне за прибылью.
Хотя надо признать, веру в движущую силу частной инициативы из людей шестидесятых вытравили неслабо. Щелкоперы в газетах, поскрипывая зубами и перьями, поговаривали о втором нэпе, засилье космополитизма, предательстве дела Ленина, заигрывании с мировой буржуазией, крестьянском социализме и прочей чепухе. Не стеснялись писаки хоть и между строчек, но совершенно явственно «вспомнить все» новоявленным потребителям кровушки трудового народа. Взять одну только дискуссию по опубликованному в «Труде» письму какой-то заслуженной юристки из Костромской области с многозначительным заголовком «Не могу поступиться принципами»[54]. Как почитаешь вздернутые этой волной «мнения с мест», страшно становится, того и гляди, раздерут пролетарии последних бизнесменов на клочки, традиция сего процесса на Руси имеет богатую историю.
Не видели тут еще кондового советского застоя, не нахлебались до самой маковки пустых прилавков с бесконечными очередями, не разглядели с трудом читающих по бумажке вождей и «гонки на лафетах», и вообще, не было пока выродившегося коммунистического последа, пытающегося трясущимися в прямом эфире руками повернуть вспять историю. Таинственный и богатый Запад пока не вышел за пределы столичных мажористых тусовок. Максимум, ходили по рукам каталоги импортных посылторгов типа «Otto», да мелькал на киноэкранах вечный праздник Голливуда. Да что там, спекулянтов и тех осталось мало, потребительские кооперативы и коммерческие отделы в магазинах чуть ли не начисто скосили их популяцию. Остались только те, что баловались порнушкой да прочим полукриминальным эксклюзивом. Так что не было пока массового разочарования в социалистической идее, сами предприниматели-частники и те верили партии и ЦК, а многие и того хлеще, честно платили с доходов взносы в кассу КПСС. А жаль. Выброшенные как бессмысленный мусор партбилеты здорово прочищают мозги.
Хотя надо отдать должное Шелепину, судя по всему, именно он придумал для советского народа новую забавную игру. На словах, в газетах, по телевизору и даже на митингах бушевала холодная война с НАТО, империализм клеймили рьяно, как стадо молоденьких бычков в ранчо под Далласом. Внутренняя политика строилась не менее традиционно – ширящийся допуск частников в экономику преподносился не иначе как временное отступление, тактический прием, призванный еще больше укрепить старый добрый ленинизм-коммунизм. Последний, впрочем, все чаще ассоциировался с явно заимствованным у меня словом «постиндустриальный», эдакая инновация в риторике. К ней частенько цепляли еще один термин будущего – «креативный класс», он должен был когда-то в прекрасном далеко поглотить и пролетариат, и интеллигенцию со всякими служащими. Надеюсь, лет через сорок лозунгмейкеры придумают, как объяснить трудовым ресурсам страны забавный факт: массовый креатив требуется «в прекрасном далеко» все больше на уровне «чашку кофе и чизбургер, пожалуйста»…
При всем этом в реальных делах картина складывалась едва ли не прямо противоположная, не понимаю, как у лидеров самих мозг не разрывало от двоемыслия. В общем, если верить штатовским радиостанциям, то коммунисты обнаружили неожиданную переговорную гибкость, и товарищ Брежнев на пару с Кеннеди-младшим практично, не чураясь компромиссов, пластали мир по зонам влияния за столом переговоров. Европейские журналисты носились вокруг скорого объединения «нейтральной и безъядерной» Германии в одну страну, писали о практически оформленной сделке века «газ-трубы»[55], строительстве крупнейшего в мире советско-французского завода для производства накопителей на магнитных дисках в Лужской СЭЗ.
В Индокитае и бывшей КНР вообще был в разгаре праздник отмороженного цинизма, военная помощь ДРВ со стороны СССР ограничилась до минимума, вместо зенитных ракет советские танкеры в погоне за «длинным баксом» гоняли по Индийскому океану горючее для US Navy. Говорят, хороший бизнес – после закрытия Суэцкого канала в мире обозначился сильный дефицит транспортных судов, так что цены на фрахты выросли чуть ли не вдвое.
Не ведающие о будущем «вьетнамском синдроме», американские генералы увидели впереди долгожданную победу и пустились ради ее призрачного сияния во все тяжкие, вплоть до переноса военных действий на территорию Камбоджи и Лаоса[56]. Вот только эффект вышел в радикально-декадентском стиле: «чем хуже, тем лучше». Куда страшнее советских ЗРК оказался «фотографический рейд» неугомонных Че Гевары и Аллилуевой по местам американской боевой славы. И хотя дочка Сталина вернулась из него с серьезной контузией, а знаменитый команданте без левой ступни, дело того стоило. Современная война – вообще грязное и страшное дело, снятая же под нужным углом да напечатанная «в полноцвете» на глянцевом развороте, она превращается в настоящий кошмар для обывателя. На этом фоне уставшие G.I[57], которые, в сущности, далеко не звери, особой тяги убивать и умирать не испытывали, и только инстинкт самосохранения удерживал армию от развала и массового дезертирства.
Сюда бы Интернет, чтобы каждый мог своими глазами увидеть фасад социализма снаружи, жаль, до него еще далеко. Но имеющий глаза да видит: с изнаночной стороны железного занавеса более чем достаточно признаков расхождения слов с делом. К примеру, на продажу пошло самое святое – космос. Как только Юрия Гагарина назначили главой Главкосмоса СССР[58], он выступил с речью где-то в Европе, да не просто, а в качестве живой рекламы – предлагал совместную разработку и вывод на орбиту спутников, широкое партнерство в проведении научных экспериментов на орбите и даже натуральный космический туризм. Причем сотрудничество отнюдь не ограничивалось братскими странами, скорее наоборот, в Байконуре на полном серьезе строили отдельный городок для гостей из мира развитого капитализма. Многих партийных товарищей корежило, а буржуям было наплевать, принимают ли происходящее как должное. Чему удивляться, если в начале тысяча девятьсот шестьдесят девятого года французы, устав от межевропейской грызни[59], начали запускать со своего космодрома в Куру[60] спутники на советских комплектах реактивных двигателей.
