— Ну что же, пойдемте-с ко мне, обсудим ваше предложение.
Неспешно шествуя впереди, Гаврила Гаврилович еще раз прогонял в голове все то, что ему удалось разузнать об очередном просителе. Вообще, можно бы было сказать и иначе — клиенте, но почтенному московскому деловару больше нравилось первое слово. Итак, с неделю назад к нему обратился молодой стряпчий с довольно странной для непосвященного человека просьбой: сдать ему в «аренду», недельки этак на полторы-две, акции Коломенского машиностроительного завода. А вот для человека посвященного просьба об аренде была вполне себе обыкновенной — все заинтересованные люди в Москве уже давно были в курсе, что у Солодовникова вполне можно «занять» на время небольшие пакеты акций. Разумеется, небольшие лишь по меркам солидных деловых людей. И вот эти самые люди иногда очень нуждались в дополнительных голосах на собраниях акционеров, дабы гарантированно протолкнуть выгодные для себя решения. Тут-то и вспоминали о дорогом (век бы его не видеть и не слышать) Гавриле Гаврилыче, шли к нему на поклон и, как правило, обретали искомое. Иногда и под залог, ежели акций надо было очень много. Пользовались его добротой некоторое время, а потом с благодарностью все возвращали, а чтобы благодарность была весомее, приправляли ее пачкой ассигнаций. Тысяч так на десять рубликов, не больше (а зачастую, так даже и меньше). После чего забывали о благодетеле до следующего раза. Конечно, с точки зрения закона (и других акционеров) все это выглядело немного подозрительно, но формально придраться было не к чему — желающим это сделать предъявлялась оформленная и заверенная по всем правилам купчая на акции.
— Соблаговолите-с изложить свое дело еще раз.
— Охотно. Через три дня состоится очень важное для моего дяди собрание акционеров, на котором он хотел бы…
Слушая разливающегося соловьем просителя, хозяин конторки еще раз взвесил все «за» и «против». И решил: риска, пожалуй, никакого и нет. Дело насквозь понятное, личность Лунева-старшего тоже вполне известная — хотя сам он и обретается в Санкт-Петербурге, но домовладения и просто землю скупает именно в первопрестольной. Да как скупает! Прямо хапает и хапает, поди миллиона на два уже набрал, не меньше. Понятно, что не для себя, хотя?.. А может, и для себя тоже старается. Все же акции Коломенского завода записаны именно на него — лично проверял. Да и кое-какая недвижимость, из числа особо доходной. Обмана с его стороны тоже бояться не стоит — не такая Гаврила Гаврилович личность, чтобы его безнаказанно обмануть можно было. Случись чего, так он своим обидчикам такую веселую жизнь устроит! Да, решено.
— Я думаю…
Этими словами Солодовников довольно-таки бесцеремонно перебил своего просителя и с удовольствием отметил, что даже и тени неудовольствия не промелькнуло у того на лице.
— …что смогу вам помочь. На определенных условиях конечно же. Первое: от вас будет залог в тридцать тысяч. Второе: пользование моими бумагами обойдется вам еще в десять тысяч, на ассигнации. Коли согласны с такими условиями, то сегодня же все и устроим. Ну а ежели нет…
— Ну что вы, меня все устраивает.
Ближе к вечеру молодой стряпчий и пожилой купец-миллионщик расстались, вполне довольные друг другом. Первый получил вожделенные акции в прокат на две недели, а второй — сорок тысяч за их пользование. Именно сорок — возвращать залог Солодовников даже и не собирался. Как говорится, ничего личного — бизнес есть бизнес…
— И что было дальше?
Григорий уже давно позабыл о своем плохом настроении, завороженный рассказом друга.
— Дальше? Через два дня, двадцать третьего декабря, Филипп Арчибальдович сел на трансатлантический лайнер и отправился на воссоединение со своим отцом. Но перед этим успел-таки продать мне принадлежащие ему на законных основаниях акции, и всего за десять тысяч рублей. Такая приятная неожиданность! Бумаги, стоящие сто двадцать тысяч, обошлись мне едва в пятьдесят.
Главный инспектор, потомственный казак и без пяти минут потомственный почетный гражданин совершенно некультурным образом заржал. Делал он это долго и со вкусом, а когда закончил, то еще пару минут приводил себя в порядок — вытер выступившие от буйства эмоций слезы накрахмаленным до несгибаемости платком, затем в него же звучно высморкался и только после этого скомкал и сунул в карман.
— Это… А он к Вениамину Ильичу не заявится, свои акции требовать?
— Да на здоровье. Только ведь не придет он к нему, так как далеко не дурак. К сожалению. А вот гадости всякие делать начнет — потихоньку да без особой огласки.
— Па-анятно. Тогда такой вопрос — кто-то мне говорил, что пора бы уже самостоятельно планировать и проводить акции особого рода.
— Ну, было такое. И что?
— А на ком я буду тренироваться? Опять бумажки черкать, схемы, ответы да вопросы всякие? Так настоящий опыт да сноровку не получить.
Александр помолчал, потом с усмешкой констатировал:
— Не можешь ты забыть о Солодовникове. И какое обоснование-то подвел красивое, под свое горячее желание сделать ему гадость! Прямо душа радуется, глядя на такой прогресс.
— То есть — нет?
— То есть — да, но кого-то другого. Цель тебе все же надо не такую зубастую, рангом пониже, возможностями пожиже.
— Да какие там у этого хапуги возможности? Разве что в суд подаст.
— Не скажи. Гаврила Гаврилович… Господи, ну и имечко для купца! Так вот, он давно и прочно дружит со многими скопческими и хлыстовскими[8] общинами. И капитал свой заработал не без их участия, вернее, их денег. Попросит своих знакомых скопцов — те и постараются в случае чего, поквитаются с его обидчиками.
Григорий полупрезрительно протянул:
— Сектанты? Да что они могут, эти убогие?
— Ну, тебе или мне они ничего не сделают. И Сонину с Гертом, и прочим, кто на фабрике работает. А вот Лунева обидеть могут очень даже просто — подошлют пару-тройку новообращенных фанатиков, и лишится Вениамин Ильич самого дорогого для мужчины.
— Хе-хе…
— Я не шучу. Бывали, знаешь ли, прецеденты. Так что усиль-ка ты нашего главного юриста полноценным звеном охранителей.
В один миг растерявший все свое веселье, Долгин резко кивнул:
— Сделаем.
— Список подходящих для своей тренировки господ ты найдешь у Горенина, он же тебя и проконсультирует, в случае необходимости. В действиях — полная самостоятельность, но учти: попадешься — я очень сильно огорчусь. Все, иди с глаз моих долой и не возвращайся. По крайней мере пока не пообедаю.
— Всем отойти в сторону и надеть защитные очки!
