И в самом деле Европа — даже лес какой-то не такой, не говоря уж про дороги. Поля — тоже чистенькие, ухоженные. Дорога — как новенькая. Но никто такому не завидовал. Казаки — люди простые. Живем на Дону — как предки жили, Государю служим. В командировки вот ездим, платят хорошо, выслуга опять же день за два. На Дону — курени,[37] скот, земля. Казачий круг сам делами вершит, самоуправление, кто хочет — к сохе, кто хочет — к винтовке. Кто хочет от дел отойти — у того земля, паши — не хочу. Чего ж еще надо. А то, что дорога гравием не посыпана — так и бес с ней, с дорогой. Проехать можно — и добре. Если кто жизни учить придет — так ведь казаки и в Берлине и в Париже и в Багдаде побывали. Надо — еще где побываем, в Лондоне там или в Вашингтоне, если не понял кто.
Дорога петляла по лесу, то бросалась вниз, то вверх. В некоторых местах до деревьев — рукой подать, огонь откроют — ахнуть не успеешь.
— Внимание! — Петров что-то услышал, насторожился.
Защелкали предохранители, патроны в патронники все дослали, выезжая из части. Здесь — не шутки.
Что происходит — стало понятно парой десятков метров дальше по дороге. Они выскочили на верхнюю точку холма, дальше была ложбина — и в этой ложбине попыхивал солярным дымком такой же как у них Выстрел, а рядом притулился зеленый, полноприводный АМО. На Выстреле у пулемета дежурил казак. Стоявшие у машин казаки целились в них — тоже услышали, но как увидели Егерь — оружие опустили.
— Чебак… — сказал сотник сидящему за рулем старшему уряднику — на месте стой. Бдительность не терять, может это ряженые.
Это тут бдительность теряют, а как на Восток в командировку скатаешься — всех и вся будешь подозревать.
— Понял.
— Бдительность не терять — повторил строго сотник — если что — уходишь за скат, и оттуда начинаете работать.
— Есть.
Сотник вышел из машины — он сидел на правом переднем сидении, рядом с водителем. Поудобнее перехватил автомат, не торопясь, приглядываясь, пошел вперед.
— Здорово дневали, казаки… — поприветствовал он по-свойски казаков
— И вам здравия, господин сотник — раздалось нестройное…
— Старший кто?
Невысокий хорунжий шагнул вперед.
— Хорунжий Суздальский. Кубанское.
Понятно, соседи…
— Сотник Велехов. Донское. Сломались, что ли?
— Никак нет.
— А что?
— Да нычку нашли, господин сотник. Опять спирт,[38] тонны три и стволы. Вывозить надо.
— Не ваш же вроде сектор?
— Наш — не наш. Информация поступила — на реализацию сходили. Если бы через штаб как положено — тут этого спирта уже не было бы.
Ага, и еще спирт найденный государство за хорошие деньги принимает. Зачем соседям информацию отдавать?
— Оно так. Сходим?
Хорунжий зачем то взглянул на часы
— Зараз можно…
Сотник повернулся к машине, сделал знак рукой — «нормально»…
Идти было непросто — от дороги местность резко уходила вверх, так резко, что приходилось не идти, а карабкаться, цепляясь за кусты. Почва тоже была больше частью песчаная, нормальной опоры ногам не дающая. Так и карабкались, цепляясь руками…
Круча уступила место ровной местности — тут было что-то типа плато на холме.
— Господин сотник…
— Да?
— Видите?
Велехов проследил за пальцем хорунжего, примерно прикинул. Кора дерева повреждена, вроде как цепляли сюда что. Но не растяжку же…
— Растяжка?
— Никак нет. Тут лебедку крепили, вот кора и повредилась. Из проезжающих — кто будет так, как мы в гору карабкаться? И не наткнется никто, по крайней мере, случайно. А так — машину под горку подогнал, лебедку переносную зацепил за дерево — она тут в схроне была вместе со всем — и все. Надо — спускай спирт в машину, надо — поднимай из машины и ныкай. Такая лебедка до пятисот килограммов зараз тянет. Мы считай по этому повреждению на коре схрон и нашли.
— Ясно…
Схрон был всего шагах в двадцати от обрыва. Нечто входе крытой землянки с хорошо замаскированным входом. Можно что угодно хранить. Или даже кого угодно — если людей через границу переправляешь. Сейчас вход в землянку был разрыт, а рядом стояли три казака с автоматами и…
Га… да никак баба…
Баба стояла над ямой и писала что-то, видимо протокол, а казаки молча стояли рядом.
Не обращая внимания ни на казаков, ни на бабу, сотник подошел к расселенной на земле плащ-палатке, взглянул. Шесть стволов. Все — германские, фирмы Эрма, но под наш калибр 6,5 — не казацкий, а пехотный. Все — новенькие, в заводской смазке еще, на одном из автоматов — цейссовский оптический прицел. Недешевое оружие, видно, что новое совсем. И не гражданское, самое что ни на есть армейское, не уступающее тому, что есть у казаков.
— Что шесть стволов тут было? — спросил Велехов, обращаясь к казакам
— Так точно, господин сотник. Бывает и больше.
Сотник присвистнул
— Не мешайте мне!
Не обращая внимания на раздраженный женский голос, сотник встал на колени у входа в нору, начал ощупывать пальцами землю, пытаясь понять, насколько она утоптана и как долго пользовались схроном.
— Вы кто такой вообще!?
Сотник убедился, что схроном пользовались изрядно, вся земля утоптана на входе как асфальт. Потом неторопливо встал на ноги, отряхнул форменные шаровары.
— Сударыня, тот же самый вопрос я могу задать и вам. Кто вы такая и что вы тут делаете?
— Я Эмилия Кристич, майор таможенной службы Польши! — возмущенно, с вызовом проговорила женщина.
О как! Аж Польши…
— А я сотник Донского казачьего войска Петр Михеевич Велехов. В Виленском крае — название «Виленский край» сотник выделил голосом нарочно — нахожусь в служебной командировке от Донского казачьего войска.
Слова «Виленский край» вызвали ожидаемую реакцию — женщину всю передернуло, она пошла красными пятнами, но глянулась на стоящих рядом казаков, на с интересом наблюдающего за всем за этим хорунжего, и ничего говорить не стала.
— Как бы то ни было — вы мешаете составлять мне протокол изъятия контрабанды! Отойдите от ямы, вы все следы затопчете!
— Да тут уж как стало слонов пробежало. Ладно, ладно, не буду мешать…
Вместе с хорунжим пошли обратно, к машинам.
— И не совестно вам, казакам — бабе подчиняться?! — спросил сотник
— Так мы ей и не подчиняемся, господин сотник — ядовито ответил Суздальский — это прикомандированный таможенный офицер из вашего сектора.
Сотник чуть не выпустил из рук ветку, за которую держался — если бы выпустил, так бы и полетел кувырком на дорогу. С чувством выругался последними словами…
