— Спасибо, не надо вина, — сказал Михаэлис, забыв спросить мнение Джулии.
Утонув в подушках, он заметил:
— Нынче вы еще и знаменитый писатель. Каков тираж вашей книги? Я имею в виду «Декларацию о беззакониях, невежестве и бунтарстве Мишеля Нострадамуса».
Услышав название книги, Джулия сдавленно вскрикнула. Михаэлис решил, что она закашлялась, и не придал значения ее возгласу.
Видель тоже не обратил внимания. Он коротко рассмеялся, обнажив бледные десны.
— Шесть тысяч. Но книга скорее не моя, а ваша. Вы мне ее продиктовали слово за словом.
Михаэлис пожат плечами.
— Не скромничайте. Это вы разбираетесь в астрологии. Вы показали несведущему читателю, что Нострадамус в астрологии смыслит очень мало или вовсе ничего не смыслит. Я сам немало удивился, узнав, что все его астральные карты ошибочны.
— Так оно и есть, — энергично кивнул Видель. — Он рассчитывает эфемериды[17], принимая за основу положение Венеции, и при этом должен пользоваться опубликованным ниже руководством. Во Франции же небесная конфигурация совсем иная.
— Вот видите, как полезен ваш вклад, — с довольным видом прокомментировал Михаэлис. — бы ни за что не обнаружил этой неточности.
— Зато та часть книги, где разъясняется, что Нострадамус прибегает не к астрологии, а к магии, целиком принадлежит вам. Если книга разойдется, она рано или поздно попадет в руки французской инквизиции. А кардинал де Лорена колдунов не жалует.
— Да, но число процессов, которые он затевает, ничтожно. Папа ему уже за это пенял, — вздохнул Михаэлис и указал на Джулию. — Можете вы приютить у себя эту даму? Ненадолго, пока в Париже не поутихнут страсти.
Лихорадочный блеск, вспыхнувший в угасших глазах Виделя, как только они остановились на Джулии, ясно говорил о том, что он бы охотно приютил ее в своей постели, и надолго. Но он никогда не осмелился бы выдать свои мысли и перечить провинциалу иезуитов. Склонив голову, он сказал:
— С удовольствием, отец мой. Если мадам не стеснит скромная жизнь буржуа…
— Не стеснит, — отозвалась Джулия с мягкой улыбкой. — Мне приходилось жить и в худших условиях.
Она сказала бы больше, но Михаэлис остановил ее взглядом.
Поднявшись, он сказал:
— Уже поздно, мне пора. Господин Видель, вы — живое свидетельство пользы светских конгрегаций, которые мы организуем. Мы единственный орден, открытый для светского общества. Если наши замыслы увенчаются успехом, гугенотам некуда будет пускать корни.
— Будьте уверены, — ответил Видель.
Он в свою очередь поднялся и поклонился.
— Если вам нужны еще пасквили против еврея Нострадамуса…
— Пока нет. Наслаждайтесь плодами уже написанного.
Михаэлис направился к выходу, но Джулия его догнала:
— Падре, известите Габриэле, где я.
— Обязательно, друг мой. Симеони будет в курсе всех ваших неприятностей и вашего освобождения. И в дальнейшем он будет знать, как развиваются события.
— Благодарю вас. Вы необыкновенно добры.
Эта фраза чуть смутила Михаэлиса, и он поспешил удалиться. На улице ему попалась группа фанатиков, которая готовилась к процессии. Там были монахи и священники, но превалировал простой люд из самых бедных, вооруженный кольями и палками. Красноватый отблеск факелов вспыхивал на изображениях святых. Все мрачно поглядывали на тот берег Сены.
— Вы здесь когда-нибудь бывали? — удивленно спросил капитан Франсуа дю Плесси де Ришелье по прозвищу Монах, резко натянув поводья.
Измученный долгой верховой ездой, Мишель непонимающе на него взглянул.
— Почему вы спрашиваете?
— Читайте, что выбито на камне.
Капитан указал на мраморную доску на стене одной из патрицианских вилл на дороге, ведущей из Турина на северо-запад. Вокруг раскинулась цветущая равнина, на которой ветвилась на множество рукавов река, и то здесь, то там высились сельские домики. Утреннее солнце проглядывало сквозь легкий туман.
Мишель и Триполи подъехали поближе, чтобы можно было разобрать буквы на плите. Триполи прочел вслух:
1556. Nostre Damns a logé ici on il iia le Paradis I'Enfer le Purgatoire je ma pelle la Victoire qui mhonore aurala gloire qui me meprise oura la ruine hntiere.Ришелье покачал головой.
— Здесь столько ошибок, что, похоже, писал какой-то неграмотный крестьянин. Только крестьяне не высекают надписей на камнях. Но смысл разобрать можно: «Нострадамус обитал в этом месте, которое есть Рай, Чистилище и Ад. Мое имя Виктория. Кто меня прочтет, тому слава, кто мною пренебрежет, тому конец».
Он повернулся к Мишелю:
— Вы не были в этих местах два года назад?
Мишель опешил.
— Нет, — пробормотал он. — Я уже много лет не был в Италии.
— Надпись говорит об обратном.
Ришелье заметил выходящего из хижины возле виллы конюха с пучком сена в руках.
— Эй, приятель! Как называется это местечко?
Тот с испугу выронил сено, очень уж его поразил бравый вид всадника.
— Оно зовется Виттория, синьор.
Ришелье подмигнул спутникам.
— Вот и раскрыта часть тайны!
Он пристально поглядел на конюха.
— Что же, по-вашему, отсюда есть вход в Рай, Чистилище и Ад?
— Ну да, — ответил конюх, все более смущаясь, — так называются три имения, окружающие виллу.
И тут глаза его озарились улыбкой.
— Вы, наверное, прочли надпись на камне?
— Так оно и есть. Но ведь из надписи следует, что два года назад здесь был доктор Нострадамус?
Взгляд конюха на миг потускнел, потом снова зажегся.
— Да нет, какой доктор? Nostre Damus — это Наша Владычица, то есть Мадонна. Надпись была выбита в честь перемирия в Воселе. К несчастью, текст сочинял наш цирюльник, а он совсем неграмотный. Теперь все господа, что приезжают сюда погулять, смеются над этой надписью.
— А почему того, кто уважит это жилище, ждет слава, а кто им пренебрежет — тому конец?
Конюх развел руками.
— Я же вам сказал, мессер, что наш цирюльник — полный невежда. Он хотел обратиться к Деве Марии, а получилось, что написал про Витторию. Рано или поздно нам, наверное, придется сколоть эту надпись.
Довольный Ришелье рассмеялся и подъехал к спутникам.
— Слыхали? Не надпись, а сплошное недоразумение. А ведь наверняка в следующем веке кто-нибудь будет ломать голову над ее расшифровкой, докапываясь до глубокого смысла.
Мишель, который с самого начала пути был мрачен, вымученно улыбнулся.
— Вы правы. Так случается и с моими пророчествами.
Он зябко повел плечами.
— Поехали, до Вольпиано еще далеко.
Они пришпорили лошадей и пустили их в рысь. Мишель ощутил нестерпимую боль в ногах, но тоска по Жюмель заглушала все остальные чувства. Он весьма смутно представлял себе цель путешествия. Гробница триумвира могла быть могилой Октавиана Августа в Риме. В 1521 году, когда, предположительно от яда, умер Папа Лев X, обнаружили один из украшавших мавзолей обелисков и расшифровали надпись на нем, проведя атрибуцию. Но в снах Мишеля не фигурировали ни мавзолей, ни обелиски. Ему снилась комната в подземелье, посвященная манам, душам умерших, и освещенная лампадой.
Однако Ульпиан, то есть Вольпиано, было точным указанием. В окрестностях Рима могло существовать местечко с таким названием и не иметь ничего общего с гробницей Августа. Нет, наверное, все-таки это был пьемонтский Вольпиано, где сражался Симеони. И не только Симеони, но и Ришелье по прозвищу Монах, на редкость неприятный проводник, который им достался.
Зычный голос Ришелье вторгся в мысли Мишеля, словно угадав, о чем он подумал:
— Видите, все поле усеяно костями? Здесь кости животных, но полно и человеческих. Тут мы порубили порядочно испанцев, которые пытались удрать после поражения, а заодно и крестьян, бежавших с ними вместе, то ли со страху, то ли потому, что были с ними заодно.
И правда, чем дальше они отъезжали от Турина, тем больше им попадалось сожженных домов, брошенных полей и целых кладбищ павшей скотины. Не было недостатка и в скелетах, болтавшихся на веревках на ветвях деревьев. Некоторые из них держались на уцелевших остатках хрящей и не разваливались.
В мозгу Мишеля теснились ужасающие картины, и он старался их отогнать. Чтобы как-то отвлечься, он прошептал:
— Наверное, это было ужасно.
— Не всегда.
Монах с усмешкой указал на буковую рощицу в поле.
— Вот тут я насладился прелестями одной девчонки, которую отбил у испанцев. Правда, потом перерезал ей горло, в отместку за бедных женщин Сен-Кэнтена. Вам, должно быть, известно, что солдаты Карла Пятого отрубали им руки, чтобы забрать кольца.
