-- Вы, мой герцог, полагаете, что она серебряная? -- удивленно поднял брови полковой эскулап.
-- В определенном смысле, мой друг, возможно, она даже золотая.
Тем же вечером медик принес мне просимое.
-- Вы ошиблись, ваше высочество, эта пуля хотя и довольно странная, но все же свинцовая, -- заявил мне О'Коннор, протягивая сверток с пулей.
-- Не скажите, мэтр, не скажите, -- отвечал я ему, разглядывая явственные нарезы. -- Может статься, что этот кусочек свинца окажется ценнее равного по весу драгоценного камня.
-- Что вы говорите? -- разволновался медик. -- Вы думаете, что этот свинец пригоден для алхимических опытов? Боже, как мне такое не приходило в голову -- использовать для трансмутации пулю, убившую человека!
Я в некотором обалдении смотрел на впавшего в транс медикуса и только покачал головой. Впрочем, это для жителей двадцать первого века алхимия лженаука, а в окружающем меня веке семнадцатом это вполне официальная и перспективная область человеческих знаний. Хотя мне ли, наблюдавшему, как взрослые люди садятся по утрам перед телевизорами, чтобы получить зарядку от Чумака, судить их? Идут века, одна лженаука сменяет другую, и лишь глупость человеческая не знает ни времени, ни расстояний.
-- Друг мой, а велики ли ваши познания в сей области? -- спросил я О'Коннора.
-- Скажу без ложной скромности, ваше высочество, я превзошел все труды, когда-либо написанные на эту тему. К сожалению, рецепты, изложенные в них, написаны иносказательно, и мне до сих пор не удавалось приблизиться к разгадке. Но как знать, возможно, теперь...
-- Вы сведущи в ядах, мэтр? -- перебил я поток красноречия.
-- Мой герцог нуждается в яде? -- воскликнул Пьер.
-- Скорее мне нужен человек, разбирающийся в противоядиях. У меня, мэтр, довольно много врагов, и они на многое способны. До сих пор они пытались меня убить холодным или огнестрельным оружием, но кто знает, что им придет в голову завтра?
-- Да, я знаком с этой областью человеческих знаний, в определенном смысле именно знакомство с ней привело меня в эти богом забытые места.
-- Отлично, мэтр, когда вернемся в Новгород, мы поговорим на эту тему. Если ваша квалификация устроит меня, я приму вас на службу, -- как вам такое предложение?
-- О, ваше королевское высочество, это было бы честью для меня. Но вы сказали, вернемся в Новгород?
-- Именно так, поход окончен. Пока отпевали полковника, я успел побывать во всех частях нашего войска. У нас нет ни больших пушек, ни пороха для имеющихся. Припасы тают, а новых взять негде, ибо округа разорена. Вы не хуже меня знаете, что в лагере свирепствует дизентерия. Я бы увел вас в Эстляндию, там почти не осталось поляков, и мы бы заняли ее без труда, но сейчас оттепель, и лед на озере нехорош. Я вовсе не желаю повторить участь тевтонских рыцарей и искупаться в этих гиблых водах.
Сказать, что Делагарди был удивлен нашим возвращением в Новгород, было все равно что ничего не сказать. Генерал был крайне раздосадован как отступлением, так и гибелью полковника Горна. По возвращении у нас состоялся крайне неприятный разговор с глазу на глаз.
-- Ваше королевское высочество! -- без обиняков начал он говорить. -- Как старший воинский начальник в здешних землях, я хочу знать, что произошло между вами и покойным полковником Горном. Мне доложили, что перед его гибелью вы крупно повздорили.
-- Мой дорогой Якоб, -- отвечал я как можно миролюбивее, -- вас неверно проинформировали. Я действительно имел немало претензий к покойному, кои ему и высказал. Но ссорой я бы это не назвал, ибо упреки мои были вполне справедливы, что бедняга Эверт признал перед кончиной.
-- Вот как? -- саркастически воскликнул генерал. -- И в чем именно вы упрекнули Горна?
-- В измене шведской короне! -- спокойно и твердо ответил я.
Якоб от неожиданности поперхнулся и некоторое время не мог говорить. Наконец, немного справившись со своим горлом, он прохрипел:
-- Это очень серьезное обвинение, ваше высочество! Надеюсь, у вас есть основания для подобных обвинений?
-- Да сколько угодно! Посудите сами, Якоб, у Горна был приказ идти на соединение со мной в Эстляндию. Причем приказ не кого-то, а короля! Вместо этого он, не имея ни припасов, ни артиллерии, ввязывается в такое проблематичное дело, как осада Пскова, и с блеском проваливает его, а следом и сливает всю кампанию в южной Эстляндии. Да-да! Именно сливает! К черту, к дьяволу, ко всем датским и норвежским троллям! И если это не измена, то что такое измена? Подождите, это еще не все. Несмотря на все усилия славного полковника Горна, мне все же удается разгромить поляков в сражении. Помимо всего прочего, мне достается архив перновского каштеляна, в котором помимо всего прочего неотправленное письмо гетману. В нем латынью по белому написано, что оный каштелян не может заплатить своим бравым жолнежам, поскольку все деньги заплатил некоему шведскому другу, чтобы тот не привел войска в Дерпт. А кто у нас не привел войска в Дерпт? Так что, если хотите знать, этот чертов русский стрелок сэкономил шведской казне деньги на веревку!
-- Где этот документ? -- напряженно спросил Делагарди.
-- Я полагаю, в Стокгольме.
-- Что?!!
-- Что слышали, друг мой, я отправил его принцессе Катарине, так что замолчать этот скандал не удастся.
-- Проклятие!
-- Совершенно с вами согласен!
-- Послушайте, герцог!
-- Я весь внимание.
-- Я не знаю, что вы нашли в этих чертовых эстляндских лесах. Но точно знаю, что бедняга Эверт не был виноват! Он исполнял мой приказ!
-- O-ля-ля! Неожиданно! А кроме вас об этом кто-нибудь знает? Если нет, то я рекомендую об этом помалкивать, ибо тогда шведским другом поляков станете вы, мой друг, а это было бы крайне печально.
-- Черт бы вас побрал с вашей заботой, ваше высочество! Я тоже выполнял приказ!
-- О как! Все страньше и страньше, как говорила одна английская девочка. Вы ее не знаете, Якоб, не заморачивайтесь. Я так понимаю, приказ отдан не королем?
-- Не скажу!
-- Правильно, если бы приказ был королевским, вы бы сказали... Оксеншерна? Ну, конечно же, старина Аксель! Кто еще мог вам приказать такое! Значит, дело еще хуже, ибо он этим шведским другом не будет совершенно точно. Остаетесь либо вы, либо бедняга Эверт!
-- Его величество не поверит в мою виновность! -- горячо заявил Делагарди.
-- Не поверит, -- согласился я, -- но и не забудет! И случись с вами какая-нибудь оплошность вроде той, что приключилась под Клушином, припомнит.
-- У Горна осталась влиятельная родня.
-- Нашли о чем беспокоиться, -- хмыкнул я в ответ. -- Его величество с подозрением относится ко всей аристократии. Одним поводом для подозрений будет больше.
-- Ваше королевское высочество, а вы не хотите вернуться в Стокгольм? -- напряженно спросил меня генерал.
-- Хочу, -- ответил я ему. -- Очень хочу, я чертовски устал. За эту зиму мне удалось сделать очень много для возможного воцарения Карла Филиппа, и мне больно видеть, как все эти усилия пойдут прахом из-за... вы знаете из-за кого. К дьяволу! Не хочу!
-- Когда вы отправитесь?
-- Ну, не сейчас. Мне нужно собраться, вывести свой полк, если Эстляндия никому в Швеции не нужна. Кроме того, сейчас будут шторма...
-- Постойте, герцог, ваш полк находится на службе его величества, и это очень хорошо, что он так боеспособен. И Эстляндия Швеции тоже пригодится. Раз уж не получилось со Псковом, займемся Перновом. Мы со всем отлично справимся, а вы поезжайте в Швецию. Получите заслуженную награду. Конечно-конечно, вам нужно собраться, запастись подарками для родни. Я все понимаю и нисколько не ограничиваю вас.
-- Только отстраняете от командования?
-- Ну, зачем вы так, просто освобождаю вас от лишних хлопот.
Голос Делагарди сочился патокой, так что его можно было мазать на хлеб.
-- А черт с вами! И правда займусь своими делами. Считайте, что вы меня уговорили.
-- Вот и славно!
Остаток зимы пролетел в хлопотах. Как-то само собой получилось, что за время жизни в Новгороде я оброс кучей имущества. Терем со службами, амбары, полные припасов, холопы из пленных. Всем этим немалым хозяйством железной рукой правила Настя. И что было со всем этим делать, непонятно. Ну, недвижимое имущество, положим, можно было продать, хотя и жалко. Реальную цену все одно никто не даст, а с другой стороны, зачем продавать? Война все равно когда-то кончится, начнется торговля. Чем мой терем не место для фактории? И Настя при деле будет, не тащить же ее с собой в Стокгольм. Катарина Карловна могут не понять, точнее, абсолютно точно не поймет.
