— Имени не знаю, год тоже, что-то связано с архивами КГБ. Вы, случайно, не в курсе, их не перевозят с одного места на другое?
Генерал покосился на меня, отбил какой-то незамысловатый ритм по столику (мы в пельменной сидели) и наконец соизволил ответить.
— Первое главное управление пять лет назад начало перевозить архивы с Лубянки в Ясенево.
— Пять лет назад, — вздохнул я, — тогда информация устарела.
— Не думаю. Архивы все ещё переправляют. Но имени ты в своих озарениях не видишь?
— Человек руководил передачей архивов… Кажется, — после небольшой паузы добавил я.
— Схожу на приём к Крючкову. Дело серьёзное. Лучше ошибиться, чем недосмотреть. Подумай, может, какие-нибудь ассоциации, детали?
— Точно не уверен. Возможно, это не к архивному работнику относится, а к Полякову.
— Давай, давай, — подбодрил меня Владимир Петрович.
— Документы, тетради хранились в молочном бидоне на даче. Вернее, закопаны там. Нет, раз дача — это точно про Полякова.
— Допустим, дача у многих имеется. У того же Тригона, так что это не показатель.
— Или бидон с документами у Тригона хранится? — совсем запутался я в своих воспоминаниях. — Но выносил листки с записями в носках точно руководитель архива.
— Вот видишь, уже деталей добавилось.
На этом, собственно, всё и завершилось. Больше ничего я из себя не выжал. Владимир Петрович не сильно расстроился, уверяя, что для первичной проверки этого хватит.
Снова потянулись серые трудовые будни. Даже в выходные дни у меня не осталось развлечений. Илья с семьёй, Мишка с Катериной. Они согласовали дату свадьбы на середину марта. А у меня ни девушки, ни работы интересной. Живописью заняться, что ли? О! Никулин обещал поговорить с Мироновым о портрете. Нужно напомнить о себе и напроситься. Не знаю, насколько Миронов тщеславен, но денег за портрет я брать не планировал. И вообще хотел написать оригинальный портрет.
Договориться о портрете с Мироновым не получилось. Он пообещал, что освободится ближе к лету. Пока не до того — шла озвучка фильма «12 стульев». Я так понял, что мне дипломатично отказали по той причине, что мы не были знакомы. Разговор по телефону, где я ссылался на Юрия Владимировича, впечатления на Миронова не произвёл.
Скуки ради замутил нечто на космическую тему. Потом потащился писать заснеженный пейзаж в Сокольники. Этюд получился так себе. Морозы ослабли, но краски всё равно подмерзали. А я под это дело простыл и провалялся на больничном неделю дома. С тоской переключал каналы телевизора, сожалея, что нет видеомагнитофона и нельзя всю эту «сельскую жизнь» убрать с экрана.
Илья прибежал меня проведать. Варенье приволок, продуктовый набор, поругал меня за беспечность, спасибо, пообещал, что бабушке ничего не скажет. В воскресенье вечером позвонил Владимир Петрович. Его интересовало, когда я появлюсь на работе, пообещав сюрприз. Мне сразу захотелось на неё прийти, заверил, что в понедельник буду как штык. Похоже, появились некие подвижки по тем вопросам, что я набросал.
Генерал сиял как медный самовар. Встретил меня с отеческой любовью, долго тряс руку в приветствии, прежде чем сообщил, что на нас тут обрушились всевозможные блага, награды и премии.
— Взяли Митрохина Василия Никитича, он руководил передачей архивов госбезопасности. И как красиво взяли… — причмокнул губами генерал и тут же изобразил суровую мину. — Благодаря разработкам агентов нашего отдела и твоей аналитике.
Насчёт агентов Владимир Петрович явно гнал пургу. Но какие-то документы руководству Первого управления он подал. И надо же, поймали на горяченьком агента! Учитывая, какое размытое описание я дал, самому удивительно.
Видя, как меня распирает от любопытства, генерал немного подумал, сейфик открыл и папочку с документами мне дал.
— Читаешь здесь и быстро, — скомандовал он.
Особо читать там было нечего. Главное, что бидон с тетрадями в деле фигурировал и действительно хранился на даче. Документов или фотокопий Митрохин из управления не выносил. Оказывается, он просто читал, запоминал, конспектировал. Позже, уже дома, переписывал в тетрадь то, что запомнил, в развёрнутом виде. Некоторые его записи касались операций внешней разведки КГБ аж 30-х годов. Безусловно они немного потеряли актуальность, но обнародование некоторых фактов не пошло бы на пользу имиджу страны.
— Тебя представляют на капитана, — отобрал недочитанные документы Владимир Петрович и убрал снова в сейф.
Оперативники потратили всего несколько дней на наблюдение. Затем был обыск Митрохина на проходной и дальше он уже сам «запел». Представляю, как были ошеломлены те, кто его допрашивал. Пять лет человек конспектировал особо секретные документы и никто не заметил. И если нам перепали «пряники», то в Первом управлении многим достались «кнуты».
Зато под это дело разработка Тригона возобновилась в полной мере. Наружка, следящая за работником МИДа, приволокла свой отчёт и столько фотографий, что в коробку не вмещались. Больше всего меня порадовало то, что сопровождал своеобразного курьера от 7-го управления Алексей. Обнялись, похлопали друг друга и окунулись в дела.
— Здесь маршруты вашего объекта, — пояснял Алексей. — Ничего примечательного, но наружников заинтересовало, что объект двигался на машине по Краснопресненской набережной и делал странные остановки в таких местах, которые не имели достопримечательностей. Посмотрите, вдруг что-то найдёте по ним.
Поскольку Тригон был в разработке в связи с ЦРУ, то сравнивать маршрут нужно было с американцами. Коробка с надписью «Краснопресненская набережная» у нас имелась ещё с тех времён, когда в Москве проходили переговоры по ОСВ-2. Мало того, по этому маршруту прогулялось сразу три американца. Уже одно это могло привлечь внимание.
Далее даже накладывать карты не потребовалось. Всё видно невооружённым глазом. Правда, писанины было много. Я шесть листов напечатал, чтобы потом красиво преподнести начальству.
— Конкретно моменты передачи или закладки не зафиксированы, — читал Владимир Петрович.
— Совпадение маршрутов не может быть случайностью, — дополнил я.
— Подключаем все ресурсы управления. Будем арестовывать по подозрению в шпионаже.
Как нарочно, Тригон перестал вести себя подозрительно и ходить по маршрутам, отмеченным американцами. Не то удивительное чутьё у человека, не то так совпало. Александр Дмитриевич разъезжал по Москве с новой невестой. Читая отчёты, я скрипел зубами от злости и ничего изменить не мог.
Тригон умудрился познакомиться с дочерью секретаря ЦК КПСС Русакова, помощника Генерального секретаря. По Русакову была дана очень краткая и секретная справка о том, что он ценит профессионализм, умеет держать язык за зубами, у Брежнева на хорошем счету. По дочери, кроме фото и описания внешних данных, информации было ещё меньше.
Как дальше шла оперативная разработка Тригона, прошло мимо нас. Аналитический отдел на этом этапе не задействовали. Тут как раз и свадьба Мишкина подоспела. Снова мне была отведена роль свидетеля. Самое смешное, что я до этого ни разу не встретился с невестой друга. Как-то всё у нас не совпадало, а специально напрашиваться я не хотел.
Тётя Роза особо довольной не выглядела, и я не сразу понял, отчего так.
— Твоё влияние, — проворчала она. — Миша таки решил стать Ивановым, взять фамилию жены. Это чтобы на защите диссертации лишних вопросов не задавали.
— Весьма разумное решение, — поддержал я Мишку и, взяв пакет с ленточками, поспешил на улицу украшать свою «Волгу» свадебной атрибутикой. Илья с Людмилой на свадьбу тоже были приглашены. По своим каналам Илья раздобыл «Чайку» с водителем, чем вызвал бурю восторга у Мишки.
Насколько я понял, семья Катерины из «простых». Родители живут в Томилино, работают за заводе. В Томилино на «Чайке» в сопровождении трёх «Волг» мы и направлялись выкупать невесту. Предполагаю, что это событие соседям запомнится надолго. Пусть Мишка сам по себе не особо богатый жених (пока), зато имеет друзей, умеющих пускать пыль в глаза.
