покряхтел, поднатужился. Бесполезно, судя по издаваемым им звукам. Явно не справился с заевшим запором и потому громко заругался:
— Да где этот дурень? Копыто⁈ Копыто!! Лех, куда вдруг запропал? Ему, паршивцу этакому, там в конюшне кобыла ухи не истоптала? Если сейчас же не явишься, я тебя самолично прибью! А-а, явился наконец! Кому было сказано кажный раз с запорами помогать! И дёгтем брус почему не смазал? Сейчас смажешь? И чего тогда столбом застыл? Пошевеливайся! Во-от. И сюда ещё, сюда. Да не жалей, не жалей, мажь погуще! Это же дёготь! Березняк! Чем гуще намажешь, тем толку будет больше. А тонким слоем сопли свои будешь по рукаву размазывать!
Ядрёный запах дёгтя в нос ударил, заставил сморщиться и чихнуть. Что-то неразборчивое забурчал конюх с той стороны ворот. Явно в адрес Прохора. Потому как тот тут же взвился:
— Поговори мне ещё! Намазал? Берись тогда за тот конец, чего встал? Запачкаешься? А зачем весь брус вымазал? Я тебе куда мазать показывал? И не заставляй боярина ждать, берись, кому говорю!
Дружинники у меня за спиной, слыша всё это, расслабились, и посмеиваться принялись. Шуточки осторожные вполголоса раздались. Но как-то всё через силу. Ещё не до конца спало с них давешнее напряжение. И поглядывали на меня настороженно, словно спросить что-то хотели, да опасались. Словно неудобство испытывали.
Хорошо что Тор, глядя на них, своевременно вопросец задал, выразил общее недоумение:
— Боярин, а чего это мы стороной эту нечисть обошли? Почему не срубили тех литвинов?
Обернулся, а на меня все три мои десятка смотрят. И у всех на лице точно такой же вопрос нарисован огромными буквами. И ждут ответа, аж дышать не могут. Замерли даже.
— Нельзя было их рубить, — постарался объяснить попроще. — Там, в переулке отряд стражников видели?
— Видели, — откликнулся Тор. За ним и другие утвердительными голосами прогудели что-то неразборчивое.
— Провокация это была! Потому в сторону мы и ушли.
— Прово… Что? — удивился десятник.
— Порубили бы мы крестоносцев, а на нас местная стража накинулась бы! — пояснил сразу для всех.
— За что? — возмутился кто-то в всколыхнувшейся от возмущения толпе. Голос знакомый, а вспомнить, кому он принадлежит, сразу не получилось. Голова сейчас другим занята. Тоже со всех сторон это событие обдумываю. Да и не только это. Каким это образом на подворье о нашем, а, точнее, о моём приезде успели прознать? Мы же после высадки на пристань нигде не задерживались, как тогда нас опередить с вестью успели? И почему тогда ворота на запоре? Наоборот, их открыть должны были, если и впрямь меня так ждали!
— Сам посуди, шлялись бы литвины по улицам, если бы врагами городу были? — вместо меня рассудил Славен, старший второго десятка.
И на меня глянул, правильно ли ответил. И не рассердило ли меня то, что он поперёд боярина со своим мнением вылез?
— Верно, — кивнул ему утвердительно, тем самым успокаивая Славена. — Так же думаю. Что-то не то в городе происходит. Но гадать не будем, ворота сейчас откроют, у дворовых всё и узнаем…
А сам по сторонам оглядываться не забываю. А то ведь расслабились мы что-то непозволительно. Хоть бери нас здесь голыми руками сейчас. И Тор, видя мою такую обеспокоенность, тоже головой закрутил, шикнул на раздухарившихся дружинников, тут же охранение вверх по улочке выслал. И ещё двух бойцов к реке отправил, на набережную.
Наконец-то тяжёлые створки распахнулись и я шагнул вперёд, продираясь всем телом через густой и вязкий запах, заполонивший небольшой двор. Ничего, сейчас сквозняком всё вытянет на улицу.
Управляющий мой на пару с конюхом тяжеленный брус так в руках и держат. И у обоих не только руки по локоть в дёгте вымазаны, но и рубахи на животах. Прохор при виде меня совсем растерялся, запорный дубовый брус из рук выронил, хорошо ещё, что не на ногу себе.
Брус в землю торцом ткнулся, конюха обратным концом чуть было с ног не сбило! Хорошо так мотнуло! И приложило по брюху при этом очень больно, похоже. Брус из рук вырвался, оземь грохнулся. А Копыто скрючился, в поясе переломился, да ещё и слезу пустил. Неужели зашибло?
— Это он от радости, — выступил вперёд управляющий, задвигая скрючившегося от боли конюха себе за спину.
— От радости, говоришь? Травницу пригласи к нему. На всякий случай. А если помрёт ненароком, то с тебя за него спрошу по полной!
А сам в это время двор оглядел. На первый взгляд всё в образцовом порядке содержится, запустения не видно.
— Приглашу, боярин, как есть приглашу! Как раз вчера на торге Алёну встретил, вот за ней мальца своего меньшего и пошлю.
Оглянулся. Десятники вслед за мной насторожились, глазами так по сторонам и зыркают. Кивнул обоим:
— Заводите людей. Охранение только там, — указал сначала на верхний конец проулка, потом на нижний у реки, — и там оставьте.
— Сделаем, боярин, — тут же принялись распоряжаться старшины.
Пока я на дружину отвлёкся, Прохор конюху тумака отвесил исподтишка. Так, чтобы я, по возможности, этого не заметил. Вот только от удара у конюха из рук плошка с дёгтем вылетела и прямо нам под ноги упала. Хорошо хоть не обрызгала, да и то лишь потому что масса внутри слишком густой и тягучей оказалась. Но, внимание привлекла. Оглянулся на обоих — один в поклоне так и стоит, на голове волосы от оплеухи колом стоят. Ведь ладони у Прохора тоже в дёгте! Второй успел выпрямиться и сейчас с умилением на меня глядит.
Постоял возле ворот, подождал пока все мои воины не пройдут, а двое последних створки не прикроют, да тот самый дубовый брус в железные скобы не вложат. Ещё и пошатали створки, проверили, как они закрылись и только потом отошли к общему строю. Ничтоже сумняшеся руки о рубаху конюха вытерли. По́ходя, словно так и нужно было. Один с одного боку, другой с другого. Рубаха длинная, почти что до колен свисает, из-под пояса вся выбилась. Я опешил, остальные же восприняли такое действо нормально. Ну и я промолчал.
Оглянулся, а мои три десятка в три же ровные шеренги успели выстроиться, старшины вперёд вышли, распоряжений ждут. И Прохор за спиной у меня так и стоит, тоже распоряжений ждёт.
— Дозорных в самую верхнюю… — я замялся. А как тут эту комнатку под коньком крыши называют?
—
