— И на что эта учёба нужна?
Эркин удивлённо посмотрел на неё. В Загорье необходимость учиться никем не оспаривалась, разве только Ряха язвил, но кто же алкаша и шакала слушает, а здесь… и в поезде, и вот сейчас… странно.
— Как это на что? — ответил он вопросом. — Что же, так и жить неграмотным?
— Ну, грамота, это ладно, — вынужденно согласилась Гуля. — А остальное…
— И остальное, — убеждённо ответил Эркин.
— А вот зачем? — настаивала девочка.
— Гуля, — строго сказала Валерия Леонтьевна. — Перестань.
— Ну, мам, мне интересно.
— Вот, — сразу обрадованно подхватил Эркин. — Правильно. Мне интересно.
Гуля вздохнула: с этим, конечно, не поспоришь, интерес — он у каждого свой, и за свой интерес… это уж да.
Валерия Леонтьевна улыбнулась. Нежданный гость всё больше нравился ей. И речь чистая, и одет… неброско, но не просто прилично или хорошо, а красиво. И ест тоже… красиво. Но… надо позвонить Кроту, всё-таки человек из такой дали приехал не для чаепития с ней и Гулей.
— Сейчас позвоню, узнаю, может, он и пришёл.
Она встала из-за стола и подошла к столику у стены с телефоном. Быстро, привычно загораживая собой аппарат, набрала номер. Но телефон Бурлакова молчал. Странно, пора бы ему прийти.
— Мам, а ты Машеньке-Синичке позвони, — сказала Гуля и пояснила гостю. — Игорь Александрович у неё под выходные ночует.
Валерия Леонтьевна покраснела.
— Гуля, — укоризненно сказала она и набрала новый номер.
Эркин не ожидал, что его предположения о, как это называл Фредди, «милашках», так подтвердятся и невольно смутился, отвёл глаза, напряжённо вслушиваясь.
Здесь трубку взяли после третьего гудка.
— Синичка? Это я… — говорила Валерия Леонтьевна. — Нет, всё в порядке. Крот у тебя? Позови… Крот? Тут такое дело, приём сможешь продлить? Человек издалека приехал, а Церберуня его не пустила, ждал тебя под дверью, сейчас у меня чай пьёт. Да… из Ижорского Пояса… Мороз… Нет, не ошиблась… Минутку, — и вдруг, обернувшись, протянула трубку Эркину. — Вот, он с вами хочет поговорить.
Эркин быстро подошёл и осторожно взял трубку.
— Здравствуйте.
— Серёжа?! — спросил его похожий на Андрея, но чуть другой и всё же знакомый голос.
— Нет, это я.
Он не успел назвать себя, его уже узнали.
— Эркин? Здравствуй. Что случилось? С Алечкой?
— Нет, всё в порядке. Мне… мне поговорить с вами надо. Вы извините…
— Так, — перебили его. — Через десять, нет, пять минут, спускайся, понял?
— Да, спасибо, но…
Но в трубке уже повторялись частые гудки.
Увидев его растерянное лицо, Валерия Леонтьевна подошла и взяла у него трубку, послушала и положила на телефон.
— Что вам сказали?
— Чтобы через пять минут я спускался, — Эркин недоумевающе повёл плечами. — Разве он успеет так быстро?
Гуля фыркнула.
— Да она над нами живёт, на седьмом этаже.
— Кто? Синичка? — уточнил Эркин.
— Ну да, Марья Петровна, — Гуля снова фыркнула, но под строгим взглядом матери удержалась от дальнейших комментариев.
Эркин кивнул ей, благодаря улыбкой за объяснение, и стал вслух благодарить и прощаться.
— Вы заходите ещё, — пригласила его Гуля.
— Спасибо, — улыбнулся ей Эркин. — И вы, как будете у нас в Загорье, заходите обязательно. Адрес…
— А вы скажите, я запомню, — отчаянно кокетничала Гуля.
— Цветочная улица, дом тридцать один, квартира семьдесят семь.
— Спасибо, обязательно, — сказала Валерия Леонтьевна, взглядом останавливая гГулю.
И, когда за гостем закрылась дверь, укоризненно сказала дочери.
— Ну, всё хорошо, а под конец сорвалась.
— Да ладно, мам, — вздохнула гуля. — Он красивый, правда?
— Правда, — кивнула Валерия Леонтьевна. — Но так навязываться нельзя. И незачем было всё про Си… Марью Петровну выкладывать. И кличку назвала, и где живёт. Нехорошо.
— Ну, мам, война же уже кончилась.
— Всё равно.
Гуля вздохнула и замолчала: на эту тему — кому что можно и нельзя говорить — спорить не только нельзя, но и опасно. Она помнит, что за лишнюю болтовню бывает.
Красная кнопка на двери лифта светилась, и потому Эркин пошёл вниз по лестнице. И одновременно он подошёл к нужной двери и открылась дверь лифта, и на площадку вышел Бурлаков в явно накинутом впопыхах нараспашку пальто, неся в одной руке шляпу, а в другой портфель.
— Ну, здравствуй, — выдохнул он, ставя портфель на пол и порывисто обнимая Эркина.
— Здравствуйте, — немного ошарашенно сказал Эркин и всё же отвечая на объятие из вежливости.
— Молодец, что приехал, — Бурлаков отпустил его и достал ключи. — Извини, что так получилось. Как Алечка, Женя?
— Всё в порядке, спасибо, — отвечал Эркин, глядя, как Бурлаков открывает дверь.
Всё получалось не так, и то, что он сорвал Бурлакова, ведь понятно, что человеку нужно отдохнуть, и что эта… Машенька-Синичка не на раз и не на два, а наверняка это серьёзно. Может, и впрямь не стоило дёргаться, подождал бы святок.
— Заходи, — распахнул дверь Бурлаков. — Раздевайся.
— Вы извините, — начал прямо в прихожей Эркин, — я понимаю, вам надо отдохнуть, я тогда скажу вам и пойду.
— Сейчас чайник поставлю, — Бурлаков быстро разделся, повесил пальто и шляпу, переобулся. — И разувайся, вон тапочки, пусть ноги отдыхают, поужинаем и уж тогда обо всём поговорим.
Эркин послушно снял и повесил полушубок и ушанку, снял бурки и вял из тумбочки тапочки. Одну и двух новеньких, явно совсем недавно купленных пар. Невольно ворохнулась мысль, что это специально для них: Андрею и ему. И стало совсем нехорошо на душе.
На кухне Бурлаков поставил на огонь чайник и открыл холодильник. Что у него есть? Котлеты и… ага, вот это, овощные консервы из стратегических запасов, вот и опробуем, спасибо Синичке, натаскала ему всякого-разного, что и быстро, и достаточно сытно. Да, всё правильно, запас должен быть всегда под рукой. Вскроем банку и вывалим содержимое к котлетам, и масла плеснём. Сковородку на огонь, овощи разровнять…
Эркин несмело вошёл в кухню и огляделся с живым интересом.
— Садись, — улыбнулся ему Бурлаков. — Сейчас ужинать будем.
— Я сыт, — ответно улыбнулся Эркин и уточнил: — Меня чаем напоили. С бутербродами.
— Ну, какая это еда, — отмахнулся Бурлаков. — Так, перекус небольшой. А сейчас поедим.
— Да, спасибо. Но я помешал вам, я понимаю…
— Ничему ты не помешал, — максимально убедительно сказал Бурлаков.
Похоже, Львёнок слишком много рассказала о Синичке. Хотя… нет, наверняка не Львёнок, а её гулька, но что с девчонки взять. А объяснить придётся.
Эркин сел к столу и снова огляделся. Кухня похожа на Андрееву, ну… ну да, понятно, у них же одна кровь.
— Я понимаю, — сказал он вслух, невольно переходя на английский, потому что говорить об этом по-русски не мог. — Кровь выше записи.
— Что-что? — обернулся к нему на мгновение Бурлаков. — Ты о чём?
— У вас с Андреем кровь, а я ему записанный. Кров=ь важнее, я понимаю.
Так, это совсем интересно. Действительно, не соскучишься. Но всё равно, пусть сначала поест. А там и с этой ахинеей о крови и записи разберёмся.
Молчание Бурлакова убедило Эркина в его правоте, и он продолжил. А что профессор стоит спиной к нему, так даже удобнее: сказать такое в глаза он бы не рискнул, не посмел.
— Андрей просто ещё не понял этого. Он тогда один был и не помнил ничего, ну, кто он, откуда, знал только, что русский и что лагерник, и ему любой1 — враг. Опознают и всё, пуля на месте. Или забьют, затопчут. Вот он и придумал. Чтобы не быть одному, чтоб спину прикрыть. Ну и я так же, поэтому. А вы… я же понимаю, что вы ради Андрея согласились, чтобы его не потерять, а так-то… Я — индеец, раб, да ещё и спальник, погань рабская, вы и терпите меня ради Андрея. Только… это обидно для вас, расу сейчас, правда, не теряют, но всё равно. Андрей всё равно ваш, у вас кровь одна. А вот отцовство, что он придумал… это… это обидно. А я не хочу вас обижать, я знаю, каково это, когда вот так, в насмешку дают тебе, что это сын твой, меня так давали, старику негру, так ему деваться некуда было, ну, куда рабу из хозяйской воли, только в овраг, так туда всё равно сволокут, как умрёшь, а вы же свободный человек. Вам этого нельзя. Не надо так. Нельзя.
Бурлаков перевернул котлеты, перемешал овощи, чтобы равномерно прогревались и обжаривались, достал и поставил на стол тарелки. Да, хлеб ещё. На сковородке затрещало, и он попросил:
— Нарежь хлеба.
Эркин удивлённо посмотрел на него. Он что, ничего не слышал? Но Бурлаков уже снова колдовал у плиты, и Эркин встал выполнить просьбу. Нож… ага, вот он, и тарелка, чтобы ломти разложить. А нож не ах, лучше уж своим. Он достал и раскрыл свой нож. Ломти надо поаккуратнее, всё-таки…
