Наверх я выскочил вовремя. Один из «духов» уже был на краю скалы, подтягивал на веревке остальных.
Очередь в упор смахнула его вниз. Снизу ударило полтора десятка стволов. Своих прикрывают? Значит, они уже совсем рядом, сейчас гранатами работать начнут. Что делать? Влево, там выступ нависает над обрывом, снизу меня не увидят, только со скалы. Но, вися на веревке, не очень-то постреляешь… Точно, у самого края площадки уже копошилось несколько человек, доставали гранаты. Поздно, ребятки, поздно! В самый последний момент один из них поднял голову и застыл. Наверное, это очень страшное зрелище, когда тебе в лицо, с расстояния в несколько метров, смотрит пулеметный ствол. Возможно, он и увидел перед собой всю прожитую жизнь, не знаю. Во всяком случае, поведать об этом уже не успел. Продольным огнем я подмел скалу, как брандспойтом пыльный асфальт. Сбитые пулями, моджахеды повисли на веревках, кое-кто сорвался вниз. В воздухе уже свистели мины, когда я бегом понесся вниз. Вот уже и поворот… Поздно! Очередь выбила крошку около моего лица. Все! Они заняли тропу… Оттянувшись наверх, в тупик, я снова перезарядил пулемет. Чуть больше полусотни патронов, пистолет, два магазина и одна граната. Финиш. Внизу затопали ногами, идут?
Идут. Ну, здорово, гости дорогие! Пободаемся…
Ви-и-у! Бабах! Бабах! Разрывы часто-часто загрохотали на тропе. Что это, «духи» промазали? Непохоже, с чего бы это они окривели? А ведь можно теперь попытаться проскочить! Была не была! Вскинув пулемет, я рванул вниз по тропе. Мины легли кучно, и вся тропа теперь напоминала филиал морга. Блокпост! Проснулись наконец! Заворачивая за угол, я увидел разрывы мин около вершины — «духи» открыли ответный огонь. Пользуясь возникшим бардаком, проскочил еще метров полтораста, пока «духи» опомнились и за мною следом рвануло человек пятнадцать. Наплевав на все планы, я рвал прямиком на блокпост.
Если они открыли огонь, этим надо было воспользоваться! Еще метров двести мы пробежали молча. «Духи» не стреляли, я — тоже. Еще двести, черт, в гору бежать трудно, понятно, почему наши правее пошли. Да и склон тут открытый, только отдельные ямки и есть. Вот уже видны брустверы на окопах, еще бы чуть…
В-в-жих! Над головой свистнули пули, видать, моджахедам надоели побегушки. Скатившись в яму, я выставил пулеметный ствол им навстречу. Очередь, вторая — залегли! Не нравится… Еще очередь… Затвор лязгнул впустую. Все, патронов больше нет. Ну что, теперь очередь за пистолетом?
Ду-ду-ду-дут! Над позицией «духов» взвилась пыль, полетели осколки камней. Крупнокалиберный! Блокпост! Под аккомпанемент пулеметных очередей я ввалился в окоп. Руки тряслись, и ноги гудели, встать никак не получалось. На блокпосту творилось что-то несусветное. Часть каменных заборов была снесена разрывами, но минометы продолжали свою работу, посылая к тропе свои смертоносные подарки. Мимо меня пробежали двое солдат, тащивших на носилках раненого. Чуть переведя дух, я встал и побрел по окопу в сторону «Утеса». Его гулкий грохот звучал почти постоянно. По пути я подобрал чей-то автомат, проверил магазин — полон.
Вот и окоп. К пулемету прильнул солдат в бронежилете, надетом прямо на тельняшку. Почуяв движение позади, он повернул голову. Михайловский! Лицо его было покрыто разводами копоти, но я его сразу узнал.
— Живой, лейтенант?
— Как видишь…
— Держись, снизу броня идет! Всего-то ничего и осталось! Сейчас их умоют!
Над нашей головой, грохоча винтами, прошли «крокодилы».
Солдат в тельняшке плескал из ведра на руки Михайловскому. Тот фыркал, брызги летели во все стороны.
— Хорошо! Давай, лейтенант, сполоснись!
— Да я уж после, сейчас твои ребята Вовку принесут, мы уж вместе.
Он подхватил с бруствера тельняшку, вытер лицо.
— Ну, как знаешь. Я тогда потопал, надо донесение отписать.
— А лейтенант зачем сидит? Пускай он и пишет.
— Убило его. В самом начале боя.
— Как это? Он же из землянки и не вылазил, а чтоб ее пробить, так надо в упор садить. И то, боюсь, не сразу получится.
— Миной накрыло.
Он повернулся и зашагал по окопу. Проводив его взглядом, я подошел к землянке. Да, взрыв, действительно произошел внутри, вон как раскидало балки. Судя по всему, мина была немаленького калибра. Или она была не одна? Покачав головой, я повернулся, чтобы уходить, но тут мой взгляд зафиксировал что-то постороннее. Что именно? И где? Слева, что это…
Михайловский сидел за столом. Курил. Морщился и что-то подсчитывал на листе бумаги. Покосился на меня и ничего не сказал. Я присел рядом и положил ему на стол чеку от гранаты.
— Что это? — спросил сержант.
— В землянке два взрыва было.
— Да хоть десять, мало ли что тут в воздухе летало?
— «Духи» настолько близко не подходили. Не могли они гранату бросить.
— И?
— Кто приказал открыть огонь?
Михайловский помолчал. Отложил ручку.
— Я приказал.
— А Королев? Я же видел, «духи» начали стрелять после вас. Как же это его так?
— Будешь докладывать?
— Нет, — я покачал головой. — Что я могу доложить? Меня тут не было, я только в разгаре боя и подполз. Ты тут старший по званию, тебе и отписываться.
— А?
Я поднялся и, взяв со стола чеку, выбросил ее в окоп.
— Солдаты ведь все равно скажут то же, что и ты?
— Он приказал не стрелять… Их, — сказал он, — все равно уже не спасти, а нам всем скоро в Союз.
— Действительно так?
— Кому через месяц, кому через полгода… Мне через месяц.
— Ладно. — Я поднялся. — Пойду Вовку встречу, нам к своим надо, вниз. Ребят в помощь дашь?
— Не вопрос, сейчас распоряжусь.
— Бывай тогда. Спасибо за помощь.
— Тебе спасибо!
— Мне-то за что? Это ж не я тебя спас?
— Как сказать… Ты живешь-то где?
— В Москве. А что?
— Найду тебя, как дембельнусь. Добро?
— Добро.
Мы пожали друг другу руки, обнялись, и я пошел к двери…
— Ты мне можешь объяснить, что тут за хрень творится? — кивнул я в сторону закрывшейся двери. — Что все с ума посходили, будто я Мона Лиза и меня надо круглосуточно сторожить?
— Ну, без этой картины я уж как-нибудь проживу. Да и страна, если честно, от горя не помрет.
— Хорошо, умыл. Пример неудачный. Но, ради бога, что тут происходит? Это-то ты мне можешь объяснить?
— Могу. Садись. — Он пододвинул мне кресло на колесиках. — Чаю выпьешь?
— Не откажусь. — Я подъехал к журнальному столику. Зная мое пристрастие к этому предмету обстановки, Димка всегда предлагал мне его. Уж очень я любил, оттолкнувшись от стола, проехать к нужному месту. Дома тесно, а тут простор! Только и катайся. — Что-то все меня сегодня чаем поить начинают. Сначала Яковлев, теперь вот ты.
