Ван Дейк высказался в том же духе, хотя и несколько осторожнее. По его словам, польская осада не будет иметь успеха, если литовский гетман не пришлет им подкреплений и пушек.
- Ходкевич сейчас занят походом на Москву вместе с королем Сигизмундом, - задумчиво проговорил я в ответ. - Вряд ли у него есть сейчас свободные силы на это.
Кароль фон Гершов был как всегда лаконичен: - "как прикажет ваше высочество". Последним высказался Клим.
- Сил у поляков мало, на приступ они не пойдут, а коли пойдут, то кровью умоются. Только на что мы этот поход затеяли? Если Эстляндию брать под руку его христианнейшего величества короля Густава Адольфа это одно, а если просто погулять-пограбить, то совсем иное. Потому я так полагаю, коли воевать Эстляндию дальше, так надо ждать Горна. Только вот человек он, как есть, каверзный и неверный. А ну как не дождёмся? В таком разе, чего-бы и не уйти с честью, взяв добычу? Славы нашей от того не убудет, потерь же куда как меньше.
- Я понял вас господа! - Отвечал я своему импровизированному штабу. - Сделаем так, свяжемся сегодня же с Кондратом, пусть узнает, где Горн с подкреплениями, а до той поры будем вести с паном каштеляном переговоры. Ну, если все всем ясно, то не вижу повода не выпить! Пойдемте, господа отобедаем чем бог послал.
Выходя из кабинета, я наклонился к Каролю и тихонько спросил его:
- Как там Болек?
Тот в ответ неопределенно пожал плечами, "дескать, страдает". Ну, что тут то поделаешь? Любовь, как говорится, зла.
Обычно наши обеды проходили довольно весело. После прибытия дам, украсивших наши будни, даже старый грубиян Гротте стал принаряжаться к обеду и пытался вести светские беседы. Но в этот раз, увы, мы сидели, так как будто кто-то умер. Дамы сидели с постными лицами, пан Теодор и вовсе, будто аршин проглотил. Мои офицеры тоже помалкивали и с небывалой скромностью ковырялись вилками в поданных блюдах. Ко мне, впрочем, это не относилось. Ночная прогулка с перестрелкой возбудили мой аппетит. Выходка панны Агнешки несколько выбила меня из привычной колеи, но к обеду все вернулось на круги своя. Я с удовольствием отведал все блюда, воздал должное немногим уцелевшим винам из погребов пана воеводы, и, утолив голод, находился в самом прекрасном расположении духа.
- Господа, отчего вы не пьете? Вино, право же, недурно! И дамам налейте, а то у них вид кислый да бледный, можно подумать что их не вином, а уксусом поят.
Гротте и Ван Дейк не замедлили согласиться со мной. Лёлик так же наполнил свой кубок, а вот пан Теодор сделал такой вид, будто у него несварение. Баронесса так же отказалась, а вслед за ней и ее подопечные.
- Если позволит ваше королевское высочество, то мы удалимся. День сегодня был крайне утомительный. - Заявила госпожа фон Фитингоф.
- Как вам будет угодно, милые дамы. - Не переча отозвался я.
Дамы немедля поднялись и, как по команде, сделав книксен удалились. На лицах девушек застыло выражение: "как вы можете быть так жестоки!" Могу, красавицы, я еще и не такое могу.
- Ну что же господа! - Обратился я к оставшимся. - Дамы нас покинули, но мы все же давайте выпьем за них. Ибо нам, в сущности, все равно, а им должно быть приятно! Если у кого есть неотложные дела - не задерживаю. Пан Теодор, нам надобно поговорить, пойдемте в кабинет. Ты что-то хотел Кароль?
Старший фон Гершов смотрел на меня с таким видом, что не заметить его было невозможно.
- Ваше высочество, надеюсь вы не прогневались на моего брата? - Прошептал он, мне подойдя как можно ближе.
- Что за вздор ты мне говоришь, Лёлик? - так же тихо отвечал я ему, - в этом мире для меня очень мало людей ближе, чем вы с братом. И нужна очень веская причина, чтобы я на вас прогневался. И эта глупая паненка уж точно на нее не тянет. Вы с покойным Мэнни для меня как братья, поэтому успокой ради всех святых Болека. Ну-ну ступай.
Оставшись с воеводой наедине, я некоторое время молчал глядя на скорбное лицо пана Теодора. Наконец когда молчание стало совершенно тягостным, воевода заговорил.
- Вы хотели поговорить пан герцог?
- Да, я полагаю это необходимым. Любезнейший пан Карнковский, я очень рад обществу вас и вашей очаровательной дочери и мне будет крайне печально расстаться с вами, однако обстоятельства таковы, что я имею крайнюю нужду в деньгах. Вы как-то просили меня назначить выкуп за вас и вашу дочь, обязуясь выплатить его со всей возможной поспешностью, не так ли? - Дождавшись утвердительного кивка собеседника, я продолжил. - Я решил исполнить вашу просьбу и полагаю достойной сумму в сто золотых венецианских цехинов. Что скажите пан?
- Сто цехинов? - пробормотал пан Теодор, - это на злотые будет...
- Вы меня не поняли пан воевода! Я не желаю ни злотых, ни талеров, ни московских рублей. Я хочу непременно сто венецианских цехинов.
- Боже, но где же я их возьму? Во всей Литве у всех жидов может не сыскаться сотни таких редких монет!
- Что за беда? Поезжайте в Краков, в Варшаву, да хоть в саму Венецию.
- Но моя дочь!
- А что ваша дочь? Возьмите панну Агнешку с собой, девочке будет полезно повидать мир.
Дерптский воевода смотрел на меня во все глаза, стараясь уразуметь, что мне от него нужно. Наконец в его глазах появился проблеск понимания.
- А моя свояченица с дочерью?
- Бог с вами, пан Теодор! Любезная госпожа баронесса не пленница моя, а гостья и вольна выбирать оставаться здесь, или вернуться в свой замок, или же отправится с вами. В подвалах крепости еще довольно ваших бывших подчиненных, выберите себе по вкусу несколько человек, в качестве регимента и свиты да отправляйтесь с богом.
-Почта, - машинально поправил меня воевода.
- Что? Ах, да на польском свита будет почтом. Как угодно, соберете себе почт и проваливайте.
- Так вы хотите...
- Вам нет никакого дела до того что я хочу! Все что вам надо так это побыстрее убраться отсюда, раз уж вы не научили вашу дочь выбирать себе ровню.
- Пан герцог! - вскричал воевода, - в Польше всякий шляхтич равен королю!
- Да ладно! Эти сказки вы будете рассказывать другим шляхтичам на сейме, любезный пан, но не мне и не сейчас. Скажите, как велики для вас шансы выдать панну Агнешку за кого-нибудь из семейства Радзивилов?
- Радзивилы богатый и знатный род сник пан Теодор.
- Вот-вот, а по сравнению со мной Радзивилы никто и звать никак, не смотря на то, что император Фердинанд полсотни лет назад признал их князьями империи. И это не упоминая о том, что я женат, и ни на ком-то, а на принцессе и двоюродной сестре вашего короля, если вы забыли. Так что, любезный пан, давайте прекратим этот пустой разговор, а то ведь я и передумать могу.
Через три дня я встретился с перновским каштеляном Петром Стабровским. Польский военачальник полагал, что мы будем обсуждать оставление Дерпта, но к его удивлению я завел речь о пане Карнковском и его семье.
