В стране Ямато умереть, исполняя долг, – великая честь. Но, сражаясь на стороне Тайра Масакадо, Реноске понял, что Долг можно исполнять по-разному. Масакадо погиб. На его сторонников охотились, как на лис. Преследуемый по пятам людьми Минамото, Реноске бежал из страны. Словно порыв ужасающего ветра подхватил его и понес все дальше от родной земли. Есть ли для него дорога назад? Тряхнув головой, он прогнал мысли, открывавшие лазейку слабости. Воин идет к жизни через смерть.
Дверь отворилась сама.
Они уже ждали его, поспешно выстраивая стену щитов. Глупцы. Нельзя всегда рассчитывать на силу своего строя. Девять изрубленных трупов в соседнем зале – тому подтверждение. Реноске стряхнул кровь с лезвия меча. Прислушался к едва различимому звону – клинок готов…
Один из варваров вышел вперед, и Реноске остановился. В первый миг ему показалось, что он видит перед собой Тайра Масакадо. Воля этого человека, казалось, делала плотным сам воздух. Но нет, конечно, это не он. Светлые глаза в прорезях шлема сияют холодным льдом. В каждой руке предводитель варваров держал по мечу. Реноске понял, что пред ним достойный противник, и назвал свое имя. Услышал ответ. И сталь зазвенела о сталь.
Это был прекрасный поединок. Реноске жалел, что никто не услышит сложенное им хокку, посвященное этому бою. Мечи варвара взблескивали у самых глаз. Звенели защиты, свистели удары. Воздух рвался и трещал, пропуская сквозь себя стремительные клинки, и за миг до того, как холодный металл вошел в его тело, Реноске понял, что смотрит в глаза смерти. Ноги подкосились, и он упал навзничь. Тяжелый шлем откатился в сторону. Тишина завывала в ушах. Противник медленно приближался. Реноске попытался подняться и почувствовал, как что-то теплое стекает по его шее под доспехи. Он улыбнулся и увидел, как мечи врага взлетели вверх. Один алый, как закат, а второй сверкающий золотом восхода. «Ни Тэн…»[43], – прошептал он, и небеса обрушились вниз.
Ольбард все так же сидел во главе пиршественного стола и вполуха слушал рассуждения Стурлауга. Тот продолжал расписывать выгоду, которую получат русы, если примут его предложение. Стурри, как всегда, очень настойчив. И хитер… Что-то витало в воздухе, мешаясь с пьянящим духом воинского пира, словно дым костра, сочащийся сквозь туман. Тревожное, опасное и неотвратимое. Ольбард чуял – пахнет большой кровью. Его наставник – Ререх, с которым в давние времена он еще отроком ходил в походы, научил будущего князя слышать беду. И теперь Ольбард безошибочно различал в чаде зимовья ее траурные одежды. Нет сомнения – крови течь. Неужели Стурлауг решил усыпить его бдительность своими уговорами? Возможно… А затем, когда варяги-русь перепьются, – напасть.
Он исподволь присматривался к хирдманам Стурлауга. Сильно ли пьяны? Многие ли в доспехах? Пока что урмане пируют по-настоящему. Иные уже спят, перепившись, на скамьях, а другие – прямо на полу… Ольбард поискал взглядом Храбра. Надо бы переговорить с ним, но так, чтобы Стурри не узнал об их подозрениях. Пусть-ка Храбр предупредит дружину, дабы держали ухо востро.
Храбр обнаружился рядом с Александром, сидящим за столом примерно на полпути к выходу. Почуяв взгляд князя, он посмотрел в его сторону и, увидев знак, незаметно кивнул. Александр в это время сидел неподвижно. Расписная деревянная ложка повисла в его руке, а сам он уставился в стену перед собой. Как есть – что-то увидел! Значит, не один Ольбард чует беду…
– Эй, Синеус! Да что с тобой? – Стурри дружелюбно толкнул его в бок. – Давай-ка выпьем!
Ольбард повернулся к нему, поднял свой рог… и вдруг всем телом ощутил внезапно повисшую в зимовье тишину. А затем раздался грохот…
Солнце вставало. Огромное, багрово-красное, оно занимало половину небосклона. Кровавое, лезло из-за горизонта, вспучиваясь, как чудовищный, пышущий жаром волдырь. Горизонт пылал и плавился, исходя жирным дымом, и страшный, смертный крик многих сотен тысяч людей вырастал вместе с кровавым светилом. Солнце вставало на западе.
Этот дикий, безумный сон приснился Савинову в июне сорок первого года. И бабулька, у которой квартировали летчики, сказала: «Война будет, сынок, какой никогда еще не было. Погибнет очень много людей…»
Почему-то именно сейчас он снова увидел, как пылающий, громадный шар лезет из-за горизонта, и дымится, полыхает степная трава… Тогда он не поверил, но война пришла. А теперь? Может, все же он видел правду?
Что то плюхнулось в его тарелку, расплескав щи. Савинов медленно повернулся.
– Твое место в Нильфхеле,[44] мертвяк! Убирайся обратно!!!
Человек, сказавший это, был на голову выше Савинова. Широченная грудь и плечи, русая борода в косичках. Викинг был без доспехов, но на поясе его висел меч.
Савинов неторопливо поднялся из-за стола. На Храбра он оглядываться не стал. В таких случаях каждый должен защищать себя сам. Он даже ждал чего-то подобного – новичка всегда проверяют, но не думал, что проверять будет скандинав… Разговоры вокруг стихли – все внимательно следили за происходящим.
– Ну что молчишь?! Язык присох к заднице? – Викинг грозно навис над Сашкой и вдруг, удивительно ловко для такого гиганта, ухватил его за подбородок. Тот видел движение, но мешать не стал – пусть потешится, расслабится малость. Вместо того чтобы сопротивляться, Савинов поднял обе руки ладонями вперед и сделал успокаивающий жест, коснувшись груди противника.
– В чем дело? – спокойно спросил он. Вокруг тут же заорали и заулюлюкали. Кто-то крикнул: «Он трус! Торир – вышвырни его отсюда!» Спиной Савинов просто физически ощутил исходящее от Храбра разочарование и мысленно усмехнулся. Главное – не суетиться.
– Я сказал – убирайся в Нильфхель!!! – викинг приблизил свое лицо вплотную, продолжая сжимать подбородок Савинова своей лапищей. Возможно, он рассчитывал увидеть в его глазах страх, но ошибся. Глаза, в которые он заглянул, не выражали ничего.
Савинов выдержал паузу, разглядывая веснушчатую переносицу скандинава, и невинно спросил:
– Так ты тот самый Торир, который Собака? Ну, который с бабами ничего не может? Это правда ты?
Воины вокруг разразились громовым хохотом. Торир взревел как буйвол. Его правый кулак взлетел, грозя сокрушить противнику череп. Но ладонь Савинова, успокаивающе упиравшаяся в грудь викинга, вдруг скользнула вверх, вонзившись напряженными пальцами в ямку между ключиц. Гигант сказал: «Х-х» – и глаза его приняли полубессмысленное выражение. Дальше все было просто. Савинов врезал ему коленом в пах и, ухватив за изящно заплетенную бороду, с размаху впечатал физиономией в стол. В воздух взлетели черепки разбитых мисок. Длинный стол содрогнулся, и в тишине четко прозвучал тихий голос Храбра: «Ай да Олекса! Вот это по-нашему!»
