— Ну ты и шустра, сама совсем девчонка, а уже два раза побывала замужем! — засмеялся он. — Ну и за кого тебя опять выдали? Чай теперь за буфетчика?
— Не-а, за баринового родича, — наивно глядя ему в глаза, ответила я.
— Понятно, за нагулянного от мужички брата, — сразу же понял он обычную в те времена ситуацию. — Крепостная родня!
— Нет, муж у меня свободный, — так что я теперь не крепостная.
— Правда? — насмешливо сказал он. — И кто же он у тебя?
— Лекарь, то есть дохтур, — нарочно исковеркав слово, ответила я.
— Выходит, образованный! Что ж он на тебе такой темной женился?
— Не знаю, за красоту, наверное, — скромно потупив глаза, ответила я.
— За красоту, говоришь, — повторил он и засмеялся весело и беззлобно. — А что, ты и правда собой ничего. Одень тебя в шелка, первой красавицей будешь!
— А у меня есть одно дворянское платье, — гордо, сказала я. — Только пока меня сюда везли, оно обтрепалось.
— Повезло тебе, — одобрил Пален добродушно улыбаясь. — А все-таки за что тебя арестовали? Неужели даже не догадываешься?
— Вот тебе святой истинный крест, — серьезно ответила я, осеняя себя знамением, — приехали, спросили: ты, мол, Алевтинка, что замужем за Крыловым? А что мне скрывать, я и есть, говорю. Тогда меня тот, что первым помер, за руку цап и в карету.
— За Крыловым, говоришь, замужем? Это не за тем ли, что известный пиит?
— Не, мой муж пьет мало, он хороший! — объяснила я, давая возможность многомудрому политику пообщаться с наивной народной простотой. — И совсем не дерется!
— Чудны дела твои, Господи, — пробурчал себе под нос граф. — Все хорошо, только не приложу ума, что с такой узницей делать. Самому бы жениться на такой же молодой и чистой!
Говорил он не со мной, а сам с собой, а я усилено сделала вид, что ничего из его слов не поняла.
— Ну и как тебе во дворце живется? — спросил он меня. — Нравится в столице?
— Это вы про старуху, что со мной живет? — уточнила я. — Про Маланью Никитичну? Я ведь здесь кроме нее ни одной живой души не знаю. А старушка она хорошая, меня зря не притесняет.
— Вообще-то, спрашивал я другое, но коли, ты в Петербурге никого кроме нее не видела, то и о столичной жизни ничего не знаешь. А Вяземский в пути тебя не обижал?
— Нет, он хороший, я его только на станциях и видела. Меня как арестантку выводили из кареты, и сразу сажали в пустую комнату. Мы с ним даже поговорить не успели.
— Видно, дурак твой Вяземский, если пропустил мимо себя такой лакомый кусок, — серьезно сказал мне Пален.
— Не, он не дурак, — заступилась я за штабс-ротмистра, — у него такие доспехи, на солнце блестят, аж слепят. А вот как он ест, я не скажу, не видела, но думаю, лакомый кусок мимо рта не пронесет!
Моя характеристика Вяземского так понравилась Палену, что он хохотал до слез и когда вошел адъютант Афанасьев, вытирал глаза платком. Услужливый молодой человек был так удивлен состоянием своего начальника, что на какой-то миг растерялся, и только сглотнув застрявший в горле комок, доложил:
— Штабс-ротмистр Вяземский к вашему сиятельству!
У меня екнуло сердце. Если сейчас Денис Александрович начнет со мной разговаривать как с дамой, да еще и близкой знакомой, развалится вся придуманная история, и, не исключено, погребет меня под своими обломками. Нужно было что-то предпринимать, но времени придумать чего-нибудь путного у меня не было. Тогда, я решила действовать по обстоятельствам и постараться дать знать Вяземскому, как себя вести.
— Пусть войдет, — убирая платок, приказал граф Пален.
Вяземский вошел и, встав во фронт, собрался представиться по всем правилам артикула, но военный губернатор остановил его взмахом руки и пригласил подойти ближе. Денис Александрович подошел, чеканя шаг, и остался стоять в стойке смирно.
— Здравствуйте, господин штабс-ротмистр, — вежливо поздоровался граф. — Вам знакома эта особа?
Вяземский удивленно на меня посмотрел и, похоже, не сразу признал в новом наряде. В сарафане, да еще и с косой он меня никогда не видел. Переоделась в народное платье я уже при въезде в Петербург. Однако, присмотревшись, узнал и, повернувшись к графу, четко отрапортовал:
— Так точно знаю, ваше сиятельство! Это…
— Точно, они и есть! — перебила я кирасира. — Здравствуйте, барин Денис Лександрович, не признаете, это я, Алевтинка!
— Алевтинка? — растеряно переспросил он, глядя на меня во все глаза. — Но, как же…
Я опять не дала ему договорить и низко поклонилась, коснувшись рукой пола. Вяземский совсем растерялся, видно не зная, что и думать о моем странном поведении. В голове у него произошел полный кавардак, но в какой-то момент он догадался, что я что-то затеяла, и решил остеречься удивляться и быть сдержанным.
— Так вы знаете эту особу? — повторил вопрос Пален.
— Так точно, ваше сиятельство, я сопровождал госпожу Крылову со специально назначенной командой! — четко доложил он, слава богу, не вдаваясь ни в какие подробности.
— Ну, хоть это выяснили, — довольно сказал граф. — А вы знаете, за что она арестована?
— Никак нет, ваше сиятельство! — опять четко доложил кирасир.
— Странно, однако. Кто это может знать?
— Думаю, это знал надворный советник Ломакин из департамента полиции, но он скончался в пути от удара.
— Полицейский? — задумчиво повторил он. — Алевтинка мне что-то такое говорила.
Услышав, как фамильярно меня называет граф, бедный Вяземский совсем растерялся и не знал, что думать и, главное, что говорить. Поэтому, на мое счастье, решил только точно отвечать на вопросы.
— А что еще за покойник-немец был с вами? — продолжил допрос граф.
— Простите, ваше сиятельство, я не пойму о ком вы спрашиваете. Никаких покойников-немцев с нами не было.
— Ну, как же, а мне Алевтинка рассказала, что с вами был еще какой-то гладкий молодой человек, немец, по имени Иван Николаевич.
— Так точно, с нами был флигель-адъютант Татищев, но он не умер, а заболел в пути холерой.
— Вот-вот, я и говорила, что был какой-то фигель, — опять вмешалась я в разговор, но теперь Пален не улыбнулся, а досадливо поморщился.
— Так с вами был еще и Татищев? Это меняет дело… Значит, вы не знаете, по какой причине эту особу привезли в Петербург? — опять обратился он к Денису Александровичу.
— Никак нет, ваше сиятельство, не знаю! В пути арестантка вела себя послушно, ни с кем в связи не входила, — четко ответил умница Вяземский.
— Ну что же, штабс-ротмистр, вы мне очень помогли, не смею вас более задерживать. Можете идти в свой полк.