В документах принесенных мне Михаилом были собраны все материалы, которые удалось найти и отыскать. Желая обрадовать свою спасительницу, я в первую очередь хотел узнать всю правду сам, чтобы легче было преподнести ее Оленьке. Выяснилось же следующее, семнадцать лет назад, в городе Шацке был городовым воеводой Илья Борисович Погожев, чей род происходил по древним родословцам от литовца Василия Воргоса, по прозвищу Погожий. Сам же далекий предок Ольги участвовал в Куликовской битве, получив чин окольничего. Увы, но большего по роду выяснить не удалось, зато смогли найти одного свидетеля, который и рассказал, что когда он был еще мальцом в дом на окраине, где жил воевода поздно ночью вломились тати. Был жаркий кровавый бой, но разбойники запалили терем и убили всех хозяев, вот только нянечку и грудную наследницу воеводы тогда не нашли. Все думали, что они сгорели в доме, ведь распознать кости было не так то просто, тем более что дворня воеводы была не только из мужиков, попадались и целые холопьи семьи. Так что в скором времени я смогу обрадовать свою возлюбленную, да и пожениться, наконец, надо будет. А то даже Варфоломей уже косо смотреть начинает, мол, в грехе живем…
-Милый, как ты думаешь, мне подойдет это или нет?
Я с мученическим видом второй час стою рядом с Олей, наблюдая за ее манипуляциями с одеждой и украшениями. В первый же день боярыня заявила, что помощи от неизвестных людей не примет и приготавливать наряд будут только под ее приглядом, ну а мне отводилась роль невольного зрителя, который просто обязан оценить всю прелесть сего наряда.
«Так пора заканчивать, думаю, побаловал и будет, все-таки я государь, а не мужик лапотник!– непонятно из-за чего разозлившись, я сажусь в кресло, продолжая смотреть на Олю».
-Знаешь милая, возможно, после нашего венчания тебе придется больше внимания уделять своим проектам, особенно тех, что касаются создаваемых школ и подготовки лекарей-травников для войск и населения.
-Так я и без этого чуть ли не каждый час проверяю все ли в порядке, нет ли препятствий для этих прожектов,– не отрываясь от зеркала, сказала молодая девушка.
-Я знаю, но этого мало,– мягко говорю ей.– Война со шведами еще не закончилась и предстоит многое сделать, чтобы заключить мир на тех условиях, которые выгодны нам.
-И что? Ведь ты будешь рядом…
-Нет, как раз рядом меня не будет. Потому что мое место во главе армии, государь обязан быть примером для любого солдата и офицера,– прибавив в голос каплю стали я с удивлением увидел блеснувшие в глазах девушки слезы.– Что-то случилось?
-Да! Я тебе не нужна, а важнее для тебя…
Договорить я ей не дал, легонько хлопнув по письменному столу кулаком. Звук получился гулкий, однако я слегка не рассчитал, и со стола упала небольшая чернильница, по персидскому ковру, устилающему пол комнаты, медленно растекалось иссиня-черное пятно.
-Я искренне уважаю, ценю и люблю тебя милая, но с этой секунды не желаю слышать ничего подобного, ты знала, на что соглашалась и если недовольна этим, то удерживать тебя не собираюсь,– тихим рыком говорю боярыне.
Слезы Оли готовы сорваться с ресниц, но все же что-то их удержало, я не в силах глядеть на плачущую любимую встал с кресла и пошел к двери, однако выйти не успел, мою ладонь прижала к себе девушка.
-Прости меня,– совсем тихо говорит она, с затаенной надеждой глядит в мои глаза…
День венчания приближается со скоростью черепахи. Приготовления к празднеству становятся все суматошнее и суматошнее, в рязанском кремле служки выдраивают каждую пядь, развешивая гирлянды перед входом в Успенский собор(подобно многим соборам России в разных городах встречаются соборы, посвященные одними тем же христианским покровителям или священнодействиям), сам патриарх, перебравшийся из Москвы в Рязань, безвылазно находился в соборе. Чем он там занимался, я не представлял, хорошо, что вообще все чем-то занимаются, на меня внимания меньше обращают, а волнение с каждым днем нарастает все больше и больше!
*****
Апрель 1710 года от Р.Х.
Рязань.
За последние месяцы в Петровке произошли разительные изменения, это было видно даже невооруженным глазом. Уже не было множества столбов черного дыма, вздымающихся ввысь, не сновали каждый день по дороге подводы с рудой, лишь изредка под конец недели приезжал десяток другой телег, под конвоем безопасников.
Остановился поток людей, спешно перевозимых в эту, когда-то богом забытую деревеньку. В паре верст от деревеньки, разросшейся до сотни дворов, вырос целый комплекс зданий: казармы, столовая, оружейная, учебные мастерские, вместе с мастерскими Дмитрия Колпака, уже перебросившего часть производства с двумя третями паровых молотов в район Истьинского завода. Относительно уменьшившаяся интеграция в подсобную рабочую силу для корпуса местного населения, разбавленного свободными наемными рабочими со всей центральной России, заставляли каждого жителя облегченно вздыхать и благодарить государя, о счастье, обрушившемся на их головы за каких-то три года.
Конечно, не всем старожилам нравились новшества, особенно то, что вся деревня целиком и полностью оказалась подвластной корпусу «Русских витязей». Некоторые из них недовольно хмурили брови, но поделать ничего не могли. Зато с другой стороны в деревне забыли о многих проблемах связанных с само обеспечением, да и слух о постройке дороге, уже тянувшейся к Рязани, а следовательно и к самому корпусу приятно согревали душу деревенским мужикам.
Однако основная причина уменьшения и даже частичного переноса производства подальше от Петровки, заключалась в том, что корпус, перейдя почти полностью на само обеспечение и получив прямой протекторат государя, получил статус закрытого училища «Русских витязей», со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. По сути теперь корпус становился единственным училищем выпускающим подготовленных, квалифицированных офицеров самых разных направленностей. Ведь уже в прошлом году были выделены в отдельные подгруппы такие военные науки как фортификация, логистика и тыловая служба, артиллерийское дело, стрелковое дело, планировалось в скором времени расширить учебный корпус с возможностью набора до 2 тысяч человек. Причем политика призыва исконно русских отроков несколько видоизменилась и теперь давалась четкая и крайне прозрачная трактовка исконно русского человека. Оную даже пришлось повесить над центральными воротами корпуса «Русских витязей».
«Не только тот русский человек, кто родился на землице славянской, но и тот русский, кто готов за Русь-матушку кровь свою без оглядки пролить и славу вещую оной преумножить!». Тем самым государь Русского царства Алексей Второй открывал ворота сего учебного заведения отрокам всех народностей, преданно служащих царскому дому.
