— «Записки охотника», сочинение Ивана Тургенева, — ответила Катя.
— Ну и как, нравится? — поинтересовался я.
— Очень.
— Я их в школе проходил, в шестом классе, — сказал я.
Ничего большего про это хрестоматийное произведение Тургенева я не помнил. Только какие-то фрагменты, как мальчики ходили в ночное и ели печеную картошку.
— Алексей Григорьевич, простите, но я не понимаю, зачем вы все это говорите?
— Что «все это»?
— Про прошлое, будущее, как будто вы, ну, как бы это сказать, путешественник по времени.
— Погоди, — не сразу нашелся я. — Ты что, мне не веришь? А как же твоя бабушка, ну и все остальное? При тебе же все это и случилось…
— Ах, оставь. Право, если тебе хочется упрямиться, то воля твоя, я тебе поверю.
— Что значит моя воля, по-твоему, я все придумал, обманул и тебя, и твою бабушку и ради смеха вырос на ваших глазах на два локтя. Откуда я тогда знаю про твоего прадеда и деда?
— Мы люди известные, — просто сказала Катя.
Я собрался было рассердиться, но раздумал.
— Так вот почему ты не расспрашиваешь меня, как будет развиваться твой любимый прогресс… А, между прочим, зря, я много чего знаю…
— Зачем же я буду спрашивать, тебе прогресс не нравится, ты его презираешь. Ты — ретроград!
— Кто я? «Ретроград»? Ну, вы даете, предки наши любезные!
— Я тебе не предок! — обиделась Екатерина Дмитриевна.
— Надеюсь!..
— Значит, то, что я знаю Островского и Льва Толстого, ничего не доказывает?
— Ну, пожалуйста, не нужно говорить об этом, — умоляющим голосом попросила Катя. — Зачем ты упорствуешь. Время — это время, оно не может двигаться, оно течет и, к сожалению, очень быстро, и только в одну сторону…
С тем, что время быстротечно, я не мог не согласиться. После того, как мне исполнилось двадцать лет, я сам стал это замечать.
Размолвка была преодолена и почти забыта. Мы мирно беседовали на местные темы, однако, небольшой осадок на душе остался. Гостей в это вечер в доме не было. Не явился даже ежедневный доктор. Катя периодически выходила из комнаты по хозяйственным надобностям: согласовывала меню с кухаркой, о чем-то совещалась с Марьяшей. Мне же заняться было совершенно нечем.
Некрасовский «Современник» быстро надоел. Перечитывать классику не было настроения. В такие моменты очень выручает телевизор, но по известным причинам его в наличии не оказалось. После утреннего взрыва страстей и бесчинств, которые мы учинили, даже спальня не казалась мирной гаванью, в которой можно уединиться на всю оставшуюся жизнь.
Мне стало понятнее пагубная страсть многих людей к картежной игре и пьянству. По оконным стеклам опять забарабанил дождь. Идти спать было рано, заниматься любовью не хотелось, а говорить было не о чем. Наваливалась совершенно необъяснимая тоска. Появилось чувство, что вот-вот что-то должно случиться. Внутренний дискомфорт смешался с тревогой.
Однако, вечер проходил спокойно, и ничего не происходило. Катя слонялась по дому, я сидел в гостиной, дождь барабанил по окнам.
В какой-то момент в голову пришла мысль, что все это не просто так, а кто-то меня подталкивает к активным действиям.
Не знаю, как у других людей, но у меня иногда бывало такое состояние, когда возникает ощущение, что я куда-то опаздываю, что-то нужно срочно сделать; появляется необъяснимая мышечная активность и суетливое нетерпение.
Я опять начал грешить на своих неведомых «манипуляторов», как показал опыт, имеющих склонность принуждать меня к действию «изнутри», через мои желания и порывы. Я попытался разобраться во всем этом, но меня отвлекла Катя, начавшая неодобрительно на меня поглядывать.
— Ты чем-нибудь недовольна? — спросил я, когда её внимание ко мне приняло явно негативную форму.
— Мне кажется, — задумчиво ответила она, — что ты ко мне совсем равнодушен. Неужели я не стою того, чтобы сказать мне хорошее слово?
Мне захотелось резко ответить, что кучу самых лучших слов я ей наговорил не далее как сегодня утром, однако, я сдержался и попытался изобразить из себя пылкого влюбленного.
Катя немного успокоилась, и у меня появилось чувство, что удалось избежать скандала и истерики посильнее вчерашней.
Объективно не было никаких предпосылок к такому нашему «неадекватному» поведению. Возможно, я не был влюблен в Екатерину Дмитриевну так сильно, как в Алю, но она была мне глубоко симпатична, восхищала как женщина, вызывала сильные эмоции. Короче говоря, у нее не было ни одного качества, которое могло раздражать, а она меня раздражала. Очень хотелось сказать ей резкость, обидеть…
Она, как будто чувствуя мое настроение, становилась все пасмурнее.
«Ну уж нет!» — решил я и, когда она в очередной раз неприкаянно проходила мимо меня, поймал ее за руку и усадил к себе на колени.
Катя дернулась, пытаясь освободиться, но я не дал, прижал к себе и начал целовать. Хорошие слова тоже нашлись…
Сначала мне пришлось себя подстегивать и искусственно распалять. Однако, постепенно гормоны начали работать, а вслед за ними и все остальное…
«Мы повторим, и дай нам бог всегда так согреваться в лучшие года».
…Ночь была великолепной: уютно тарахтел дождь, керосиновая лампа теплым светом освещала поле нашего сражения, покрытое обнаженными телами.
Плюнь в глаза тому, кто упрекает
Нас с тобою в бл…ве и разврате,
Он или дурак, или не знает,
Что такое женщина в кровати,.
Таким немудрящим стишком какой-то безымянный автор попытался оправдаться за нарушение нравственных норм. Я решил не оправдываться и просто взял от жизни и судьбы все, что она мне предложила на этот час.
Этой ночью Катерина в постели была великолепна. Я в очередной раз склонился перед женщиной, способной преодолеть бремя условной морали. Казалось, что она брала дань за предшествующие «бесцельно прожитые годы».
— Ты, правда, ничего не знала о такой любви? — спросил я, когда нам пришлось ненадолго оторваться друг от друга.
— Догадывалась, — созналась Катя и покраснела, что было очень логично после всего, что мы вытворяли. — Только мне все это казалось таким нереальным, вернее, не относящимся ко мне…
— Ну и как тебе нравится реальное воплощение? — сказал я, немного лукавя и нарываясь на комплимент.
— Я не думала, что это может быть так возвышенно! — ответила она, явно не принимая в расчет мое участие в этом таинстве.
Заснули мы под утро, утомленными и пресыщенными. Жаркие перины медленно высыхали от любовного пота.
…Утром, за завтраком, мы сидели друг против друга, изредка сталкиваясь руками у солонки или графина с морсом. Екатерина Дмитриевна, бледная, с сияющими глазами, сонно щурилась и улыбалась нежно и смущенно.
