Алексей настроил абрудар на уже знакомую дорогу Слоним — Пружаны. Воевать четыре года до Победы в планах не было. Воевать сколько-нибудь долго, тоже не было желания. Внезапно появиться среди немцев с пулемётом и устроить мясорубку, претило, не маньяк же. А вот устроить партизанскую засаду и в честном бою, (ну, почти, честном, не придирайтесь), победить уже знакомого Гудериана — это было самое, то, по-пацански.
План был простой, остановить авто Быстроходного Гейнца гранатами, потом полить получившийся натюрморт из автомата и… и всё, а что ещё? Ну, для полнейшего спектра ощущений, подорвать себя гранатой. План — блеск. Алексей вздохнул, теперь или свисток не свиснет, или акула попадётся глухой. Это как всегда.
Громыхало. Свежепроявленый Сидоров огляделся. Прозрачный лесок, провонявший бензином с близкой дороги, пыльный и блеклый. "Да, в таком много не напартизанишь", — мелькнула мысль.
Однако нужно поторапливаться.
— Через восемь с половиной минут супостат проедет, — подсказал "зритель".
Сидоров перехватил автомат поудобнее, тяжёлый, зараза, и пошёл к видневшемуся между деревцами шоссе, на ходу снимая с плеча вещмешок с гранатами. Решил около дороги не ложиться, а просто стать за деревом. И обзор побольше, и гранаты кидать удобнее. Автомат на шею, гранаты в руки, запалы вкручивать. Нет, автомат на левое плечо, это тебе не АКМ, выю гнёт, только держись. Всё готово, ждём. Минуты ползут медленно. Это годы летят, а минуты ползут.
— У нас гости с тыла, — прозвучало в голове.
— Кто? — блин, так и знал, не дадут спокойно погеройствовать.
— Сейчас документы скопирую. Так, старшина Миронов и двое бойцов. Уже некогда у бойцов смотреть, они сзади к тебе подкрадываются. Метров десять, э… уже меньше.
И такая досада взяла Алексея на этого старшину, который так не вовремя объявился в ненужном месте, что он сказал громко и с горечью:
— Миронов! Мать твою наперекосяк и коромыслом по всем телятам твоего колхоза вместе с почтальоном теткой Глашкой! Если ты сорвёшь мне операцию, из тебя сделают чучело и поставят в Киеве, чтоб люди плевались!
— Затаились, — сказал голос в голове, — а вот и красавчик Гейнц.
На дороге возникло облако пыли, которое быстро увеличивалось. До цели метров двести, скорость пятьдесят, четыре секунды горит запал. Когда кидать? Фиг его знает, какая там формула?
Алексей выдернул чеку и бросил гранату. Потом сразу вторую. И спрятался за дерево.
Пока ждём, ещё в две гранаты запалы вкрутить, как раз время для этого.
Бухнуло раз, бухнуло два. Выглянуть из-за дерева, ага, кабриолет на обочине и дымит. А где пассажиры? Так и быть, вот вам ещё одна гранатка. Теперь уже прицельная.
Ну, что, пора смотреть результаты. А в голове-то, от близких взрывов, гудит.
Алексей перехватил автомат с левого плеча в правую руку и пошёл к машине. Нет, все-таки пистолетная рукоятка этому автомату нужна, а то рука выворачивается.
Последняя граната упала у самой машины и превратила всю левую её сторону в дуршлаг. Водителю сразу не повезло. Его убила ещё первая граната. Он так и остался сидеть за рулём. Мешок с костями.
А вот Гудериан снова подтвердил своё прозвище "Ураган". Он не пострадал от первых двух гранат. Его прикрыл своим телом водитель, и как только машина остановилась, он выпрыгнул, и залёг за машиной. А вот третью гранату он не просчитал, она рванула на дороге, и между колёсами сыпанул веер осколков. Мелкие осколки посекли ноги ниже колен, и руки ниже локтей. Ну, стоял человек на четвереньках, так и прилетело.
По дороге застучали сапоги — подбегали старшина и два солдатика. Алексей глянул на них и отвёл глаза: растерзанные и окровавленные, в обгоревших гимнастёрках и грязных бинтах, пограничники сорок первого года.
— Миронов! — позвал.
— Я, товарищ… — Миронов скользнул взглядом по пустым петлицам камуфляжа и нашелся: — …командир.
— Миронов, в Слониме немцы, а сейчас по этой дороге наши будут ехать. Нужно их остановить и предупредить, а то попадут, как кур в ощип. Понятно? Выполняйте!
— А Вы?
— Миронов, то ты в плен меня собрался брать, то решил вопросами замучить…
— А откуда Вы меня знаете?
— Я всё знаю! А теперь вперёд, вон, грузовики подъезжают.
Колонна тентованных Зис-5, притормаживала и останавливалась.
Сидоров взял Гудериана за шкирку и потащил в лес. Он хотел растянуть удовольствие.
Но нельзя продлить того, чего нет. Не было удовольствия, не было драйва, адреналин не заставлял сердце гулко биться о грудную клетку. Всё было как-то пресно, спокойно, обыденно. А чего хотелось то?
О! Хотелось, что бы зазвенело в ушах, что бы все органы чувств обострились, что бы все нервы натянулись, как струна, а потом завязались в один большой упругий узел, словом, хотелось снова почувствовать себя в бою… как в молодости.
А получилось… как то нехорошо: спокойно подошёл к дороге, спокойно кинул три булыжника, а сейчас спокойно волоку человека по земле. А куда, собственно, я его волоку? Надо было пристрелить его там, у машины. В том то и соль. Застрелить в горячке боя, это одно, а просто подойти и выстрелить… Хоть бы он стрельнул из своего нагана, что ли, или, что у него там, вальтер?
Метров сто Сидоров протащил Гудериана по земле волоком. Привалил его к толстой березе и огляделся. Не очень густой перелесок, тем не менее, скрыл дорогу с урчащими машинами, и бегающими солдатами, и если бы не дальняя канонада, можно было почувствовать себя в одиночестве.
Алексей сел напротив Гейнца, и начал рассматривать его в упор. А чего собственно, стесняться, или кого?
Ранения у немца оказались легкими, посекло его неглубоко. Кровь сначала щедро смочила рукава и галифе, но сразу, видно, унялась, господин генерал даже не утратил горячечный румянец.
Так вот сидели, друг напротив друга, смотрели друг на друга и молчали. Вернее сказать, враг рассматривал врага.
Гудериан не выглядел испуганным, глаза не бегали, смотрели настороженно и цепко. И только правый угол рта некрасиво кривился, от боли, должно быть.
Сидоров вдруг ясно осознал, что не знает, с чего начать разговор с этим гитлеровцем. Допрашивать его, как военнопленного смысла нет, Алексей лучше его самого, знал все его буржуинские секреты. Торжественно объявить ему, что все его нынешние победы пойдут прахом и война закончится в Берлине? Зачем? Почувствовать превосходство? Унизить врага? Но врага можно унизить победой над ним. Так это когда ещё будет, а пока Красная армия разбегается. Уф-ф! Зачем же он всё это затеял?
— Скажите, Гейнц, — вдруг спросил Сидоров, — почему у вас такая позорная фуражка? У фенрихов получше бывают.
Тут надо бы сказать, что фуражка была по-прежнему на Гудериане, разве что покосилась и сидела набекрень. Причиной того, что она не слетела, была еле заметная тесёмочка, которая крепилась по обе стороны фуражки, и проходила под подбородком.
