Проснувшись на рассвете осеннего утра, Станислав Николаевич Васильев ощущал себя выспавшимся, отдохнувшим, бодрым и полным сил. Дождик все моросил, иногда переставая, а иногда усиливаясь. Для партизан это было даже к лучшему, потому что дождь скрывал следы и приглушал звуки. До наступления морозов они, конечно, в лесу просидят без особых проблем. Но, что будет дальше? Этот вопрос мучил Васильева больше всего. Даже если найдут припасы, чтобы хватило на все зимние месяцы, то вопрос скрытности все равно останется.
К зиме опадут листья с деревьев и кустов, замерзнет топь и само озеро, да и следы на снегу выдадут их. Если даже сидеть тихо на островке, не делая вылазок, то печку в мороз все-равно топить надо. А дым егеря заметят. Или даже просто почуют запах, если топить для скрытности только ночью. Ведь финские егеря нюх имеют, как у собак. Да и следопыты они хорошие. Найдут эти гады партизанскую базу, если захотят прочесать лес, как следует. Потому надо действовать прямо сейчас, пока есть еще природная маскировка, а не дожидаться прихода зимы. Нечего лежать в тепле. Надо постараться делать все возможное, чтобы земля горела под ногами у оккупантов.
С этими мыслями Станислав Николаевич поднялся, умылся и позавтракал. Плотно поев, Васильев засобирался в дорогу, вооружился трофейным финским автоматом, а потом окликнул своего заместителя. Отдав необходимые распоряжения Мише Громову, он попросил его отвезти себя на лодке к берегу. Там, где лодка уже не могла проплыть, уткнувшись носом в густую и жирную грязь береговой топи, они договорились об условных сигналах и стали прощаться.
— Ты бы, Николаич, прихватил еще кого-нибудь с собой для компании. Хоть меня. Одному трудновато в разведке, — сказал Громов.
— Только не мне. Я же лесник. Не забывай. Я лес этот вдоль и поперек знаю. Да и когда я один, то и отвечаю только за себя самого, — проговорил Васильев и уверенно зашагал к лесу, ловко переступая по знакомым кочкам.
Осторожно пробирался он несколько часов по звериным тропам, таясь и осматриваясь, пока не услышал отдаленный собачий лай. Несмотря на то, что прошли уже почти сутки, оккупанты все еще обыскивали лес. Немцы и финны прочесывали местность, прилегающую к речке, в том месте, где накануне партизаны устроили успешную засаду. И Васильева очень волновал вопрос: не найдут ли враги ту самую расщелину, которая непонятным образом выводит на секретный полигон?
* * *
Пленных немцев допросили вполне успешно. А вот с финнами пришлось повозиться из-за того, что майор Синельников знал по-фински всего несколько фраз, хотя его бабушка, коренная жительница Карелии, этому языку его когда-то в детстве учила. Вот только Михаил подзабыл уже многое. Впрочем, что они знают? Рядовые они. Молодые дурачки, которых недавно призвали. Поэтому и ограничили их допрос несколькими общими фразами: имя, фамилия, место службы, где находится воинская часть? С этим справились кое-как.
Получив некоторые полезные сведения о дислокации неприятеля в окрестностях расщелины, ведущей в сорок первый год, допрос завершили. Больше всех полезного сообщил фельдфебель Клаус Вандеркнехт. Он, по крайней мере, прояснил расположение, силы и средства айнзацкоманды СС, возглавляемой штурмбанфюрером Шнайдером. Спровадив пленных спать, подполковник и майор, несмотря на глубокую ночь, начали решать вопрос со снабжением беженцев самым необходимым. Переговорив между собой, Сомов и Синельников пришли к выводу, что хлебом колхозников все-таки придется обеспечить. Хотя Синельников поначалу возражал:
— Мы и без того им жизни, считай, спасли, из лап оккупантов вырвали и в мирное место переселили. Землю, считай, выделили им бесплатно вместе со всеми природными богатствами. Так что пусть о себе дальше сами заботятся. Не беспомощные они, в самом деле. Даже племена дикарей способны успешно выживать в дикой природе. А этих даже и дикарями не назвать. Совки они, в том смысле, что крестьяне советские. Но, поумнее дикарей, разумеется. Даже грамоте многие из них обучены.
Но, Сомов высказал собственное мнение:
— Не дураки, конечно, колхозники. С этим я согласен. И даже специалисты кое-какие у них имеются. Бухгалтер, например, по фамилии Нечаев. Вот, смотри. Он мне тут с бойцами уже и официальные документы пересылает. Целую перепись составил. Их там триста семнадцать человек. Женщины и дети, в основном, да старики, но и мужики в расцвете сил тоже есть, хотя и мало их. Это те, кого из партизанского отряда отпустил командир. И среди них находятся люди разных профессий. Так что я верю, что хозяйство свое они наладить сумеют. Вот только это пока не столь важно. А важно их накормить прямо сейчас. Пока они не наладили еще ничего, да и хлеба нет у них.
— И что ты предлагаешь, Коля? Это же триста семнадцать буханок им подавай каждый день! И где мы столько возьмем? — спросил майор.
— Ну, это если каждому по буханке выдавать, включая грудных младенцев. А так по сто буханок в день на первое время им хватит, — сказал подполковник.
— Так и сотню буханок для них еще закупить где-то надо. У нас тут на полигоне никаких лишних продуктов нет. Сам знаешь. Все распределено по количеству военнослужащих, согласно рациона. Еле выпросил у начальника снабжения лишние порции, чтобы пленные эти с голоду не умерли. А еще и соль для тебя он никак выдавать не хотел. Но, я заставил, — сказал Синельников.
— Да, спасибо за героические усилия в борьбе за излишки снабжения ради прихоти командира. Соль, кстати, пошла на просолку медвежьей шкуры. Завтра покажу красавца. А, если серьезно, что, ты предлагаешь, Миша, колхозников голодом заморить? — спросил Сомов.
— Нет, конечно. Я понимаю, что кормежку им организовать надо. Вот только мыслей у меня нет, откуда ее брать, — пробормотал Синельников.
— Я тогда пока сам им на собственные деньги хлеб куплю. Это самое простое будет решение. Не разорюсь от сотни буханок, тем более, если оптом брать на хлебозаводе. А когда дичи колхозники достаточно себе настреляют, тогда с голоду уже не умрут. Самое главное, поддержать их в первое время, — решил Сомов.
— Давай тогда и я поучаствую. Пополам вскладчину дешевле нам будет накормить всех этих несчастных, — неожиданно предложил Синельников.
Так они и решили.
* * *
Гауптштурмфюрер СС Гельмут Руппель числился в Исследовательском отделе холмов Научно-педагогического общества наследия предков (Forschungs und Lehrgemeinschaft des Ahnenerbe). Когда Вильгельм Шнайдер вкратце изложил ему ситуацию, попросив приехать, Гельмут сразу заинтересовался. Бесследная пропажа большой группы русских крестьян показалась ему событием, действительно, достойным тщательного изучения силами Аненербе. Вообще-то группа Гельмута Руппеля была послана под Ленинград ради сбора и изучения информации по древним артефактам относящимся к доисторической стране Гиперборее, которая, предположительно, существовала здесь многие тысячи лет назад, и от которой остались лишь каменные свидетельства-артефакты. В подчинении Руппеля находилось подразделение численностью около двухсот тридцати человек, правда, не сосредоточенное в одном месте, а разбросанное по разным местам Карелии.
Гельмут постепенно разворачивал деятельность на местах, но ожидал момента, когда немецкие войска займут сам Ленинград, чтобы после прекращения боевых действий, по поручению руководителей организации Аненербе, заняться поиском каменных артефактов в самом городе и ближайших пригородах. Из изученных древних рукописей следовало, что где-то в тех местах под холмами должны были сохраниться каменные свидетельства существования в древние времена одного из городов гиперборейцев, а значит, там могли сохраниться и древние знания. Вот только продвижение войск замедлилось и даже остановилось, возможно, что надолго. Однако, для экспедиции Руппеля пока все складывалось неплохо. Снабжение подразделения поступало исправно. Потому Гельмут не торопился, разворачивая исследования тех территорий, которые уже удалось занять союзникам Германии финнам с немецкой помощью.
