Твердилой ценою своей жизни спасли не только меня, но и всю Смоленскую землю от гибели и разорения, каковую участь им приготовили заговорщики. Сегодня нам предстоит дать сражение войскам и дружинам подлых изменщиков, во главе которых стоит клятвопреступник Ростислав Мстиславич!
Задувший сильными порывами ветер принялся трепать мои волосы. Вместе с ветром по войскам прокатился злой, недовольный ропот.
– Вы смело покажете всему миру свое воинское мастерство, всё, чему вас учили наставники, и разобьёте в прах подлых врагов! – Этим категоричным утверждением я вызвал оживление в рядах. – Сегодня же мы отправимся в Смоленск и отомстим проклятым христопродавцам за учинённое ими зло и предательство!
Закончил свою речь известным в этом времени только мне воззванием:
– Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами! – С последними, прозвучавшими подобно громовому раскату словами, в которые я вложил всю силу своих лёгких, на мгновение установилась оглушительная тишина, но она тут же была прорвана всеобщим ликующим взрывом тысяч голосов. От неожиданности даже мой конь слегка шарахнулся в сторону. Пики, луки, арбалеты, мечи, бердыши беспорядочно, как штормовые волны, судорожно потрясаемые пехотинцами с раззявленными в крике ртами, опускались вниз и поднимались вверх. Удивлен, что моё ораторское искусство столь высоко, потрясённо думал я, успокаивающе похлопывая своего занервничавшего коня по шее.
Войско выступило на Смоленск восемью батальонными колоннами, примерно по триста пятьдесят человек в каждой, плюс конница – три десятка ратьеров, плюс гнёздовское ополчение в составе двух полков по тысяче человек в каждом.
Мои войска, в отличие от ополченцев, были полностью обмундированы и укомплектованы. Тактические построения атаки, обороны, маневров на поле боя были уже неоднократно отработаны в теории и на практике, в ходе учебных боёв. Поэтому не только командиры, но и каждый пехотинец, как говаривал полководец Суворов, знал свой манёвр.
Самым слабым местом в моих войсках были ратьеры, точнее их малочисленность, поэтому приходилось полагаться на боярские дружины.
Ещё одним козырем в моём рукаве была разнокалиберная артиллерия – девятиорудийная батарея двенадцатифунтовых бронзовых единорогов и трёхфунтовые полевые чугунные пушки в количестве восьмидесяти орудий. Взяли с собой практически всё, что успели произвести к этому моменту. Все орудия были на лафетах, их перевозили двулошадные упряжки. Осадные орудия решил с собой не брать, так как мы и без того были перегружены артиллерией.
Нынешняя насыщенность артиллерией была пиковой, впоследствии, когда численность армии будет расти, хорошо, если одно трёхфунтовое орудие будет приходиться не на взвод, как сейчас, а хотя бы на одну роту. Подготовленные кадры пушкарей впоследствии неизбежно будут размываться по новым подразделениям. А всё из-за нехватки пороха, который просто неизбежно ещё долгое время будет оставаться нашей ахиллесовой пятой.
Переправляться на галерах в Смоленск я тоже не видел особого смысла, проще пройти двенадцать километров по довольно приличной дороге и уже на месте разобраться, где находится враг, что и как с ним делать.
Остановив своего коня на выходе из казарм у дороги, я долго наблюдал проходящие мимо походные колонны. Лица большинства пехотинцев излучали уверенность в собственных силах, испуганных, излишне суетливых взглядов с бегающими глазами, как ни всматривался, я так и не увидел. Облегчённо выдохнув, я поспешил переместиться поближе к головным колоннам.
Во второй половине дня пешие полки, под бдительной охраной рыскающей в округе конной разведки под командованием ротного Душилы, вышли к предместьям Смоленска. Весь путь от Гнёздова барабанщики задавали постоянный ритм движения всему пешему войску. Конница двигалась впереди и с флангов, внимательно высматривая врагов.
Путь длиною в двенадцать километров, проходящий параллельно мерцающему на солнце издали руслу Днепра, шёл через недавно засеянные поля и невысокие холмы. Попадавшиеся на пути войску крестьяне старались быстро и незаметно ретироваться.
На привале в пяти километрах от города я приказал зарядить все трехфунтовые орудия – половину дальней картечью, половину ближней. А бронзовые двенадцатифунтовые единороги зарядили картечными гранатами с дистанционными трубками на тысячу метров. Каждая такая граната содержала по сто граммов пироксилина и пятьдесят пять двадцатиграммовых пуль.
Наконец, за перелеском явственно проступили маковки заднепровских церквей Ильинского конца города. А неприятель, застигнутый перед осаждаемыми крепостными сооружениями, заметив нас, стал быстро и суматошно разворачивать свою конницу, поднимая при этом тучи пыли.
Я медленно разглядывал пологую долину, плавно спускающуюся к Днепру. Она должна была стать местом битвы, определяющей не только мою дальнейшую судьбу, но и судьбы Смоленского княжества и, возможно, всей Руси в целом. Устоят ли, не побегут ли пешие полки в своей первой настоящей битве? Учения учениями, но реальный бой они всё равно не заменят. А первый бой – самый важный. Если удастся избежать излишних кровавых потерь, то тогда бойцы поверят в себя и в своих командиров и пойдут, уверенные в себе, дальше, от победы к победе.
Размеренный маршевый барабанный бой сменился быстрыми перестуками, но первыми в дело вступили трубы, выдувшие из своего чрева короткие звучные команды. Полки пока не подводили, начали разворачиваться из походных колонн в боевые построения почти так же быстро и сноровисто, как и на учениях. Единственно, что голоса командиров звучали громче обычного, и буквально кожей ощущалась нависшая над войском всеобщая нервозность. Многие бойцы заметно сбледнули с лица, рассматривая вдали «резвящуюся» у городских стен вражескую конницу, усиленную пешим ополчением.
Позади пехотного строя выстраивалась в линию наша многочисленная артиллерия, которая затем побатарейно начала вкатываться внутрь батальонных построений. На каждый батальон приходилось примерно по девять трехфунтовых орудий. Конная артиллерийская девятиорудийная батарея двенадцатифунтовых бронзовых единорогов выехала вперёд, развернув дула орудий в сторону неприятеля.
Вместе с ратьерами, несколькими вестовыми, сигнальщиками и конными боярскими отрядами я расположился за выстроившимися войсками, доверив ведение боя Брониславу, находящемуся во втором батальоне в центре пехотной линии. На левом фланге, позади нашей пехоты, нестройной толпой встали гнёздовские ополченцы.
Все эти чёткие, грамотные перестроения, похоже, не убедили и не поколебали уверенности Ростислава Мстиславича в собственных силах. Его конница как ни в чём не бывало продолжала накапливаться, изготавливаясь к бою. Он был уверен, что сможет разогнать выстроившееся мужичьё быстрым кавалерийским наскоком. Такая небрежность и предубеждения против пехотинцев были понятны. Со времён несокрушимых римских легионов прошло уже не одно столетие, с тех славных пор значение пехоты в бою обесценилось и измельчало. Мало кто, особенно на Руси, воспринимает её всерьёз, используя как вспомогательные войска, а исход боя решают конные рати.
Самим наступать не пришлось, Ростислав Мстиславич облегчил нам жизнь, первым пойдя в атаку. Оно и понятно, он хотел как можно дальше отойти от враждебных
