В общем, когда нурманы ворвались в ставку хакана, там уже не было никого, кроме сотни-другой слуг, нескольких десятков брошенных девок (среди них – три «походные» наложницы Йосыпа) да кучи разного дорогостоящего барахла.
Около восьми тысяч Йосыповых гвардейцев быстренько снялись с места, в считанные минуты уничтожили заслонные сотни Люба, оставили прикрытие из двух тысяч для задержки возможной погони и унеслись прочь вместе со своим хаканом.
Так что даже поспей Духарев раньше, он не смог бы их остановить – с одной-то тысячей против восьми. Паршивец-хакан все равно бы удрал.
И никто в этом не виноват. Кому могло прийти в голову, что Йосып бросится наутек, даже не попытавшись дать русам отпор.
– Пускай бежит, раз он такой проворный, – сказал Святослав. – Мы все равно его достанем.
Глава двадцать вторая
Саркел
Степь высохла и потрескалась. Серая земля, покрытая высохшей мертвой травой, – словно огромный череп с остатками волос. Так было весь день. Но ранним утром, проснувшись прежде солнца и выйдя искупаться в теплой донской воде, Духарев увидел, что вся земля усеяна синими и красными цветами. Миллионы цветов. А ведь ночью не было дождя. Никакой влаги, кроме капелек росы.
– Красиво, – сказал Артем, который тоже проснулся, выбрался из шатра и встал рядом с отцом. – Солнце взойдет – они закроются.
– Они что, выросли за одну ночь?
– Нет. Разве ты вчера их не видел?
Сергей покачал головой.
– Это потому что ты в войске идешь, – сказал сын. – Где передовая тысяча пройдет, там одна пыль остается.
Лагерь просыпался быстро. Надо успеть пройти побольше, пока солнце не раскалит воздух и землю.
Сотни гридней, верхами и так, уже плескались в теплой донской воде, удивительно чистой и прозрачной для конца августа.
– К табуну? – спросил Артем.
Смуглый, черноволосый, он больше походил на мать, чем на отца, и крепостью телосложения тоже намного уступал Сергею. В одежде он казался стройным, как девушка. В одежде не видно, какие у парня мускулы.
Духарев с хрустом потянулся. Он еще не решил: окунуться сначала самому или сразу вместе с Пеплом.
– Бегом? – предложил сын.
– Давай.
И они помчались через лагерь, огибая редкие шатры, перепрыгивая через спящих, уклоняясь от верховых.
Молодой гридень, Артемов дружок еще по «отроческой» дружине, пустил коня наперерез и попытался ухватить парня за чуб.
Артем легко увернулся и так треснул коня по крупу, что тот заржал и взвился на дыбы. Гридень, конечно, не свалился, но удержать коня не сумел, и конь едва не приложил копытом дружинника, разжигавшего костерок.
Дружинник отшатнулся:
– Карась безрукий твой папаша! – закричал он.
Кони духаревской дружины паслись у заросшей камышом заводи под присмотром нескольких отроков.
Табунок тысяч на пять голов. Большая часть – некрупные степные лошадки, печенежские и хузарские, заводные и вьючные. Этих подкормят и выкупают пастухи. Но боевых коней, если могут, обихаживают сами хозяева.
Артемов жеребец должен был пастись вместе с лошадьми его тысячи, но вчера вечером они с отцом вместе прокатились по степи, и Артем сдал скакуна отцовским пастухам.
Шагах в двадцати от табуна они остановились.
– Ну, чей первый прибежит? – задорно бросил Артем.
– Давай, – согласился Духарев.
Сын посвистел тихонько.
Отец – тоже, но по-другому и погромче.
Ближние лошади встрепенулись, посмотрели на людей, потом снова опустили головы.
Первым прибежал Пепел. Заржал негромко, ткнулся мокрыми губами в лицо. Духарев пошарил в кармане (по местной моде в портах карманов не полагалось, но Сергею шили по особому заказу), достал яблоко.
Артем свистнул еще раз. Он был раздосадован: и конь его опоздал – вот только бежит! И яблока у него нет.
– Ай-я-а! – закричал он, побежал навстречу, запрыгнул на бегу и, не дожидаясь отца, помчался мимо камышей к свободной воде.
Сергей с улыбкой смотрел ему вслед. Мальчишка! Хоть и командует полусотней… таких же безбашенных сорвиголов.
– Айда купаться, – сказал он Пеплу и легко побежал по влажноватой траве.
Жеребец потрусил за ним, не обгоняя и не отставая.
Гонцов Люта дозоры Святослава увидели вскоре после полудня, когда войско русов уже устроило привал, пережидая самое жаркое время.
Гонцов было двое, у каждого – по паре утомленных заводных.
По пути они вспугнули тарпанов, отдыхавших в редкой тени невысоких деревьев. Дикие лошадки, завидев людей, вскочили и помчались прочь.
Кто-то из дозорных не удержался, пустил стрелу. Попал. Покатилась по пыльной траве молоденькая кобылка. Дозорный вопросительно глянул на старшего, тот кивнул: свежее мясо не помешает. А то все рыба да рыба.
Гонцы на удачливого стрелка даже не глянули. Устали.
Пока их вели к князю, они успели поделиться с дружинниками дурными вестями: печенеги оплошали, пропустили хакана с его воями к Саркелу.
Гонцы поносили копченых худыми словами: струсили «богатыри»-цапон. Увидели серебро арабских броней, решили, что вся хузарская рать движется на них, и дали деру. Гридней же Люта было слишком мало, чтоб удержать несколько тысяч латной конницы. Так что хузары не только осаждающих разогнали, но и осадные машины пожгли.
– Пускай! – беспечно махнул рукой Святослав. – Зато теперь все лисы в одной норе собрались. Значит, на целых десять дней опередил нас Йосып. Молодец!
Неудивительно, что опередил. Во всех кочевьях, которые попадались по дороге, стражи хакана забирали лошадей. Считай, два раза в день на свежих пересаживались, а боевые «арабы» и аргамаки бежали налегке. Впрочем, и русы своих боевых коней не изнуряли, ехали на заводных. Приотстали, конечно, но не страшно. Прав князь: никуда хакан из своей Белой крепости не денется. А пять с лишком тысяч наемников – это пять тысяч ртов.
Может, когда-то давно Белая крепость и была белой, но теперь ее стены стали грязно-бурого цвета. Впрочем, от этого крепость не казалась менее грозной. На фоне примитивных укреплений Итиля и Семендера Саркел выглядел как воин в полном боевом в сравнении с каким-нибудь пермяком-охотником. Могучие стены, тяжело нависающие башни с узкими бойницами, железные ворота, ров, соединенный с рекой (крепость была построена на полуострове), подъемный мост. Саманные домики – этакий шедевр византийской военной архитектуры. Должно быть, немало отстегнули хузарские хаканы ромейским строителям.
Печенегам на эти стены влезть – что суслику Дон переплыть. Но поначалу они пытались. Надеялись на численное превосходство: гарнизон крепости – сотен пять, причем большинство – гузы, с которыми копченые довольно успешно резались. Наскочили, забросали стрелами, полезли наверх по наспех сколоченным лестницам…
