Это было отвратительное для меня зрелище. Видеть, как еще горячая человеческая кровь размазана по деревянной статуе и по лицу жреца, как она стекает с его седой бороды… О, к такому нужно привыкать.
– Перун не насытился! – закричал жрец, и его глаза сверкнули с высоты алтаря. – Давайте следующую жертву!
Успевшую к тому времени потерять сознание Рогнеду швырнули на камни рядом с распростертым телом тетки, из громадной раны в котором кровь изливалась прямо на камни. В это мгновение раздался пронзительный крик, который перекрыл гул толпы и весь гвалт вокруг. Это кричала Любава, я сразу понял. Да и не было тут, кроме нее, других женщин.
Девушка не побоялась пойти следом за мной и, видимо, стойко переносила выпавшее ей ужасное зрелище, не обнаруживая своего присутствия. Но при виде того, что сейчас собираются сделать с ее бывшей госпожой, Любава не выдержала.
Она попыталась даже пробиться вперед, но стоявшие вокруг воины ее не пустили: никакая женщина не должна мешать жертвоприношению.
Жрец с окровавленным ртом и бородой спустился с вершины алтаря и уже приготовился принести вторую жертву, когда неожиданно раздался голос.
– Князь, – громко сказал мой новый знакомый Блуд, стоявший по-прежнему рядом с Вольдемаром, – я понимаю, что жертва, предназначенная богу, священна. Но может быть, ты мог бы принести Перуну другую жертву?
Услышав эти слова, жрец замер с ножом в руке. Многие из стоявших в круге воинов, также услышав это, умолкли и с любопытством устремили взгляды на своего князя. Я же, со своей стороны, еще раз убедился в том, что интуиция меня не обманула. Кто бы ни был этот пришлый человек, откуда бы он ни появился в лагере князя Вольдемара, но князь с ним считался. Кто бы еще посмел прервать жертвоприношение и рассердить князя неуместными словами?
Более того, Блуд оставался совершенно спокоен. Он был уверен в том, что Вольдемар не рассердится на него. А если даже рассердится, то Блуда это мало волновало. Вот это было по-настоящему интересно, и я снова пожалел о том, что мне не удалось пока разговориться с этим человеком.
За все время пребывания здесь я впервые увидел человека, который не боялся Вольдемара.
– Другую? – переспросил опешивший князь. – А почему ты просишь об этом, Блуд? Что тебе до жертвы? Почему ты хочешь отобрать ее у Перуна?
– Подари мне эту девушку, князь, – последовал ответ гостя. – Она мне понравилась, а мы же с тобой друзья. Разве не так?
– Девушку? – захохотал Вольдемар, а за ним и многие из стоявших вокруг него дружинников. – Она не девушка, ты ошибся. Конечно, Перуну было бы приятнее получить кровь девственницы, но она уже не такова. Я сделал ее своей наложницей, Блуд.
Говоря это, Вольдемар не отрывал взгляда от лица своего гостя, как бы ловя проблески чувств. Но напрасно: выражение лица Блуда оставалось прежним – спокойным и уверенным, даже чуть-чуть высокомерным.
– Меня это не смутит, князь, – все так же спокойно ответил он. – Ты же знаешь мою любовь к женщинам. И весь Киев знает, что в моем доме живет больше всего женщин, чем у кого бы то ни было. Разве не так? – Он засмеялся, почесав бороду всей пятерней, и рассудительно продолжил: – Мне незазорно взять наложницу после тебя. Ты будешь князем в Киеве, а я всего лишь твоим боярином. Прошу тебя, выполни мою просьбу.
Говорил он вежливо и даже почтительно, но в глазах у Блуда сверкали какие-то подозрительные искорки, заставившие меня поверить: Блуд ни секунды не сомневается в том, что князь исполнит его просьбу. Откуда в нем такая уверенность?
Уже насмотревшись на Вольдемара, я знал, что никто вообще не мог чувствовать себя в безопасности, находясь рядом с этим безумным и кровожадным человеком. А невесть откуда появившийся Блуд явно ощущал себя хозяином положения.
Несколько мгновений Вольдемар молчал, как бы раздумывая. Жрец, видя замешательство князя, приблизился, опустив нож.
– Она принадлежит Перуну, – произнес он угрожающе, буравя взглядом Блуда, а затем как бы гипнотизируя Вольдемара. – Ее кровь принадлежит Перуну, она обещана ему. Бойся бога-ревнителя, князь! Не отбирай то, что обещано богу.
Глаза Вольдемара закатились, как у всякого припадочного в момент сильного нервного напряжения. Медленно он повернулся к жрецу и, запрокинув голову к звездному небу, нараспев тягуче сказал:
– Выбери другую жертву, Жеривол! Возьми для бога любую жертву, но эту просит подарить ему мой гость. Гостю я не могу отказать. Забирай ее себе, Блуд.
Пропев все это, Вольдемар снова обрел нормальный взгляд и вдруг демонически захохотал, брызжа слюной.
– И запомни, Блуд, мой боярин, что теперь у тебя не будет больше всех женщин в Киеве. Потому что больше всех их будет у меня! Эй! – Он повернулся к воинам вблизи себя. – Отдайте эту девку боярину! Пользуйся моей подстилкой, Блуд, и помни мою доброту к тебе!
Гость низко поклонился, опустив правую руку так, что она коснулась земли под ногами, но князь уже не смотрел на это, потому что резко повернулся к жрецу, стоявшему рядом.
– А ты, Жеривол, выбирай другую жертву нашему богу, – произнес Вольдемар, усмехаясь. – Не мог же я отказать знатному киевскому боярину.
Жрец стоял, набычившись, явно недовольный таким поворотом событий. Намеченная жертва ускользнула из самых рук, и Жеривол определенно считал это оскорблением Перуна. «Что ж, – подумал я в ту минуту, – между светской и духовной властью до наших дней происходят столкновения интересов…»
– Ну же, давай, – нетерпеливо приказал князь, и жрец, словно встрепенувшись, медленно обвел своими тусклыми глазами стоявших вокруг. Толпа сразу притихла, осознав, что сейчас будет происходить. Догадался и я, после всего увиденного мною я уже начал понимать здешние «правила игры».
Двое людей подняли с жертвенника бесчувственную Рогнеду и оттащили ее в сторону. Почти тотчас же рядом с распростертой на земле Рогнедой я увидел метнувшуюся к ней Любаву. На какую-то долю секунды я даже ощутил невольный укол ревности. А бросилась бы Любава так же и ко мне в подобной ситуации? Я спас ей жизнь, мы сблизились за последние дни, но мне вдруг показалось, что Рогнеду – свою бывшую хозяйку она ставит гораздо выше меня. Впрочем, чего же я мог желать? В конце концов, обе девушки, вероятно, были дружны с детства и привязаны друг к дружке…
Потоптавшись на месте и, видимо, погасив внутреннее бешенство, Жеривол подозвал другого жреца, который потянул длинную полоску ткани. Этой тряпочкой из холстины Жеривол завязал себе глаза, и все сразу умолкли. Наступила тишина, нарушаемая лишь треском костров вокруг.
