Наибольшую опасность для нас представляла немецкая авиация, а не корабли. Потому, до меридиана Отранто нас прикрывали дальние истребители, с аэродромов на Пелопоннесе. Отмечу новый тактический прием - эсминцы "Сообразительный" и "Способный", развернувшись впереди на отдалении в двадцать миль, играли роль кораблей радиолокационного дозора, имея на борту авианаводчиков - что позволяло перехватывать немецкие разведчики до обнаружения ими эскадры, наводя на них истребительный патруль. Два "Юнкерса" были сбиты, одновременно с наших баз и кораблей в Адриатическом море шел интенсивный радиообмен, должный навести немцев на мысль, что целью нашей эскадры является один из югославских портов. С наступлением темноты вечером 17 марта мы были в условленной точке, 36 ° северной широты, 19 ° восточной долготы. Истребители нас покинули - теперь мы должны были рассчитывать лишь на себя.
Еще можно было принять решение действовать по запасному варианту. Идти в Адриатику, вдоль уже освобожденных берегов, где наша авиация могла бы нас прикрыть - нас готовы были принять в портах Сплит или Дубровник. Или, в исключительном случае, повернуть назад. Но мы были нужны в Специи. И потому эскадра легла на курс 280, вест-норд-вест, увеличив ход почти до полного, даже "Ворошилов" развил тридцать узлов. По основному плану, мы должны были прорываться Мессинским проливом, это было сочтено за меньший риск, чем лишние полсуток отбивать немецкие авианалеты. Мы знали, что по берегам пролива, близ Мессины и Реджо-ди-Калабрия стоят береговые батареи, включая минимум одну 12-дюймового калибра. При ширине пролива в восемь миль, а в самом узком месте меньше двух, даже полевая артиллерия может простреливать там все прямой наводкой!
Однако же - ночь. И хваленый немецкий орднунг, трещавший по всем швам. Если итальянцы еще недавно имели достаточно стройную систему береговой обороны, полностью укомплектованную личным составом - то немцы, после Римского разбоя, не придумали ничего лучше, чем полностью переформировывать части и соединения, отбирая лояльных. Что вызвало сильные сомнения в боеготовности и боеспособности батарей - да и наверняка некомлект у них там, ведь и для немцев сейчас береговая оборона в своем, по сути, глубоком тылу имеет куда меньший приоритет, чем фронт севернее Рима. И конечно, нас тут не ждут. Не рассчитывали, что советский флот выйдет настолько далеко на запад.
Мессинский пролив, между Сицилией и Каламбрией - носком итальянского "сапога", имеет на карте вид перевернутой воронки, с юга на север, чуть больше двадцати миль в длину. Северный выход мало того что узкий, так еще и резко изгибается на восток. И сильнейшие приливные течения, водовороты и отмели, и скалы у берегов - по легенде, именно это место греки называли, "между Сциллой и Харибдой". Одно утешение - мины тут крайне маловероятны, легко посрывает с якорей и понесет непредсказуемо, в тот же Мессинский порт. А ведь жителей этой Мессины, разрушенной землетрясением, спасали русские моряки - кажется, даже памятник нашим там стоит! Теперь же там, в четырех милях южнее города, на карте обозначена двенадцатидюймовая башенная батарея, самый опасный наш противник. И еще, по обеим сторонам пролива, три или четыре шестидюймовые батареи, эти не так опасны, потому что пушки расположены в двориках открыто, а значит, вместе с расчетами, очень уязвимы для нашего ответного огня. Но башенная батарея способна выдержать даже прямое попадание линкоровского снаряда, на дистанции в три мили это верная смерть для кораблей! Но мы входили в пролив, потому что нам было сказано - в эту ночь самая опасная батарея стрелять не будет.
Много позже тех событий я прочел роман "Пушки мыса Монтесанто" - и видел фильм, снятый на Ялтинской киностудии в пятьдесят седьмом. В действительности же советский подводный спецназ не участвовал в обеспечении нашего прорыва, авторы взяли некоторые реальные обстоятельства другой операции, проведенной почти в то же время и на том же театре - освобождение тюрьмы Санто-Стефано. И заслуга героев итальянского Сопротивления, имен которых я так и не сумел узнать, в том, что батарея на горе, а не на мысе Монтесанто, не сделала по нам ни одного выстрела. Никто из них не остался в живых, немцы расстреляли всех.
Да, немцы нас не ждали! Уже в проливе нам навстречу попался дозорный катер, запросил фонарем опознавательные. Мы сначала не открывали огня, а пытались тянуть время, посылая в ответ хаотичные сигналы - авось примут за смену кода, а силуэтами "Ворошилов" и эсминцы были похожи на итальянские корабли. Одновременно была включена система радиоглушения, чтобы немцы ничего не могли передать на берег. Удалось выиграть минуты две, еще целая миля расстояния! Катер шел параллельным курсом, в трех кабельтовых, повторяя попытки с нами связаться - и наверное, его радист запрашивал базу, удивляясь, что слышит в эфире лишь треск и свист. Затем "шнелльбот" резко пошел на сближение и дал очередь из двадцатимиллиметровки прямо перед носом "Способного", ответом был огонь из бофорсов на поражение, поскольку существовала большая опасность, что немцы выпустят торпеды - зенитчики с эсминца стреляли отлично, катер вспыхнул и быстро затонул. И тут с берега протянулись лучи прожекторов.
До конца пролива оставалось шестнадцать миль. И, не считая башенной батареи, которую, как нам было обещано, можно было не принимать в расчет, на карте было отмечены еще четыре, шестидюймового калибра пушки Канэ начала века, какие были у нас на "Авроре" и "Варяге" - не в башнях, а в бетонных двориках, расчеты прикрыты лишь щитами орудий. Шестнадцать шестидюймовок против наших девяти 180-мм, двадцати 130-мм, с "Ворошилова" стреляли и зенитные "сотки". Цели были заранее распределены между кораблями, места их известны. А морякам-черноморцам за всю войну почти не случалось вести настоящий морской бой, разве что разгром крымского конвоя прошлым летом, и то нашим противником тогда были транспорты и катера, но зато с сорок первого нам приходилось часто и много поддерживать наши войска, так что опыт меткой стрельбы по берегу был богатейший. Эсминцы не линкоры, лишены брони? А как же Ушаков на деревянных кораблях выходил против турецких фортов и побеждал?
Огонь - и летели наши снаряды. Во времена Ушакова корабли сходились борт к борту и палили из пушек в упор, завершая дело абордажем. А мы стреляли в темноту, по расчету - зная, что он верный. На берегу были видны пожары, что там могло гореть? И хорошо, что у нас были радары, хотя мы не видели на них цель, как было бы, если б нашим противником были немецкие корабли - но мы видели на экране очертания берегов, и это сильно облегчало штурманам навигацию, не хватало еще сесть на мель здесь, под вражескими стволами! Мы прошли уже половину пролива, по нам почти не стреляли - лишь с левого, сицилийского берега было выпущено с десяток снарядов без всякого порядка, легли у нас далеко за кормой и в стороне. Впрочем, итальянцы никогда не были сильны в ночном бою!
