— Господа это были. Бывшие.
— Белые?
— Ага, — хехекнул-усмехнулся повернувшийся незнакомой стороной Никитич, — белее некуда. Все им неймется, все вернуть хочется…
Погодите-ка. Или голову слишком сильно ударили или Сергей что-то не понимает в происходящем.
— Никитичш… Так ведь война уже давно жакончшилась…
— Война-то законцилась, да люди остались. Или ты думаешь, что они в ангялочков прявратились? Не-ет, еще злее стали, — Никитича явно прорвало, — озлобились на тружаников. Сами ницего кромя как жилы тянуть да на готовом жить не умеют, да и не науцаться. Как волка траву жевать не выучишь, так и их на крястьян да работников не пяряделаешь. Вот они из Эстонии к нам церез границу и лезут, пакости творят, сено жгут, зярно, большавиков… да и людей убивают…
Взгляд Никитича все больше холодел, явно видел он перед собой сейчас не бревенчатую стену своей избы, а того самого Командира, и скорее всего через прорезь прицела.
Ой, непростой ты мужик, Никитич…
— …Взрывают в городах это… разное… Ницего, дождетесь. Мы царя с шеи спихнули, господ да немцев с земли повыгнали, даст бог час и до них доберемся. Тяррористы… Тьфу!
Пасечник повернулся и вышел, видимо покурить успокоить расстроенные нервы, оставив Сергея приходить в себя.
Если бы Никитич достал гитару и запел одну из песен Егора Летова, Сергей может быть удивился бы меньше. „Тяррористы“! Откуда в двадцатые годы могли взяться террористы?? Да еще белогвардейцы??? Террористы-белогвардейцы! Звучит как „хакеры-красноармейцы“. Бред. Может быть, все вокруг — действительно бред? Сергей огляделся. Изба не изменилась и деревянные стены не превратились в обитые мягким поролоном, ну или чем их там в психушках обивают. По прежнему болело все отбитое подлым Андрюхой, пахло травяными примочками жены Никитича (вспомнил, Татьяна ее зовут…), немного дымком от печи, кашей, деревом от стены… Непохоже-то на бред. Другие объяснения факту существования террористов (да еще и белогвардейцев) в раненую голову не приходили.
Правда, смутно вспомнилось, что террор — не изобретение бородатых ваххабитов. Был в свое время сериал, еще Хабенский в нем играл, там, в дореволюционное время были террористы, вроде бы большевики, как раз взрывали всяких важных лиц. Но так то лиц! В городе! Даже чеченцы не носятся по деревням и не избивают ни в чем не повинных пришельцев из будущего! А уж малейшая информация о существовании белогвардейцев, которые пытаются вернуть власть, убивая большевиков по селам, в мозгах Сергея вообще отсутствовала. Ну просто совсем. Тогда откуда они здесь взялись? Загадка. Не по пострадавшим мозгам. Отложим до выздоровления.
Покачиваясь и постанывая (больше всего болели ноги, отбитые Андрюхой как котлета) Сергей вышел на крыльцо. На „завалинке“ сидел и размеренно пыхал дымом Никитич.
Кстати, таинственная „завалинка“, смутно знакомая из детских книжек, на ней еще постоянно сидели и грелись на солнце, оказалась вовсе не лавочкой, а деревянным настилом вокруг избы, внутри которого насыпана (завалена) сухая трава, опилки и прочий утеплитель. Сидеть на ней было удобно.
— Хозяин, дай закурить.
— Да какой я хозяин… — протянул „кисет“ (мешочек с табаком) Никитич, — Хозяин, скажешь тоже… Не видал ты настоящих хозяев, которые из тябя душу вынут и копейку заплатят…
Сергей свернул самокрутку, щелкнул зажигалкой (самодельной, из винтовочной гильзы) и затянулся. Можно прикрыть глаза, расслабиться и на минутку поверить, что провал в прошлое, убийство беспризорников, работа крестьянином, сегодняшнее избиение, все это тебе приснилось, примерещилось. Сейчас докуришь, встанешь и пойдешь в офис, лазить в Интернете и отвечать на дурацкие звонки…
— Солнце-то жаркое. Сено скоро подсушит. Пойдем в копны уложим.
Размечтался. Даже право сидеть в офисе надо заслужить. В воскресенье пойдешь („Ноги болят…“), поползешь в Загорки, найдешь там старуху-колдунью и вытрясешь из нее информацию о том, где можно найти магов или хотя бы их следы. Ниточка тонкая, а что делать. Или всю оставшуюся жизнь складывать сено в „копны“. Кстати, что это такое?
* * *
Непонятные копны оказались всего-навсего кучами сена, точно такими же какие они с Никитичем складывали на полях целую неделю. Вернее, не кучами, потому что сено для них нельзя было просто скидать в одном месте, наоборот нужно было укладывать по хитрой методике, переворачивая пласт и прижимая им предыдущий так, чтобы „копна“ не развалилась, не разметалась ветром и не промокла насквозь.
Уже ближе к вечеру, когда поле покрылось аккуратными мини-стожками, Никитич взглянул на солнце, на горизонт, понюхал ветер и сказал, что, во-первых, по всем приметам, ночью начнется дождь, а во-вторых — почему бы не сложить сено сразу в стог? И так запарившийся Сергей, тихонько мечтавший хотя бы о небольшом отдыхе, гениальную идею руководства воспринял без энтузиазма. Однако крестьянский труд отличается от вкалывания в офисе не только общей тяжестью, но и тем, что офисное начальство, придумав тебе работу само может сидеть в мягком кресле и болтать по телефону с Кисонькой или Пусиком, а Никитич, придумав работу, пашет наравне с тобой, а точнее (если быть честным к себе) то выполняет большую часть работы. Пришлось разваливать свежеуложенные копны и таскать их к месту, предназначенному для установки стога.
Если уж копны не были простыми кучами, то стог, высотой метров в пять, нифига не был примитивной конструкцией. Огромный шест, вкопанный в землю, именуемый „стожар“ (иногда, после таких словечек, Сергей начинал сомневаться, что он в России, пусть даже и советской), вокруг которого следовало укладывать по спирали сено, умащивая каждый пласт с перекрытием (примерно как в копне), до тех пор, пока сенной круг не достигнет диаметра, достаточного, по мнению руководителя, для того, чтобы крикнуть „Хорош!“. После этого сено нужно как следует утоптать и укладывать сверху новый слой, точно также по спирали и с перекрытием и утаптывая ногами. Уминанием занимался Сергей (после того, как все копны были перетащены и образовали огромный шуршащий вал вокруг стожара), вспоминавший при этом анекдот „В специальную коробку для яиц помещается двадцать штук. А если их уминать ногами, то их поместиться в десять раз больше“. На третьем слое Никитич перестал сам укладывать пласты сена и Сергею пришлось самому подхватывать и прилеплять их на место, что и с двумя-то глазами непросто, а уж с одним… На шестом слое Сергей поднялся метра на два и Никитичу пришлось закидывать сено с уханьем, не столько от тяжести, сколько предупреждая Сергея, чтобы не напоролся на вилы, которые хоть и были деревянными, а получить их в ногу неприятно. В конце концов, под чутким руководством Никитича, стог гордо встал посреди покоса, проглотив все окрестные копны. Был он немного вытянутый вверх, кривоватый и лохматый, но Никитич принял и таким. Сергей к вечеру еле стоял на ногах, избитые с утра руки просто отваливались, а один запах сена вызывал тошноту…
