Впрочем, он справился и без багра: через несколько минут вытащил из «лунки» крупную рыбину и замер, залюбовавшись своим первым трофеем, подаренным Чёрным озером. По зелёному мху прыгало нечто невообразимо прекрасное, отливая всеми цветами радуги: неяркими, слегка приглушёнными, очень приятными для глаз.
«И самый обычный линь – очень красивая рыба», – подумал Егор. – «А здесь, похоже, подводная темнота постаралась дополнительно. Подшлифовала, так сказать, эту красоту, вот и получился настоящий шедевр. Хоть в Эрмитаже выставляй!».
Он взял линя в руки, определил навскидку: – «Больше килограмма потянет!», – оглушил рыбину обухом топора, бросил в корзину.
Вторым попался карась: почти двухкилограммовый, чёрно-бронзовый, тоже необычайно красивый. Но до линя ему было – как первой деревенской красавице до Анжолины Джоли…
Путь домой получился гораздо более трудным: в корзину поместилось килограмм четырнадцать-пятнадцать отборных красавцев-линей, примерно столько же карасей шевелилось и подрагивало в холщовом мешке за плечами, жадно ловя воздух широко открытыми ртами.
«Нет, определённо, мы этой зимой не помрём от голода!», – окончательно решил Егор. – «Чёрное озеро не даст…. Лишь бы природных катаклизмов было поменьше. Господи, сделай так, чтобы их было чуть поменьше! Ну, что тебе стоит? Ты же у нас – всесильный…».
Возле самого входа в пещеру Санька, Вера и Юлька трудолюбиво перебирали собранную клюкву. Егор нарвал пару больших охапок изумрудно-зелёной осоки, толстым слоем выложил её на земле, сверху горкой сложил пойманную рыбу, устало присел на плоский валун, довольно оглядел получившийся натюрморт и громко позвал:
– Эй, девчонки, идите сюда! Полюбуйтесь-ка на эту неземную красоту!
Девчонки послушно подбежали, начали искренне и дружно восторгаться.
– Знатный добытчик ты у меня, Егора, настоящий древний славянин! – ласково погладила его по щеке Санька. – Там, кстати, атаман Пугач припёрся, у грибоварни о чём-то старательно воркует с Галкой Быстровой. Как сизогрудый городской голубь – по ранней весне. Ты что, прямо сейчас туда собрался идти? Совесть поимей, невежа, дай людям немного пообщаться между собой!
– Ну, ты даёшь, мать! – Егор поднялся на ноги. – Я вот размышляю про себя: пристрелить этого Пугача прямо сейчас, или – уже при следующей встрече? А она – «дай людям пообщаться»…
– Как это – пристрелить? – обомлела Сашенция. – За что – пристрелить?
– Ладно, я тебе вечером всё объясню подробно. А пока схожу к северной пещере, посмотрю, как там у нас двигаются дела на «лесной бирже», – тяжело вздохнул Егор.
Со стороны северной пещеры раздавались дружные удары топоров, это Генка и Сеня демонстрировали – всем желающим посмотреть, которых, впрочем, и не было – свою молодецкую удаль.
– Привет, командир! – Генка отбросил бронзовый колун в сторону, рукавом льняной кошули чуть картинно смахнул капельки пота со лба. – Как рыбалка, удалась?
– Просто отлично! Килограмм тридцать взял. Лини и караси – пятьдесят на пятьдесят – все от килограмма до двух.
– Нехило! – завистливо присвистнул Генка. – Возьмёшь как-нибудь с собой?
– Конечно, не вопрос! А у вас, добры молодцы, как дела?
– Через три-четыре дня полностью затоварим данное складское помещение, – с гордостью доложил Сеня Браун. – Что делать дальше?
Егор установил ближайшее толстое берёзовое полено на торец, взял в руки Генкин топор, примерился, размахнулся и одним ударом разрубил чурку на две ровные половины.
– Дальше надо будет и в основной пещере разместить кубов пятьдесят-шестьдесят, не меньше. Там, рядом с солончаком, и зал имеется подходящий, рядом с банным, я смотрел.
– Зачем сразу столько дров поднимать в жилую пещеру? – недовольно заворчал Генка. – Это же метров двести пятьдесят вверх по склону! Да и тесно там, опять же – намусорим, бабы будут ругаться. Давай, командир, лучше у подошвы холма оборудуем просторный навес, а в жилую пещеру колотые дрова будем таскать уже по мере необходимости?
– Во-первых, не бабы, а девчонки, девушки, амазонки, – всерьёз нахмурился Егор. – А, во-вторых, представь себе такую нехитрую картинку. Зима, снегу за одну ночь намело метра полтора, дрова заканчиваются. Что делать? Пробиваться к северной пещере? Или – к твоему навесу, через полутораметровые заносы? Дохлое дело, однако…
– Так уж за одну ночь – и полтора метра, – неуверенно возразил Федонин.
– А почему бы и нет? Ты, Гена, забыл, где находишься? А смерчи, «грибы», горячий пепел из туч, дохлая рыба, красные койоты? Тут, мой друг, всего-всего можно ожидать…, – Егор насмешливо потрепал Генку по лохматой макушке. – Я тут прикинул, что зимой – в среднем за сутки – у нас будет уходить порядка двух кубометров дров. И это – как минимум, не учитывая регулярных банных расходов. Следовательно, пускай всегда под рукой будет месячный запас…. Шестьдесят кубометров в зале возле солончака – заскладировать в срочном порядке! Задача ясна? Молодцы! Тогда я пошёл, тут требуется немного переговорить с одним знакомым чудиком…
Над низкой и приземистой трубой коптильни, сложенной из дикого камня, поднимался вверх ленивый и тощий дымок. Весело и беззаботно трещал длинный костёр, заставленный с двух сторон деревянными решётками с разложенными на них грибами. В торце костра располагался большой чугунок, над которым беспорядочно клубился белый пар.
Галина усердно помешивала в посудине длинной ольховой щепкой, чуть в стороне располагались высокая стопка глубоких глиняных тарелок и две плетеные корзинки: одна – с деревянными ложками и бронзовым столовым ножом, в другой лежала овальная краюха испечённого ещё вчера серого хлеба.
Это была их первая краюха. После вчерашнего обеда Сеня Браун, освобождённый по такому случаю от заготовки дров, в каменной зернотёрке тщательно измельчил пару килограмм пшеницы, вечером Санька намесила теста, а Егор в печи испёк хлеб – в специальной глиняной форме, щедро обмазанной внутри толстым слоем топлёного гусиного жира. В конечном итоге получилась обычная плоская лепёшка неправильной формы, но все славяне дружно и гордо именовали эту лепёшку – «хлебом», договорившись «снять пробу» в ближайший обед.
«Смотри-ка ты», – умилился внутренний голос. – «Галка-то наша прямо на глазах превращается в человека! Не сачкует, трудится в поте лица. Прав был незабвенный дедушка Дарвин: труд на благо коллектива, он любого индивидуума облагораживает нешуточно …».
Пугач сидели на берёзовом брёвнышке в нескольких метрах от Галины, спиной к Егору, и о чём-то негромко говорил, скупо жестикулируя при этом руками. Не доходя до атамана метра три с половиной, Егор остановился и громко кашлянул.
