Важной походкой Эрнан приблизился к алтарю, принял из рук Филиппа меч, поцеловал головку его эфеса и, преклонив колени, положил его на престол.
Преподобный отец Антонио, который участвовал в церемонии коронации как новый канцлер Беарна, достал из инкрустированной шкатулки княжеский перстень с печаткой и передал его архиепископу. Марк надел этот перстень на палец Филиппу, затем вложил в его правую руку скипетр суверена, а в левую — жезл правосудия. Филипп опустился на колени перед алтарем.
Также преклонив колени, архиепископ взял из дарохранительницы золотую княжескую корону, увенчанную большим рубином, а Габриель де Шеверни тем временем начал вызывать могущественных вельмож Беарна:
— Великолепный и грозный сеньор Гастон, граф д’Альбре!
К Филиппу подошел самый влиятельный из его подданных и его двоюродный брат.
— Великолепный и грозный сеньор Робер, виконт де Бигор!
Это был отец его друга, Симона де Бигора. Сам же Симон стоял поодаль и только тем и занимался, что исподтишка толкал локтем свою жену, г-жу Амелию д’Альбре де Бигор, которая не отводила от Филиппа сияющих глаз.
— Великолепный и грозный сеньор Филипп, граф д’Армандьяк! — продолжал вызывать Габриель. — Великолепный и грозный сеньор…
Девять могущественных беарнских вельмож стали полукругом перед алтарем, и тогда архиепископ возложил корону на чело Филиппа.
— Венчает тебя Господь! — раздались под сводами древнего собора слова прелата.
Девять вельмож по очереди прикоснулись к короне, присягнув на верность своему новому государю. Архиепископ помог Филиппу подняться с колен, повернулся с ним к пастве и торжественно провозгласил:
— Господа! Перед вами ваш принц Филипп, законный правитель Беарна и Балеарских островов, венчанный на княжение Господом Богом нашим. Да здравствует принц!
— Да здравствует принц! — хором повторили девять вельмож.
— Да здравствует принц! — подхватили остальные подданные Филиппа-старшего и Филиппа-младшего.
Вновь загудели колокола собора, и их медный перезвон, подхваченный колокольнями окрестных замков и сел, понесся все дальше и дальше, распространяясь, казалось, на весь мир.
В сопровождении прелатов, могущественных вельмож и свиты своих дворян Филипп направился к выходу из собора, где его ждала ликующая толпа простонародья и мелкопоместного дворянства. Церемония коронации порядком утомила его, тяжелые княжеские одежды давили на плечи, однако держался он гордо и величественно. Это был день его торжества, день его победы: за полмесяца до исполнения ему двадцати одного года Филипп Аквитанский, прозванный Красивым, третий сын герцога, стал не просто владетельным князем — но и суверенным государем.
На полпути к выходу взгляд Филиппа случайно… впрочем, не так уж и случайно, встретился с ясным взглядом самой прекрасной из всех присутствовавших в соборе женщин — Амелины. Он украдкой улыбнулся ей, а в голову ему пришло несколько ну совсем неуместных в этом святом месте мыслей…
Глава XI
Неприятное известие
В толпе придворных и слуг, встречавших праздничную процессию на площади перед дворцом, Филипп сразу заприметил человека, чье помятое, забрызганное грязью платье неприятно контрастировало с нарядными одеждами остальных присутствующих. На груди его ливреи были вышиты геральдические замки Кастилии и львы Леона. Присмотревшись внимательнее, Филипп признал в нем одного из штатных гонцов кастильского королевского двора.
«Так, так, — подумал он. — Значит, это случилось…»
В ответ на пытливый взгляд гонца Филипп утвердительно кивнул и спешился. Гонец подошел к нему, снял шляпу и опустился на одно колено. В руке он держал внушительных размеров пакет, скрепленный пятью королевскими печатями — четырьмя малыми в углах и большой гербовой посередине. Это была официальная депеша.
— Монсеньор, — произнес гонец. — Его величество король Кастилии и Леона Альфонсо Тринадцатый с прискорбием извещает ваше высочество о смерти своего августейшего отца, нашего возлюбленного государя дона Фернандо.
Филипп молча взял пакет, сломал печати, извлек письмо и бегло ознакомился с его содержанием, которое, если отбросить всю словесную шелуху, сводилось к нескольким лаконичным фразам. Филиппу, конечно, было жаль покойного короля, но нельзя сказать, что это известие слишком огорчило его. Он никогда не питал особой симпатии к Фернандо IV, а с некоторых пор перестал и уважать его.
Тем временем к Филиппу подошли отец с архиепископом. Он отдал Габриелю прочитанное письмо и сдержанно сообщил:
— Неделю назад умер король Кастилии.
Все присутствующие перекрестились.
— Это был выдающийся государь, — произнес герцог с неожиданной грустью в голосе. Он подумал о том, что покойный дон Фернандо был всего лишь на четыре года старше его.
— Да, — без особого энтузиазма кивнул Филипп. — Это большая потеря для всего христианства. Мир праху его.
— Вечный покой даруй ему, Господи, — добавил архиепископ.
— Дон Альфонсо опять вынужден воевать, — сказал Филипп. — Теперь с Португалией. Еще зимой граф Хуан отказался платить налоги в королевскую казну и не предоставил свое войско для похода против эмирата. А совсем недавно провозгласил Португалию независимым от Кастилии королевством. Себя он, понятное дело, назначил королем, правда, так и не нашел епископа, который согласился бы его короновать.
— Об этом конфликте я слыхал, — сказал герцог. — Португалии не терпится последовать примеру Нормандии. Но дон Хуан не учел одного — Кастилия Фернандо Четвертого, это не Франция Филиппа-Августа Третьего. Так что же намерен предпринять новый король, Альфонсо Тринадцатый?
— Он собирается подавить мятеж, пока он не перерос в гражданскую войну и…
— И пока на сторону графа не встали иезуиты, — понял герцог. — Дон Альфонсо обратился к тебе за поддержкой?
— Самое странное, что нет. Он лишь сообщает о смерти дона Фернандо и о своем решении навести в Португалии порядок, а также высказывает пожелание, чтобы в случае необходимости рыцари Кантабрии немедленно собрались под знамена Леона.
— Вполне законное желание, — признал герцог. — Видно, дон Альфонсо уверен в собственных силах и не хочет вовлекать в конфликт третью сторону. Что ж, тем лучше для нас.
Филипп кивнул, хотя сам сомневался в этом.
— Король просит дать письменное распоряжение сенешалю Кантабрии вновь снарядить войско, что я сейчас и сделаю.
Герцог одобрил решение сына и вместе с архиепископом и падре Антонио поспешил встречать папского легата, кардинала Энцо Манчини, который как раз выходил из носилок.
— Любезный, — обратился Филипп к гонцу. — Когда ты будешь готов отправиться обратно?
— Уже завтра на рассвете, монсеньор. Меня предупредили, что дело не терпит отлагательства. — И перейдя на арабский язык, который Филипп выучил в Кастилии, он добавил: — У меня есть еще одно поручение, господин. Неофициальное.
— Какое?
— Письмо от известного вам лица. Король об этом ничего не знает.
Филипп настороженно огляделся вокруг себя. Отец стоял поодаль и разговаривал с папским легатом, но время от времени искоса посматривал на него. Дворяне и слуги, мигом сообразив, что речь идет о чем-то сугубо конфиденциальном, деликатно отступили на несколько шагов. Зато Эрнан, который, проходя мимо, расслышал последние слова гонца, тотчас оказался рядом с Филиппом.
— Так, так, так! — произнес он по-арабски, и губы его растянулись в хитрой усмешке. — Тайный сговор с эмиром?
— Не паясничай, дружище! — огрызнулся Филипп, невольно краснея; он догадывался, от кого было письмо. И к гонцу: — Ну, давай, любезный!
Тот ловко извлек из-за отворота ливреи небольшой пакет, который Филипп сразу же спрятал в пышных складках своей мантии, даже не взглянув на него. Проверив на ощупь рельефные очертания печати, он убедился, что его догадка верна.
Филипп поманил к себе Габриеля и поручил его заботам гонца. Первый дворянин принца пригласил своего подопечного следовать за ним. К их компании присоединился Эрнан с явным намерением взять кастильца в оборот и выведать у него самые свежие толедские сплетни. А Филипп подошел к отцу и группе прелатов.
— Милостивые государи, — сказал он. — Прошу великодушно простить меня, но я вынужден покинуть вас — имею неотложную корреспонденцию.
— О да, конечно, — согласился герцог, отойдя с Филиппом в сторону. — Государственные дела не дают нам покоя ни днем, ни ночью… Гм. Это в равной степени относится и к делам любовным… Да что ты смущаешься, словно невинная девица! — добавил он с понимающей улыбкой. — Вот уж не думал, что знаменитого сердцееда дона Фелипе из Кантабрии так легко привести в замешательство… Ну, ладно, ступай разбирайся со своей корреспонденцией, а я тем временем немного отдохну. Когда же освободишься, непременно зайди ко мне. Есть одно дело, также не терпящее проволочек, а в следующие несколько дней нам вряд ли представится случай спокойно поговорить. Там, — герцог неопределенно махнул рукой, имея в виду город за внутренними стенами замка, — уже начались оргии. У нас вскоре будет то же самое.
