Калинин метнул своими корочками перед патрулем, и бойцы нас пропустили.
— Ты куда направился, лейтенант? — широко шагая, спросил меня командир спецназа.
— За пивом, тащ полковник, а что? — я еле догонял его.
— Хе! — ухмыльнулся Калинин. — Вечно вы, журналисты, все последними узнаете. Сухой закон в стране!
Потом он остановился, с ехидной какой-то жалостью посмотрел на меня. Снял флягу с пояса и протянул мне:
— Будешь, штафирка?
Я вздохнул и не смог отказаться. Понятно, что там была не вода.
— Вали в вагон и отсыпайся. Это приказ.
Я кивнул, пытаясь унять рвотный рефлекс, и сделал несколько шагов в сторону вагона. Потом не выдержал и сел на перрон. Патрульные, охранявшие выход с платформы, с завистью посмотрели на меня. Голова кружилась… Мама, не горюй!
«Оуо! Ты снова в армии!»
Добрался я до своего вагона с трудом. А уж как залезал на полку — лучше и не вспоминать…
Проспался я лишь к полудню. Калинин так и не появился. Потопал к титану и заварил чайку покрепче. С дохлой долькой лимона, оставшейся на столе после вчерашней пьянки.
Потом уже выполз на перрон, спрятался в теньке и начал медленно приходить в чувство. Слегка потрясывало. Но не настолько, чтобы чай разлить на штаны. А на перроне… Я такое видел только в фильмах про войну. Военные сновали туда-сюда. Чего-то таскали. Некоторые выходили за оцепление, показывая какие-то бумажки. И ни одного штатского.
— Здорово! — заорал мне кто-то в ухо так, что я едва не подпрыгнул.
— Фил? — удивился я. — Ты же с вэвэшниками должен был остаться?
— А-а-а-а… — махнул мой товарищ рукой. — Они там еще неделю проваландаются. Чего мне там делать? Напросился с твоими ехать. Еле уговорил.
— А вчера чего не присоединился?
— Не дошел! — заржал Фил. — Ты тоже вчера передвигался с трудом, как я понимаю.
Вместо ответа я только кивнул.
— Ну, какие новости, чего нового?
Я пожал плечами.
— И у меня ничего. О! Погоди-ка! — Фил вдруг напрягся, ноздри его раздулись — точь-в-точь охотничья собака, почуявшая дичь.
Я проследил за его взглядом. На краю перрона сиротливо стояли два мента, ошалело разглядывая военную суету вокруг. Они очень четко выделялись в своих черных куртках среди моря зелени. Как они здесь оказались?
Фил подождал, когда рядовой с сержантом отвернутся, осторожно подошел со спины и… Как влепил пендель рядовому под зад! Мент едва не упал. Когда второй развернулся и схватился было за свой ментовский «укорот», Фил рявкнул на него:
— X… тебе, а не московская регистрация! Мудак!
— Э-э-э… Военный… — растерялся мент.
— Пшел вон, сержант. Ты тут, вообще, чего делаешь? Иди нах, бомжей нах гоняй…
Потом раздался такой отборный мат, что бегающие мимо бойцы невольно ускоряли шаг. Рефлекс такой армейский. Если кто-то кого-то материт — надо делать ноги, и подальше. Пока самому не досталось.
Фил гордо вернулся ко мне:
— Всю жизнь мечтал…
И предложил выйти на площадь трех вокзалов. На мое удивление, выразительно постучал по лбу и потащил меня к патрулю. Всегда удивлялся его настойчивости и упертости. Все-таки он — настоящий репортер. Я скорее аналитический обозреватель. Мне по душе сидеть и корпеть над информацией, нежели добывать ее.
Фил без тени сомнения подошел к капитану и сунул под его красные, усталые глаза свои корочки военкора, полученные им вчера в МВД. Я такое же в УФСБ получил.
— Товарищ капитан, нам на телеграф! Срочное задание!
— Без предписания не могу, — буркнул капитан и отвернулся. Фил вздохнул.
— Товарищ капитан, мне через двадцать минут необходимо отправить информацию в штаб Приволжского военного округа. Если вовремя телеграмма не придет — я переведу стрелки на комендатуру и вас лично. Можно ваши документы?
Капитан поморщился, как от зубной боли. Помялся.
— Запрещено!
Вечный армейский бардак. Документов с печатями недостаточно. Нужна бумажка от начальника эшелона, написанная от руки. И толку от этого патруля?
Мы отошли, недовольные. И тут Филу в башку пришла идея. Ему вечно туда идеи приходят. Иногда даже не очень безумные.
Он остановил лейтенанта, за которым тащили тяжелый зеленый ящик два бойца.
После короткого разговора бойцы рванули обратно, а за ящик схватились мы и потащили его. Тяжелый, сцуко! Однако труд и секс — лучшее средство от похмелья.
Комендач только ухмыльнулся, когда мы проходили мимо, а Фил ему показал язык.
Слава богу, тащить было недалеко. Пара «Уралов», в которые грузили ящики, стояла у входа в вокзальный сортир. Около них сидел грустный таджик в оранжевом жилете с метлой и совком и что-то напевал по-своему, глядя в жаркое небо.
Ящик кое-как закинули, перекурили с летехой и поперлись к площади.
Мать моя родная! Народу! Первый раз в Москве вижу такое количество вояк. Блин, да я ведь и сам сейчас вояка! Непривычно, черт побери! Фил увлеченно щелкал своим фотоаппаратом. Он его называл не иначе как «фаллической дурой». Я же просто впитывал атмосферу всеми порами кожи. Я не умею писать сразу. Мне надо впитать звуки, краски, запахи, слова — переварить их. А уже потом выдавать текст. Плохое качество для журналиста. Из-за этого мы вечно ругались с главредом. Писал я слишком медленно.
Дым, крики, ругань. Очередь в киоски за сигаретами. Какой-то полкаш орет на какого-то майора. Майор потом бежит и орет на какого-то капитана. Капитан мчится материть… И так далее до самого замызганного рядового. Пищевая цепочка в действии.
Фил толкает меня локтем в бок.
— Пойдем телеграмму отправим?
— Какую? — не понял я.
— Шефу. Отправим статейку в газету. Мы на работе или как?
— Мля… Ты представляешь, сколько мы заплатим за пятьсот… Нет. Даже за триста строк?
— Лех… Тебя еще учить и учить, оказывается.
Пока стояли в очереди — офицеры стремились передать весточку домой родным — сочинили текст телеграммы. «Центре Москвы. Много военных. Гражданские очень редко. Движение перекрыто. Подробности придумай сам. Иванцов, Филимонов».
Потом еще отправили своим. Я две отправил. На домашний адрес и на адрес мамы. Лиса у меня послушная, но мало ли — не успела.
Текст был короткий. «Все хорошо. Люблю. Волк».
Чего там и кому Фил нацарапал — не знаю.
Когда вышли из вокзала — встали у парапета, наблюдая суету. Какой-то солдатик лихорадочно жрал окорочок. Но не дожрал. Кинул на землю и побежал куда-то. К останкам курицы немедленно подскакал голубь и… Стал клевать.
— Мля… Голубь-людоед! — удивился Фил.
— Не. Зомби. Видишь, у него одной лапы нет? — показал я пальцем на летучую скотину.
— Да… Москва… И как они тут живут?
Резко захотелось пива. Мы поперлись к киоскам у Ярославского. Нет. Обломились. Пива не было.
— Долго тут тусить будем, интересно? — задумчиво сказал Фил.
— Ты мемуары о Великой Отечественной читал? Там по месяцу порой эшелоны стояли. И отправляли без объявления.
И тут мы переглянулись. Не сговариваясь, метнулись в сторону перрона…
Фу! Стоит, родимый.
— Ладно, пойдем в вагон. Все равно больше делать нечего, — предложил я.
Ну и пошли.
Заглянули сначала в наше купе. Калинин так и не возвращался. На столе по-прежнему стояла початая литруха «Кедровой», открытая банка тушенки, черствел хлеб и сохла разрезанная луковица. Пошли в штабной вагон. Под него приспособили бывший вагон-ресторан. Однако часовой нас туда не пустил. Совещание, грит, идет. Уболтал Фила перетащить вещи в наше купе. Все одно там, кроме меня и Сашки Калинина, никого нет. А Сашка — мировой мужик!
Долго молчали, разглядывая «Кедровку». Морщились. Потом уговорили себя и втопили по маленькой. Несколько полегчало. Я было собрался залезть на верхнюю полку и попечатать чего-нибудь. Решил дневник повести. А Фил начал скидывать снимки с флешки фотоаппарата на свой ноутбук.
И тут дверь распахнулась. На пороге стоял мрачный полковник Калинин.
— А это кто?
Кхм… Суров чего-то наш полкан.
— Лейтенант Филимонов. Военный корреспондент. Прикомандирован к вашему батальону, — вскочил Фил, гулко ударившись башкой о верхнюю полку. Надо отдать должное — не поморщился.
— У меня уже есть один. Пшел вон! — я такого Калинина не видел ни разу. От такого взгляда не то что обоссаться, можно все военные тайны рассказать. Даже те, которые не знаешь.
— Товарищ полковник, он коллега мой. Вместе работаем.
— Час от часу не легче. Документы? — мне начало казаться, что на войне чаще документы проверяют, нежели оружие применяют.
— К вэвэшникам прикомандирован? Вот к ним и пестохай!
— Никак нет! — уперся Фил. — Я, между прочим, боевой офицер в отличие от некоторых.
И он мотнул головой в мою сторону. Опаньки! А вот этого я и не знал!
