Ну ни черта себе Санта-Барбара в глубине веков, это же получается, что рода мы не худородного, а самого княжеского. Вот тебе и поговорили с дедушкой, одна новость хлеще другой.
— Деда, а об этом знает кто еще? — здесь не до шуток. Власть — дело такое.
— Может, и помнит кто, мне почем знать, — и старик пожал плечами.
Каждый из нас думал о своем, а Мирослава тем временем расставляла еду на столе.
Да, есть что поснедать: вареное мясо, каша из крапивы и сбитень еще горячий.
Насыщались в тишине.
После того как поели, дед неожиданно проговорил:
— Вышата.
— Что?
— Того дружинника звали Вышата, он растил меня словно сына, и был мне вместо отца. Никому об этом, — и дед погрозил мне кулаком.
— Хорошо, — я кивнул.
— Сейчас, погодь. — И дед уплелся в дом, чтобы спустя пару минут вернуться, держа в руках боевой пояс. Длинный кожаный ремень на заклепках, с петлями для ножен и большой металлической бляхой, закрывающей низ живота.
— На-ка примерь.
Он сел как в литой, и, прикрепив к нему кинжал, я выпрямился.
А дед фыркнул и оглядел меня.
— А теперь все, беги, а то тятька тебя заждался, — и засмеялся.
Правда, я не понял, что здесь смешного.
* * *
Вот моя деревня, вот мой дом родной. В голове крутился детский стишок, я же заходил в ворота родного дома.
Отец под навесом чего-то ковырялся. А больше во дворе и не видно никого.
Мать с со Смиляной, наверно, в доме, да и сестренка рядом крутится. А холопы на работах. Двенадцать холопов есть у нас, живут они отдельно, на обособленном, так сказать, участке, и свои небольшие дома имеют.
Отец, меня заметив, махнул рукой. Подойдя поближе, я заметил, что он осматривал конскую упряжь.
— Вот и дома, сынок, как с прадедом все обсудили?
Поклонившись отцу.
— Здравь будь, тятенька, да, все обсудили.
— Это хорошо, и погулял ты вчера славно и испытание прошел, но в том я не сомневался, — отец с прищуром посмотрел.
Я аж весь возгордился, но что-то папка уж слишком мягко стелет.
— Молодец, спору нет, вот только я наслышан о твоей дерзости наставнику и не только ему.
Донесли ироды, в мозг я вас всех любил и не раз, что б вам черти продыху не давали. Отрицать? Хуже будет, уж Яромир знает.
— Не со злого умысла, — я опустил голову.
— Да, а с какого? — отец с интересом на меня взглянул.
— Не хотел Иловая лечить.
— Так и не лечил бы, дерзить не стоило. Наставник поставлен учить, а ты норов показывал, да и не только ему. Ум короток и дерзости много слишком. Сказывали мне, как обстояло с Иловаем и на берегу, после испытания. Взрослым себя почувствовал, а вел себя неразумно. А ну снимай рубаху, да портки и к столбу становись. Выбивать будем дерзость твою, а то позоришь меня, — голос его был суров и грозен, никакой жалости.
М-да, правы были парни, ох выпорют.
— А может, не надо, тятенька?
— А как ты хотел, сынок, давай-давай. Дерзить, значит, можешь, а как по заслугам получить, значиться, не надо.
Я же шёл к столбу, у которого обычно отец коня на привязи держал. А за мной шел папа, любимый и единственный, поигрывая вожжами. Из дома высыпали родные женщины и с жалостью на меня поглядывали, да и холопы появились во дворе.
А как же, хозяйского сына пороть будут, у некоторых из них была жалость в глазах, у других предвкушение и радость.
Но они быстро прятали взгляд, ведь матушка на них внимательно взглянула и, думаю, запомнила их выражения лиц, так что им тоже перепадёт от нее. Да и я пупсиков запомнил, кому по нраву пришлось мое наказание.
По пути подобрал кусок ветки, потолще. А то отец несильно будет сдерживаться, рука у него тяжелая.
Ветку в зубы, рубаху в сторону, оголяя спину. Пояс, подаренный дедом, туда же, и вот портки летят вниз, оголяя мою задницу и ноги. Вцепившись в столб, я стоял прямо, а в голове была мысль, только не по яйцам, только не по колокольчикам, а то прилетит еще случайно.
Свист и удар по спине, РАЗ. А-а-а-а, сука, хрен собачий.
Боль разливается по всему телу. Ноги чуть не подкосились, только на руках и удержался. Чувствую, как по спине льётся кровь, шкуру снял с первого удара.
Свист, удар. Два. Держись, Яромир, князем будешь.
Папка бьет от души, но не со всей дури, а то, чую, иначе после первого удара рухнул бы.
Свист, удар, три. Под моими пальцами начинает проминаться древесина. А зубы вот-вот перекусят ветку.
Четыре, и еще одна полоса от удара у меня на спине. Боль, спина горит. Мысли идут с трудом. Только бы не упасть. Стоять.
Пять, удар боль.
СТОЯТЬ.
Шесть, и удар приходит на задницу, как издевательство.
— Будя с тебя.
Отец разворачивается и идет обратно. Не обращая на меня внимания.
А я все так же стою, вцепившись в столб. Руки свело, а ноги не держат.
[1]Щецин один из главных городов поморян, где располагался большой храм Триглава.
[2] Ретра, - — храмовый город в землях лютичей, духовный центр один из наиболее почитаемых, после его уничтожения на первое место вышла Аркона.
[3] Лучшие.
[4] Велеты или вильцы самоназвание одного из славянских племен более известных как лютичи.
[5] Ободриты — славянское племя.
Глава 10
Лежа возле костра, лениво ковыряюсь прутиком в углях, в пол уха слушая треп Гостивита.
После отцовского воспитания подняться смог только на второй день, все-таки сила жизни — это нечто. А вот Гостивит и Дален, после того как их отцы по потчивали, дней пять, в лежку лежали, и далеко не факт, что мне меньше досталось.
А потом все завертелось, рабочие будни. Подготовка к зиме, проверка амбаров и кормов, ухаживание за скотиной и рыбалка, в общем, дел хватало. И это несмотря работу по хозяйству холопов.
От рассвета до заката мы работаем, ребята.
В редкие часы отдыха отец меня тренировал в бое с копьем и топором, в том числе и разным уловкам, которые он освоил за свою жизнь. До этого он меня тоже обучал, но сейчас серьезней, что ли, бил не жалел. Иной через шлем так прилетало, что потом в ушах звон стоял весь день.
К Маруше еще сподобился сходить и отблагодарить за помощь, мама со Смиляной даже отрезов ткани выдали, а отец пару мешков ржи не пожалел, да и по мелочи разного скарба. Хорошо, что тятя лошадку скрепя сердце выдал, а то я бы на себе все не утащил. Приятно было ее встретить и отблагодарить.
А вот сейчас ночной выпас коней, днем-то они работают. Еще и ребята присоединились, так что у нас большая компания, даже Лана отец отпустил. Да и соседские ребята так же на выпас пришли.
Так что, помимо моих друзей, было еще шестеро парней: Кнес, Хельг, Томил и три холопа, один моей семьи Крист, по младше меня. И два холопа, принадлежащих семье Томила.
А собраться просто так и посидеть нам некогда, вот зима придет, там со временем для забав будет получше, хотя уже и невместно посиделки устраивать, мы же теперь мужи, а не дитяти, которым лишь бы поиграться. Хотя почесать языками немного все же собирались.
О, кажется, что-то интересное пошло, а не рассказы Гостивита о духах, чес слово, задолбал уже с ними, фанатик наш доморощенный, может, стоит его Рознегу в помощники сосватать, пусть мучается, я сладко зевнул и вслушался.
— А вы слышали, что Добрыне пришлось дом свой спалить самому, домовой спасу не давал, — раздался голос Кнеса. Сосед и знакомый по селу. Постарше нас на год, и он в прошлой године испытание проходил, весьма здоровый парень с меня ростом, но в плечах шире, добрый малый.
— Это которого? — лениво поинтересовался Томил, такой же старшак. У его семьи большие поля для засева и холопов больше, чем у нас, но лично старому Яромиру он не особо нравился, да и мне по нутру не пришелся. Пакостный и злопамятный стервец.
— Который в Логовом жил, — хмыкнул Кнес.
— Знаем, знаем, — степенно покивал Хельг. — Отец у которого то ли свей, то ли дан. Хрен разберешь, в общем, северянин. Рыбалкой в основном промышляла его семья, да к моему отцу они присоединялись, когда тот шел в набег.
