— Я из семьи немецких переселенцев. Поэтому моя фамилия Клят. В переводе с немецкого — «замечательная».
— Ну, это ты преувеличиваешь,— заявил я, хмурясь изо всех сил.— Вот, помню, гуляю я по Лазурному берегу, а навстречу мне замечательная Наоми Кэмпбелл ковыляет. Туфли за штуку евро ногу ей натерли, вот она в них и ковыляет уныло. Ну, а я ей и говорю…
— Жаба ты противная! — опять встрял Васильев, сидя на розовом пуфике напротив и ревниво глядя на нас с Ленкой.— Сколько можно парить мозги бедной девушке! Говори уже правду — третий брак, четверо детей, алименты задолбали…
Я с возмущением поднял глаза на Васильева и показал кулак.
— Я ему не верю,— обнадежила меня Лена, чокаясь со мной своей водкой.— На самом деле алименты тебя не вовсе задолбали, верно?
— Верно,— осторожно кивнул я, ожидая продолжения.
— Ты совсем не похож на человека, который платит алименты,— продолжила Лена.— Ты, скорее всего, сматываешься молча, не прощаясь.
Я печально вздохнул и потупился:
— Всё намного хуже. Вампиры мы! Я ведь на прощание выпиваю из жертвы всю кровушку.
Лена подняла на меня ясные зеленые глаза и ухмыльнулась:
Как это кстати! У меня нынче этой крови — просто завались!
Васильев тут же зашелся в радостном кашле, едва ли не повизгивая от восторга, а я разочарованно протянул:
да ты что? Именно сегодня? Значит, никакой на
дежды?
— Увы,—признала она, допивая свою водку.—Но ты не переживай. Смотри! — Она показала на дверь, и тут, как по волшебству, дверь отворилась, и в регистратуру вошел целый выводок девиц разной степени одетости, все ужасно возбужденные прогулкой по бывшей поликлинике, все очень веселые, разговорчивые — это был такой контраст по сравнению с тем, что я видел последнее время в городе, что я невольно улыбнулся им,улыбнулся тепло и радостно, несмотря на то что находился под прицелом пары внимательных зеленых глаз.
— Ну и как? — спросили меня эти внимательные глаза.
— Ты — лучшая! — ответил я совершенно искренне.
Лена понимающе усмехнулась, но что-то живое все-таки шевельнулось в ее посуровевшем безжалостном лице, и она отдала мне свой пустой стакан:
— Твоя тележка — ты и наливай. Кстати, есть мне тоже хочется…
До тележки я пробирался с боями, как на бесплатном фуршете для ветеранов войны, устроенном в районной администрации,— меня толкнули и ущипнули раз десять, пока я шел туда и обратно.
Вернувшись с добычей на свой уголок дивана, я передал Лене стакан и пластиковую тарелку с закуской. Она благодарно кивнула и принялась есть, аккуратно цепляя пластмассовой вилкой разнообразные деликатесы, щедро наваленные мною в ее тарелку.Я деликатно отвернулся от голодной студентки в сторону, наблюдая процесс подключения огромной плазменной панели к DVD-проигрывателю. Панель извлекли из-под дивана и просто прислонили к стене.
— Панель тоже на улице подобрали? — насупился Палыч, но Семен протестующе вскинул руки:
— Игорь Палыч, мы не мародерствовали! Панель нам одолжил мужик из дома напротив. Сам-то он в Штаты смылся, а квартиру пустой оставил. Самая ценная вещь у него в квартире — это панель. Вот и отдал на сохранение. Приедет — вернем. Я же говорю: нам здесь, в районе, народ доверяет.
Игорь задумчиво покачал головой:
— Ну ладно. Тогда молодцы.
— А то! — гордо подытожил Семен, подключив наконец к панели шнур от проигрывателя. –
Весь выводок девиц расселся на диване, растолкав нас от центра к краю своими упругими бедрами.
С трудом оторвав взгляд от разнокалиберных, но одинаково заманчивых девичьих поп, я обернулся к Лене и в упор столкнулся с ней глазами.
— Красиво, да? — спросила она, подцепляя на вилку маслину с уже пустой тарелки.
— Очень! — честно признался я, на всякий случай виновато пожав плечами.
Васильев перебрался со своего пуфика напротив нас с Леной в самый центр дивана и возлежал там, как персидский шах среди наложниц, деловито подливая водку в ближайшие стаканы, так что нам с Ленкой никто не мешал строить друг другу глазки.
По панели прошла волна цифровой ряби, а потом зловещая музыка и тревожный видеоряд с какими-то осенними пейзажами быстро погрузили всех нас в атмосферу ужасного ужастика. Семен метнулся к двери, вырубая общий свет, а потом все затихли, не отрывая глаз от панели.
Я косился на экран и думал о том, в каком парадоксальном мире я живу — на улицах Питера сейчас творится такой ужас, что никакому Голливуду не приснится. Но этого, реального, жизненного, настоящего ужаса нашим девушкам мало — им подавай еще ужас киношный, красиво сделанный и грамотно поданный. Да еще в соответствующей обстановке… Если бы Семен с Николаем дежурили в морге или крематории, не сомневаюсь, что все эти девицы приперлись бы на просмотр ужастиков даже туда — в погоне за острыми ощущениями и приключениями на свои упругие попы.
Тут я почувствовал движение рядом и сказал Ленке осторожным шепотом, вспомнив известный анекдот:
— А хочешь, пойдем посмотрим на звезды?..
— На звезды без презерватива смотреть не пойду! — процитировала окончание анекдота Ленка, но послушно поставила на пол стакан и тихонько встала, направляясь к двери.
Все ж таки чему-то учат их там, на филфаке, подумал я, выбираясь вслед за Ленкой в темный коридор.
— На звезды — это на крыше? — спросила меня Ленка, упершись руками мне в грудь и мечтательно закатив глаза.
— Точно! — сказал я с воодушевлением, схватил за руку и повел на крышу, осторожно пробираясь среди так и не убранного медицинского хлама.
Уже на третьем этаже ко мне вернулось привычное теперь уже чувство опасности, а на четвертом пришла и одышка. На пятом мы дышали одинаково тяжело, пока я вскрывал своим швейцарским ножиком хлипкий замок чердака, но, выбравшись на крышу, перестали слышать друг друга, потому что звуки большого города захлестнули нас неожиданно будоражащей волной.
— Смотри вон туда, опять чего-то громят!..— Ленка показала на мельтешащие пятна света и тени где-то в районе центра, и я послушно уставился на эти тени, пытаясь увидеть больше, чем полагается видеть тому, кто,ничем не рискуя, наблюдает за страшной трагедией с безопасного расстояния.
Там, в центре, горело что-то многоэтажное, а вокруг шевелилась и кричала злая толпа. Потом вдруг эта темная масса поймала ритм своих злобных криков и отчетливо запела «Интернационал»,
Тогда Ленка обхватила меня своими нежными, теплыми руками, и я тоже обнял ее, бережно опуская на крышу.
— Нет, я хочу всё видеть,— прошептала она, и тогда я просто повернул ее к себе спиной, уложив на бортик крыши, и двумя простыми движениями обнажил ее стройное, белое тело.
