идти в некоторых местах вдоль самой кромке воды. Риск был просто огромный ведь берега речки и её русло были усыпаны камнями. К моему сожалению без потерь не обошлось, нам пришлось зарезать трех лошадей, переломавших себе ноги. Если бы не это, мы бы по пять километров в сутки делали бы смело. Благо лошадей было достаточно и где возможно мы использовали лошадей для растаскивания завалов и распиленных стволов. В результате наших трудов тропа получалась немного шире и верховые везде могли свободно проезжать.
И вот на исходе двенадцатого дня нашего перехода мы дошли до истока реки Табель-Сук и решили сделать привал.
Глава 9
Достигнув истока Табель-Сука, нам пришлось сделать привал и абсолютно все с утра до вечера занимались подготовкой к предстоящему сложному переходу. Впереди от истока Табель-Сука до Мирской тропы верст двадцать, форсирование Большого Тепселя и переход через Мирский хребет. Конечно две с не большим тысячи высота так себе, но горы есть горы, даже такие.
Кузнецы и все мастеровые готовили всяческий инструмент для расчистки и расширения тропы. Лукерья со своей командой сделали еще одну ревизию мешков с зерном. Все остальные занимались ремонтом одежды и обуви, несколько десятков людей у нас уже были совершенно босые.
Главной причиной нашей остановки было то, что в месте нашего расставания с Табель-Суком былредкостный бурелом. Я много видел буреломов, но такой первый раз. Тропу под ним совершенно невозможно было проследить, также как и найти исток реки. Почти целый день мы потратили на то, чтобы хоть как-то безопасно перебраться через завал. Его ширина составляла не меньше полукилометра. А когда мы пробрались через завал, то обнаружили, что тропы нет, было лишь несколько пешеходных троп, уходящих в разных направлениях.
Пока караван с черепашьей скоростью полз к истоку Табель-Сука, я с Ванчей и двумя егерями-разведчиками лихорадочно искал нужную нам тропу. Трое суток мы весь световой день безрезультатно искали её в достаточно густом и болотистом лесу. Я уже стал подумывать, что нам придется просто тупо прорубать практически новую тропу строго на юг до реки Большой Тепсель. Задача не из простых, но восемь километров вполне можно и осилить.
Каравану до намеченного расставания с рекой оставалось пройти последние полторы версты, когда рано утром мы с Ванчей выехали на очередную разведку. Подъехав к повороту тропы, мы с Ванчей остановились. Оставив лошадей перед завалом и соблюдая максимальную осторожность, мы перебрались через него, не хватало еще что-нибудь сломать на этом проклятом буреломе.
— Ванча, нужная тропа есть, она где-то вот тут. Не могу тебе объяснить, но я знаю, она есть. Вот только я не знаю какая из них, — что-то мешало мне понять, какое именно разветвление искомая тропа. Чувство опасности работало как часы. А вот с этом тоже новым чувством предчувствия, которое я стал для себя называть «товарищем Нострадамусом», взаимопонимания пока не было. Оно просто давало мне сигналы с точностью плюс, минус километр. Хотя и на том спасибо.
— Ваша светлость! Ты присядь вон на то дерево, — Ванча показал мне на огромную упавшую пихту, — а я попробую поискать. Лес, он же живой! С ним надо уметь разговаривать. Меня отец учил этому, да подлые джунгары поселили в душе злобу, потом казаки добавили. И лес не хочет со мной говорить. Но сейчас злобы у меня в душе нет. Я попробую поговорить с ним.
Ванча положил лук и колчан и отошел от меня метров на десять, видеть я его не видел, только иногда слышал, как он протяжно что-то поет на своем языке.
Ожидая Ванчу, я достал лист бумаги со своими заметками и нарисованной схемой местности, и еще раз прочитал намеченный мною план перехода, пытаясь найти в нем ошибку. Почему я был так уверен в наличие тропы? В своей жизни в 20-ом веке я очень много общался со старожилами этих мест. В конце 50-х годов еще были живы те, кто слышал рассказы первых русских поселенцев Усинской долины. И все они как один рассказывали мне о Мирской торговой тропе вдоль Мирской реки. У истоков реки тропа заканчивалась, разветвлялась и западная ветка шла вдоль Подьемного ручья, через Мирский хребет, а затем вдоль ручья с ка ким-то дурацким названием до Большого Тепселя. Потом тропа отклонялась на запад и выходила к истоку Табель-Сука, шла вдоль него до Казер-Сук и выходила к Енисею выше Большого порога.
Восточная ветвь Мирской тропы тоже выходила к Казер-Суку, но выше Табель-Сука и вновь раздваивалась опять же на западную, которая шла вдоль Казер-Сука к Енисею и восточную ветки. Восточная ветвь шла вдоль Казер-Сука к его истокам, обходила Араданский хребет и в итоге выходила к Енисею севернее Шушенского. Именно по этой тропе от реки Ой до Енисея и был проложен в последствии Усинский тракт, с появлением которого Мирская тропа и утратила свое значение и стала в итоге охотничьей. И по этой охотничьей тропе я три раза ходил до Усинского тракта, который стал федеральнойавтодорогой «Енисе́й».
По преданию в 1218 году, ханДжучи, сын Чингисхана, при подавлении восстаниякыргызов против Монгольской империи, шёл до Минусинской котловины не только по льду Уса и Енисея, но и по этим торговым тропам. В моей реальности 20-го века эти тропы уже или не существовали или стали охотничими.
Я сразу же обнаружил выход этой древней тропы у Большого порога и мы по ней прошли до истока Табель-Сука, а дальше путь нам преградил бурелом. Товарищ Нострадамус не подавал мне сигналов об ошибке или опасности, но не даром говорят, доверяй, но проверяй.
На этом месте я вернулся из своего внутреннего мира в грешный внешний. Ванча в метрах в десяти от меня вышел на одну из тропок и жестами стал подзывать меня. Когда я встал с дерева, он приложил палец к губам и опять же жестом пригласил меня к себе.
— Вот она тропа, только здесь надо её прочистить, — еле слышно прошептал он, когда я подошел к нему. — Лес ответил мне. По ней недавно, еще по снегу, последний раз прошел караван оттуда, — Ванча показал на юг. — Давай поднимемся вон на тот кедр и посмотрим.
Через несколько минут мы забрались на выбранное Ванчей дерево. Кедр и
