двигайся!.. Замри то бишь. Ты же видишь, эти слабоумины не шутят.
— А можно, Ратик, я всё же на кобылке пережду твой выход на сцену? По нужде я ещё не хочу, а сверху всяко лучше видно представление будет!
— Сиди уж, коль задница к седлу прилипла…
— Меня зовут Гостомысл! — тем временем крикнул озадаченно главарь шайки, непонимающе переводя взгляд с приятелей на восседавшую чуть недалече с непроницаемым лицом Благану, которая также и не думала слазить со своей лошадки.
— Запомни это грозное имя, Емеля. А лучше — запиши, дабы не забыть! Ведь пред тобой — легенда головорезов с большой дороги, сам Коромысл, собственной персоной…
— Я не понял, — Гостомысл забавно взъерепенился, — ты, здоровяк, чего, ёрничаешь сейчас⁈ И кого ты слабоумными назвал⁈ Нас, что ль⁈
— Да как ты мог такое подумать, о великий Пузимысл, гроза всего и вся, что дышит, слышит и газы пускает…
— Я Гостомысл! Хватит коверкать моё имя! — взорвался тот нервозно, после чего пискляво прокричал: — Монеты или жизнь!
— Конечно, монеты! — Ратибору начал надоедать этот спектакль.
— Не понял?.. — Гостомысл удивлённо переглянулся со своими лиходеями.
— Чего тут непонятного? Ты представляешь, если я всякому гадёнышу, ну, вроде тебя, сморчка плесневелого, каждый раз по первому требованию кошели раздавать буду, когда вам, оборванцам драным, приспичит себе на медовуху с пивом наскрести? Этак я и без порток домой ворочусь! Моя Марфуша, боюсь, меня не поймёт да на порог не пустит…
— Как ты меня назвал⁈ — Гостомысл стоял красный как рак. Потом от бешенства начал зеленеть. Похоже, главарь шайки явно не привык, чтобы с ним так разговаривали.
— Гадёнышом, сморчком плесневелым, оборванцем, а ещё скудоуминой, Коромыслом и Пузинкулом, вроде так, да… Нет? Как, Пузимыслом?.. Да, точно, Пузимыслом! — вышедший чуть левее от Гостомысла из ряда разбойников довольно крупный детина, с не обременённым интеллектом лицом, тем не менее умудрился практически точно перечислить все новые имена и звания своего вожака, запнувшись лишь на последнем, но быстро поправившись после подсказки со стороны одного из стоящих рядом товарищей.
— Спасибо, Пулогей! — вполоборота обернувшись к бойцу, прошипел, брызжа слюной, Гостомысл, на этот раз посиневший от злости. — Да только я не к тебе обращался, если что, глуподырое ты насекомое!
— Не, вообще, этот навозник почти всё верно запомнил, — одобрительно хмыкнул Ратибор. — Немного не в той последовательности, но сути это не меняет… Кстати, купцов-то парочку, что пропали недавно после того, как покинули кабак Мефодия, вы, поди, присыпали где-то недалече?
— Мы! Как сейчас и вас прикопаем, да так, что и жизни целой не хватит, чтобы ваши телеса разложившиеся отыскать!
— Хлопотно это, Дубомысл, — Ратибор в предвкушении очередной заварушки довольно хрустнул костяшками пальцев.
— Молчать! Вас всего трое, а нас — целых десять!.. Потому рот на замок и золотишко на бочку!
— С учётом наличия с нашей стороны вот этого шатуна рыжеватого, — язвительно встряла Благана, кивнув на Ратибора, — как мне думается, куда уместнее будет сказать, что это вас — всего десять, а нас — целых трое!..
— Слушал бы ты эту бабулю, Дуримысл…
— Я тебе сейчас этот топор знаешь куда воткну, знаешь куда, да⁈ — совсем взбеленившись, Гостомысл подлетел к молодому богатырю, замахнувшись на него своим оружием. В ответ Ратибор, левой рукой ловко поймав рукоять летящего ему в грудь колуна, правой — схватил главаря душегубов, бывшего могучему исполину едва ли по грудь, за горло. Не спеша, под разинутые от удивления рты его соратников, рыжебородый витязь легко поднял трепыхающегося Гостомысла в воздух, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, после чего со смаком всадил свой широкий лоб в лицо зарвавшемуся лиходею. Раздался характерный хруст сломанного шнобеля. Отлетев на несколько метров, предводитель разбойников смачно шлёпнулся прямо в одну из здоровенных, глубоких луж, что стояли то тут, то там на Кривом тракте, забрызгав при этом своих бойцов. Его окровавленную, перекошенную от боли физиономию стала быстро заливать, затекая в рот и нос, жидкая грязь, которой были заполнены все колдобины на разбитой весенней дороге. Душегубы шокированно переводили взгляд с поверженного атамана на Ратибора. Тот же, ловко подкинув одноручный топорик Гостомысла, оставшийся в его руке, коротко размахнулся да метнул его в Пулогея, попав тому точно в голову. Непонимающе уставившись на торчащий у него из переносицы обух чекана, глупый детина закатил маленькие поросячьи глазёнки и как стоял, так плашмя и грохнулся наземь.
— Кажись, у вас минус два, — крякнул чуть ли не сочувственно опешившим головорезам устроившийся поудобнее в седле Емельян. — Советую вам не тупить, а бежать, дурашки неразумные, причём как можно быстрее да далече! Тогда, глядишь, у кого-то из вас есть шанс не отправиться сегодня к Перуну на пир! Но если поджилки ещё не трясутся, то можете попробовать защекотать до смерти этого рыжего медведя! Уверен, уж чего-чего, а щекотки он точно боится!
— Я не понял, Емеля, а ты, вообще, на чьей стороне⁈ — третьему подлетевшему лиходею Ратибор, ловко пригнувшись под его дубиной, всадил сокрушительный крюк в челюсть, отчего тот, красиво пролетев метра три, смачно плюхнулся в одну лужу с Гостомыслом, опять окатив грязной водицей оставшихся семерых разбойников.
— Я за наших, Ратиборушка! — довольно прогундосил княжий племяш. — А тебе чего почудилось?..
— Да будто ты не за меня притапливаешь… — молодой исполин посмотрел на вставших на пути злодеев. — Ну чего, кто ещё искупаться желает? Подходи, не теряйся, пока водные процедуры бесплатны… — Ратибор довольно хмыкнул, когда увидел, как наконец пришедшие в себя бандиты, что-то противно проверещав, с топорами да дубинами наперевес всем скопом помчались на него. Могучий воин даже не стал почём зря доставать секиру со спины своего рысака, а ограничился лишь здоровенным ножом, споро и умело отправляя одного за другим на тот свет бросившихся на него негодяев, так и не понявших, с кем они имеют дело. Отточенными, ловкими движениями он вспарывал им животы, перерезал глотки и сносил черепа. Что могли противопоставить сызмальства профессионально обучавшемуся владению всеми видами оружия рыжебородому богатырю оставшиеся семь неумех, вооружённых лишь колунами да палками? Ратибор учился у опытнейших витязей Мирграда и был лучшим в своём деле. Бой закончился быстро. По слякотной дороге были разбросаны окровавленные тела напавших на трёх путников душегубов. Последний оставшийся стоять на ногах головорез, дрожа как
