— остановил его третий. — Подпалил он, значит, спичку, а дальше?..
— Пиджак выкинуть пришлось, — сказал хмурый.
— А пиджак-то тут с какого бока? — удивился тот, кого назвали Николаем.
— Этот балбес им свой мотоцикл тушил! Где у него только голова была! И костюм-то ведь совсем новый! В прошлом месяце только купили! Шестьдесят рубликов отдали! Эх!.. — в сердцах отбросил сигарету рассказчик
— А мотоцикл?
— А что мотоцикл… Обгорел, конечно.
— Костюма ему жалко, а мотоцикла, значит, нет!
— Мотоцикла тоже жалко. Ремонтировать теперь придётся. Сказал же, балбес… Ну что там у тебя? — повернулся старший к Зотагину.
Тот вкратце описал ситуацию.
— Поможете?
— Да куда ж мы денемся! — хмыкнул старший. — Только работы там… — он сокрушённо покачал головой. — До голой рамы твою старушку раздевать придётся. Такие вот дела. Месяца за два, думаю, управимся.
— А побыстрее не получится? — с надеждой спросил Зотагин.
— Это как твоё спасибо булькнет! — рассмеялся в ответ Николай.
10.
С утра ещё оставалась надежда, что день всё-таки будет солнечным, хоть и ветренным, а скопившиеся на западе дождевые тучи унесёт за горизонт. Увы, синоптики в прогнозе не ошиблись. Пока Зотагин добирался до железнодорожной станции в посёлке с весёлым названием Красный Гуляй, пока его машину загружали там какими-то ящиками для лампового завода в Сенгилее, погода успела сто раз поменяться. Солнце то слепило глаза, то скрывалось за тучными облаками. Ветер то почти совсем стихал, то поднимал на пустыре возле места, где шла погрузка, маленькие пыльные смерчи. Изредка накрапывал мелкий дождь. В нудный и затяжной он перешёл позже, во второй половине дня, когда Зотагин уже возвращался обратно. Небо полностью затянуло серой пеленой, по ветровому стеклу густо сыпануло дождевыми каплями, и Зотагин включил дворники.
После Тушны – села в низине меж холмов – дорога пошла в гору. Зотагин переключился на первую передачу, и семьдесят пять скрытых под капотом лошадок неспешно потянули «газон» по асфальту в затяжной подъём. Отремонтированный двигатель ровно пел на низких оборотах, дворники ритмично елозили по ветровому стеклу, смахивая влагу. Вторая неделя пошла, как Зотагин впервые выехал в рейс на восстановленной машине. Механики своё дело знали туго. Всего за какой-то месяц, по винтику перебрав практически списанный грузовик, подарили ему вторую жизнь. Конечно, до «Петрухи» этому полста второму далеко. Разве что в обслуживании неприхотлив, а во всём остальном на взгляд Зотагина проигрывал. Зотагин понимал, что сравнивать машины из разных миров и времён не совсем правильно, вернее, совсем неправильно, но ничего не мог с собой поделать. Особенно в конце рабочего дня, когда спина начинала ныть из-за неудобной посадки. Тут поневоле вспомнишь анатомические объятия водительского кресла магистрального тягача. Опять, уже в который раз подумалось: что там сейчас с его «Петрухой»? Скорее всего, нашли, подлатали и продали на торгах. Бегает, наверно, по тем же дорогам, только под другим седоком. Интересно было бы узнать, во сколько он ему обошёлся?
Но больше всего Зотагину не хватало общения. Раньше настроился на волну, нажал тангенту рации – и в курсе всего, что творится на дорогах. Тебе всегда всё подскажут или предупредят патруле на дороге. Да и просто позубоскалить можно, узнать, кто чем дышит, послушать дорожные сплетни… Здесь у водителей раций не было. В лучшем случае возили с собой транзисторный приёмник. У Зотагина такой тоже был. Купил в магазине за тридцатку портативный «Кварц», чтобы не скучать в пути. Особым разнообразием эфир не баловал, но жить можно. Сейчас по «Маяку» передавали концерт по заявкам передовиков производства. Лежащий на сиденье рядом приёмник для кого-то из них голосом Эдиты Пьехи пел о страданиях невезучего чёрного кота. Зотагину вспомнился Брыся. Независимый и самодостаточный.
Овражистые холмы с меловыми проплешинами на ковыльных склонах вдоль дороги сменил лес. Берёзы и осины росли в нём вперемежку с соснами. В открытую форточку водительской двери чувствовался запах мокрой травы, хвои, смытой с асфальта пыли и самого дождя, влетавшего в кабину мелкими каплями.
Подъём закончился. Зотагин разогнал машину и уже положил руку на рычаг, чтобы переключиться на повышенную передачу, когда увидел голосующего человека в дождевике до пят. Капюшон плаща был откинут на спину. Лица не разобрать. Человек стоял под крышей придорожной остановки и, подняв руку, смотрел на приближавшийся грузовик. Подобных остановок на сенгилеевской трассе было несколько. Все, как одна, были сложены из сероватого силикатного кирпича местного производства. Эту поставили у дороги на Шиловку. Само село находилось на берегу Волги километрах в семи отсюда. К нему от трассы вела насыпная грунтовка.
Зотагин съехал к обочине и остановился. Конечно, по инструкции брать пассажиров запрещено, но кто их читает эти инструкции, а уж тем более исполняет. Особенно, когда начальства рядом нет. При случае пассажиров брали все. Помогали доехать кто за копеечку, кто просто за спасибо. Зотагин тоже иногда подвозил попутчиков, каждый раз вспоминая, как вот так же в своём мире однажды помог Веронике-Настёне и чем ему это потом аукнулось. Успокаивало, что здесь не стреляют.
— Куда? — спросил Зотагин из-за опущенного наполовину дверного стекла.
Человек в дождевике махнул рукой в сторону Сенгилея.
— Садись!
Тот кивнул и направился к машине. Обошёл грузовик сзади, открыл дверь и залез в кабину уже без плаща. В зеркало заднего вида Зотагин увидел, как он походя закинул его в кузов.
— Не боишься, что твой плащ по дороге потеряем? — спросил Зотагин. — Сдует ведь.
— Нет, не боюсь, Александр Сергеевич!
— Когда это мы успели познакомиться? — с подозрением развернулся к пассажиру Зотагин.
— Роман Семёнович, — представился тот, протянув руку.
— Меня откуда знаешь? — проигнорировал её Зотагин.
— Неужели не догадались, Александр Сергеевич? — улыбнулся назвавшийся Романом Семёновичем.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Зотагин уже понял откуда прибыл его пассажир. Наконец-то там о нём вспомнили и прислали связного.
На вид Роману Семёновичу было лет тридцать. Может, чуть больше. Широкое лицо с выступающими скулами, курносым носом и маленьким подбородком подкупало открытостью. Взгляд тёмных,
