испугаться. К тому же, на линии фронте не приходится, надрызгавшись парфюмерией, убегать от тайной полиции вонючими токийскими переулками.
Кими пулей вылетел на бульвар, чудом не попал под рикшу и ввинтился в толпу, заползавшую в трамвай номер восемь. Он точно помнил, как прорвался по ступенькам. Но когда трамвай тронулся, обнаружил, что вцепился в задний поручень, да так и повис.
Из форточки слышались обрывки разговоров:
― А военная полиция вчера в Гиндзе облаву сделала. У одной мэйко нашли в шкафу католического священника и череп для чёрной мессы.
― Чёрных месс у католиков не бывает, это коммунистическая пропаганда!
― А мне что вот рассказывали: Император, министры, основные генералы уже давно спрятаны в специальном подводном бункере. И только к гейшам выходят!
Кими выдохнул и задрал голову. Наверху, в зарослях проводов, прыгал огрызок луны, жёлтый и нетрезвый. Внизу, под ногами, трепетали бесконечные рельсы.
― Ох, у меня ж дома детки, Мамору и Мияко,― продолжал жаловаться всё тот же невидимый голос,― Если почуют, что мамы долго не будет ― они ж весь дом разгромят!
― Вы не думайте. что я бесплатно еду,― обратился Кими к грустному морщинистому человеку в мятой шляпе, что стоял возле открытого бокового окна,― мне просто места не досталось. Я не хулиган какой-нибудь! Нет! Я в Гакусуине учусь! От меня не сильно пахнет?
Грустный человек посмотрел обречённо и, насколько позволяла теснота, приложился к флакону с аптечной настойкой боярышника.
Поездка оборвалась в пригороде, где за чёрными заборами спят почти одинаковые дома. Кими добрёл до калитки и вспомнил, что не был дома с тех пор, как ушёл вчера в школу.
“Будет скандал”,― подумал кто-то у него в голове. Но Кими знал. что ничего подобного не случилось. Акамацу наверняка позвонил и объяснил, в чём было дело. Была у старосты такая особенность.
«Видимо, я устроил что-то не то»,― Кими опёрся о столбик калитки и попытался задуматься. С третьей попытки он решил, что всё в порядке и он ничего такого не сделал.
Осталось только объяснить чудовищный запах лилий.
“Скажу, что был с женщиной”,― решил Кими. Через секунду понял, что это мало того, что правда, но впридачу ничего не объясняет. Пришлось додумывать до конца ― “Скажу, что был с женщиной, мы поссорились и она на меня целый флакон вылила!”. Но и этого было мало. Тогда он закончил ― “И ещё скажу, что ни о чём не желаю и мне не за что извиняться!”.
9. Литературные новости
В гостиной горел свет и перекатывались разговоры. Похоже, там собралась вся семья и кто-то ещё с подозрительно знакомым голоском. Звонкий голосок то вспыхивал, то затихал. И ещё играла тихая-тихая, совсем неразличимая музыка, хотя патефона дома, кажется, не держали.
Кими снял ботинки и прокрался в гостиную, надеясь, что его никто не заметит.
Обставленный свечами стол впечатлял ― имелся рис, бататовая каша, редька, приправы и характерные французские булочки, которые Оно-семпай звала “куросанами”. Ну и сакэ, само собой.
― Бурику-сан бы это не одобрил!
Спиной к стене сидели мама, кот и младший брат, а под такамоно расселись отец, и ― новый одноклассник, Сатотакэ Юкио!
Юкио-кун уже вполне освоился. Он что-то увлечённо рассказывал, встряхивая безукоризненно сверкающей причёской.
― Кими-тян, присаживайся,― отец был настолько счастлив, каким его не видели уже несколько лет,― Угощайся. У тебя такие замечательные одноклассники, столько вкусного приносят. Почему ты никогда не приглашаешь их в гости?
― Я думал… они вам не понравятся,― только и смог произнести Кимитакэ.
― Умные дети нравятся всем. Особенно, если у них родители хорошие. И друзья, Кими-тян, это ужасающе важно. Думаешь, почему мы тебя в эту школу отдали? Зачем люди на юридический Токийского университета поступают? Что, в других университетах юридического нет? Или там какие-то законы другие? Связи, Кими-тян, связи! Кто на одном курсе с министром учился, тот в жизни не пропадёт… ну разве что героем войны станет. Вот увидишь, Кими-тян, лет через тридцать, все твои однокашники станут кем-нибудь, но станут. И ты станешь! Неизбежно станешь. Чем выше вода ― тем выше корабль.
― Кими-тян у нас человек искусства,― заметила мать, подливая чай Юкио,― Ему твои разговоры не интересны.
― Ну вот посмотри, Юкио-тян у нас тоже человек искусства. Но смотри, какой приятный. Как солнышко светится!
― Скорее, как луна,― улыбнулся Юкио,― Я отражаю свет от вселенского огня. Очень осторожно отражаю. Чтобы никого не обжечь.
Видимо, он не возражал, когда к нему обращались, как к маленькому ребёнку.
― Ну да,― согласился отец,― Но всё равно, посмотри, Кими-кун, как сияет твой приятель! Сияет, как новенькая монетка. Если ты берёшься за прекрасное, почему сам таким мрачным ходишь? Ты весь в меня Кими-тян, такой же мрачный. Поэтому я и говорил всегда, что тебе лучше чиновником работать, чем чужие души потрошить. На портреты посмотри наших великих классиков: Сайкаку, Басё, Байкэн ― все приятно улыбаются, в модной одежде по своей эпохе. А ты даже у себя дома сидишь пасмурный, как коммунист в одиночной камере.
― На Кими-тян русская литература сильно влияет,― заметиа мама,― Я когда-то много читала старые переводы, всё-таки дочь директора щколы. Так там мрак, начинается уже в биографии автора. Вот был в Голландии такой писатель, он подписывался Мультатули ― то есть “многострадальный”. И для русских он образец! Причём, конечно, не целиком. Что
