– А мы и не боимся, командир, – за всех ответил механик-водитель, возясь с топливным насосом. – С чего бы? Знамо дело, что все нормально будет.
– Вот и ладненько, – с облегчением согласился капитан. – Заводи, Вить, чего возишься?..
* * *
Похоже, насчет шастающих по лесам разведгрупп Кобрин переживал зря. Гитлеровцы и на самом деле решили повторить финт первых месяцев войны, сделав ставку исключительно на скорость и маневр. Перли вперед без передышек, на предельной скорости, выдерживая минимальную дистанцию между боевыми машинами. Предельной для танков, разумеется. Во главе колонн, с отрывом в добрый километр, двигались передовые дозоры, помимо полугусеничных бронетранспортеров и мотоциклов, усиленные легкими «Pz-II» и чешскими «Прагами».
Имейся под Смоленском достаточное количество советской штурмовой авиации и фронтовых бомбардировщиков, можно было бы просто раздолбать всю механизированную группу еще на марше, как это неоднократно проделывали сами гитлеровцы в июне – начале июля. Тут даже никакой авиаразведки не нужно: растянувшийся на многие сотни метров пыльный шлейф не скроешь, как ни старайся. Как прикинул, невесело усмехнувшись, Сергей, его и из космоса отлично видно, даже с высокой орбиты. Но с авиацией все еще было плохо. Не столь катастрофично, как в конце первого летнего месяца, но сложно. В конце недавнего разговора комдив Михайлов намекнул, что постарается выбить авиаподдержку, но без малейших гарантий. Кобрин его прекрасно понял и больше вопросов задавать не стал. А сейчас это и вовсе отошло на второй план: по такой погоде ни немцы, ни наши не прилетят.
Ну, да и фиг с ним, если честно. Имеется на этот счет у комбрига очень даже неплохая задумка. И если все грамотно срастется, то выйдет нисколечко не хуже, чем полноценный авианалет. Фрицам гарантированно «понравится», так понравится, что аж до самых ихних фашистских печенок проймет…
Задумка комбрига была, в принципе, более чем незамысловата. Поскольку в академии его учили, что наибольшего успеха достигают либо сложные многоходовки с кучей отвлекающих маневров, радиоигрой с передачей противнику дезинформации, ложными ударами и контрударами и прочими хитростями (на подобное у него не было ни времени, ни, если уж начистоту, опыта). Либо простейшие операции, когда враг просто не может поверить, что все настолько элементарно; что нет никакого «двойного дна». Кобрин решил действовать именно так.
Позволив передовым частям безнаказанно вклиниться в оборону, танки бригады быстрыми – «выстрелил – отступил – сменил позицию» – ударами рассекли мехгруппу на три неравные части, напрочь заблокировав дальнейшее продвижение. Тылами занялся сводный батальон легких танков, благодаря высокой маневренности способных постоянно менять позиции и играть на опережение. Несмотря на то что «БТ» и «Т-26» осталось чуть больше четырех десятков из шестидесяти четырех (отчего он и объединил второй и третий батальоны в один), Сергей был уверен, что ребята справятся с задачей. Пушки немцы развернуть не успеют – танки не дадут, поскольку экипажи прекрасно понимают, чем им это грозит. А для тотального разгрома растянувшихся на несколько километров тыловых колонн гусениц и башенных «сорокапяток» хватит с головой.
Вырвавшиеся вперед головные подразделения встретили «КВ», врытые в землю по самые башни. С приказом в любом случае стоять насмерть и отступать только по приказу. Врытые, разумеется, не просто так и не абы где, а в наиболее подходящем месте. Слева – лес, узкий участок между опушкой и дорогой обильно заминирован немецкими же теллерминами, затрофеенными на станции. Даже если пройдут, что крайне сомнительно – тралов у них нет, а саперов наши пехотинцы в два счета покрошат из пулеметов, – упрутся в могучие деревья, которые разве что «ворошилов» с ходу переломит. Справа – неспешно несущая воды в сторону Днепра речушка. Так себе речушка, если честно, в жаркую погоду можно в любом месте по пояс перейти. Вот только берега у нее, несмотря на конец лета, очень даже топкие. Особенно тот, что ближе к шоссе. И тростник кругом, а тростник, кто понимает, абы где не растет. А противоположный еще и крутой, в полтора человеческих роста высотой, если вдруг и переправишься, то дальше хрен взберешься. Плюс – семидесятишестимиллиметровый снаряд в корму или борт, если вдруг все-таки хватит дурости туда попереть…
Основную часть мехгруппы взяли на себя обе роты «тридцатьчетверок» под личным командованием Кобрина. Позиция у них оказалась не столь выигрышной, как у «КВ», но и пропустить фрицев дальше никак нельзя: нужно, кровь из носу, дать тяжелым танкам намертво запереть дорогу. Да и какая там позиция: полтора километра практически прямого шоссе всего с одним поворотом. Правда, сразу за изгибом дороги имелся небольшой деревянный мост над безымянным рукавом той самой речки. Который благополучно и рванули вместе с заехавшим на настил «Pz-IV». То ли минеры с зарядами намудрили, то ли так и планировалось, но вышло эффектно, Кобрину понравилось: «левобережную» часть моста разметало буквально в щепки, а «правобережная» рухнула в воду вместе с танком. Мгновенно погрузившимся в воду и ил по самые люки мехвода и пулеметчика практически вертикально. Экипаж благополучно драпанул, а «четверка», получив в моторный отсек бронебойный, превратилась в высоченный факел вместе с остатками моста и десятком метров полыхнувшей от разлившегося бензина взбаламученной взрывом воды. Колонна встала наглухо.
И тут же в эфир полетел сигнал «Заря», адресованный командиру артдивизиона. Теперь главное, чтобы приданный бригаде корректировщик не подвел, долго немцы на месте стоять не станут. Корректировщик, немолодой старшина, начавший воевать еще в империалистическую, не подвел, равно как и наводчики. И после нескольких пристрелочных залпов, легших с небольшим рассеиванием, вдоль шоссе стали подниматься могучие кусты разрывов.
Бум! – разлетается от прямого попадания немецкий танк. Разлетается в самом прямом смысле: башню отбрасывает в одну сторону, охваченный пламенем двигатель вместе с кормовой бронеплитой – в другую. На месте остается только искореженный, раздутый взрывной волной корпус, разорванный по сварным швам, и остатки ходовой.
Не отрываясь от бинокля, Кобрин пораженно трясет головой: ничего ж себе! Видал он, как танки взрываются, но чтобы так?! Чтобы тяжеленный движок на десяток метров отшвырнуло?! Вот что бывает, когда одновременно и фугасный снаряд, и боеукладка взрываются. Эх, так бы смотрел и смотрел, как ихние «коробки» разносит!
Бум-м! – близкий разрыв переворачивает, словно пустую жестянку, набитый пехотой полугусеничный бронетранспортер. Борт со стороны попадания вмят внутрь и изодран осколками; дорога вокруг усеяна изувеченными телами гитлеровцев. Некоторые еще живы, пытаются ползти, хотя вряд ли осознают, что происходит. Двое тут же попадают под гусеницы танка, попытавшегося обойти внезапно возникшую на пути преграду. Но мехвод этого, похоже, даже не замечает.
