Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR]

— К Другу своему заходил? — неожиданно спросил Чекменев, тщательно давя ложечкой кружок лимона.

— Нет, — вскинул голову Тарханов.

— А чего же так? — удивился генерал. — Я тебе этого не запрещал, в мое отстутствие ты в управлении полноправный «старший по команде». Вполне бы мог навестить Вадима, поговорить, приободрить, узнать, что он сам по этому поводу думает. Не по-товарищески ты поступил. И в отношении Ляхова, и меня тоже. Я разочарован. Толковый заместитель имеет право на инициативу, лишь бы потом сумел ее начальнику грамотно обосновать…

Злость, захлестнувшая Тарханова, выразилась лишь в том, что он прикусил нижнюю губу, да и то так, чтобы со стороны было незаметно.

— Извините, Игорь Викторович. Инициатива — это не по моей части. Я предпочитаю приказы и инструкции исполнять. Ляхов вон был сильно инициативный. Вы его и отблагодарили. И Стрельников… А я что? Велено покушением заниматься — занимаюсь. Тем более что жандармерия от этого дела аккуратненько отстранилась, за ними с запросами и отношениями дольше бегать, чем самому сделать. Так что не взыщите. Доклад я вот подготовил.

— С докладом успеем. А это что же — бунт на корабле? Или итальянская забастовка? Я тебя на должности зачем держу? Приказы исполнять? Ты прежде всего думать должен! Стратегически и нестандартно. А исполнителей без тебя хватит!

Тарханов испытал приятное чувство свободы. Ну вот и слава богу. Есть повод…

Он отодвинул стул, вытянулся, как положено артикулом.

— Прошу отставки, ваше высокопревосходительство. Стратегически мыслить не умею. Командир батальона я по последней строевой должности. В Академии не обучался. Тактику, да, знаю. И что исполнять положено последний по времени приказ непосредственного начальника. Ежели же таковой приказ представляется неправильным или даже преступным, следует, тем не менее, приступить к его исполнению, доложив, по возможности, свое особое мнение по команде в письменном виде!

Вид у полковника был настолько решителен и непреклонен, что Чекменев второй раз за сутки растерялся.

А здесь что делать? Тарханов прав по всем позициям, служебным и человеческим. И уж его-то зацепить совершенно не за что. Хотя ведь невооруженным глазом видно, что нарывается. Таким вот формально безупречным способом перчатку в лицо бросает. Службу, мол, исполняю, как учили, а вы с вашими методиками плаща и кинжала катитесь в задницу!

— Ты это, садись, — устало сказал Чекменев. — Хватит с меня ваших… — подумал и употребил слово совершенно непристойное, тем более в его нынешнем рафинированном амплуа, в которое он с утра старательно вживался. — Обидел я тебя. Друга арестовал. Тебе собственные сокровенные планы не огласил вслух и при большом стечении народа. Думать заставляю. Ты это умеешь, но лень тебе! Комбатом больше нравится. Да хоть сегодня сделаю! Скажи только где. Могу — на Сахалине, Могу — в Преображенском, на плацу подковками греметь и шашкой салютовать. Чин позволяет. Я все могу. А работать мне с кем? Интересы Отечества охранять? Гордые вы тут все. Одного арестовать нельзя, другому замечание по службе сделать. Зажрались, герои пустынных горизонтов! А ну, снова — встать, смирно!

Тарханов выпрямился, прижав полусогнутые ладони к кантам бриджей.

И Чекменев встал, осмотрел полковника от носков сапог до прически и обратно. Подошел, коснулся пальцем орденских планок на кителе.

— Служил и служить будешь, где приказано. Запомни. Мне тебя воспитывать некогда. И других искать некогда. Не можешь — научим, не хочешь — заставим! Обиды — тоже в задницу. Желательно — в чужую. Садись. Докладывай.

Давно Тарханова так не драили. С песочком, как палубу на флоте. И фронда его ушла в тот же песок. Возразить Чекменеву в этой постановке вопроса было совершенно нечего. Но зато и сказал он тоже почти все, что хотел. И до адресата его слова дошли безусловно. Что следовало из его же реакции.

Сергей раскрыл папку и неторопливо, спокойно, будто и не было между ними этой эмоциональной вспышки, рассказал, что он сумел установить организаторов покушения на Князя. Назвал имена главных на данный момент фигурантов, очень непростых людей, в том числе известного банкира, генерала интендантской службы, депутата Думы, еще кое-кого. И адреса явочных квартир, схему проработки и исполнения акции.

— Вот на самую верхушку еще не вышел. Где и как людей программируют — тоже не знаю. Пока. Но если санкцию дадите — этих возьмем, допросим со всем тщанием, новую цепочку прихватим, — Сергей с каменным лицом подвинул Чекменеву папку. То есть результат принимай, но насчет прежних отношений — извините.

Генерал опытным глазом прирожденного оперативника в минуту просмотрел материал, откинулся на спинке кресла.

— Ты это… Ну, поработал. Слов нет. А говоришь — стратегическое мышление… А данные-то откуда, откуда такие данные? Где они так засветиться могли? Покойники их не сдали, с нашей стороны никто не подставился. Как вышел?

— Агентурная работа, Игорь Викторович. Там словечко, там два, там не с тем в карты сел играть, там расплатился двухмесячным жалованьем и сдачи не взял. Вот и…

— Агенты — кто? — Чекменев подался через стол и вперил в Тарханова сверлящий взгляд.

Ну, уж на такие начальственные зихера не ловятся даже полицейские приставы. Сергей откинулся на спинке стула и впервые за разговор без разрешения взял из лежавшей перед ним коробки папиросу. До этого — тональность встречи не позволяла. Значит, опять прав Вадим.

— Если позволите напомнить, Игорь Викторович, агент потому и агент, что свято верит в то, что, кроме сотрудника, его завербовавшего, никто и никогда о его роли не узнает. Вся система на этом держится. И я вам никого не сдам. Разве что, уходя в отставку, из рук в руки сменщику при личной встрече. И то, если агенту новый шеф не понравится, успешной совместной работы не гарантирую. А то вы сами этих азов не знаете…

— Ну достали вы меня, ну достали, — с тоской в голосе произнес Чекменев. — Эй, Полиханов! — позвал он командирским голосом адъютанта, словно забыв о существовании звонка. Тот услышал через две дубовых двери.

— Две рюмки водки, быстро, и иди, жди нас возле «семерки».

Взглядом приказал Тарханову выпить, закуски не предложил.

— Устрою я вам, мать вашу, братья разбойники, очную ставку. Ох, устрою. Пошли!

— Пистолет сдать прикажете? — Тарханов потянулся к застежке кобуры.

— Слушай, Серега, ну не доводи ты меня до крайности, ну не доводи! Пистолет себе оставь, в шкафчике вон автомат можешь прихватить, знаю, что он там у тебя хранится. И у дружка твоего в секретной тюрьме «браунинг» в голенище спрятан, тоже знаю. Пулемет дегтяревский нужен — прикажу прямо в номер подать. Салфеткой накрытый. Давай за мной!