– Откуда? – от удивления я выпучил глаза. Ну, ещё бы, Ломжа находится километров на триста западнее Минска, если не на четыреста, да и Гродно – тоже не близкий свет.
– Мы из пятьдесят шестой стрелковой, – устало проговорил сержант.
– Ну, товарищи, вы и даёте! – только и мог сказать я.
– Что «даём»? – переспросил сержант.
– Молодцы вы! Но об этом – потом. А сейчас вам отдохнуть надо. Так что, поехали. И мы поехали.
* * *
Отправив ребят на задания, Фермер занялся хлопотами по сбору лагеря. Одной из основных проблем было то, что давать рации кому бы то ни было, кроме своих, Саша не хотел. Поэтому в засаду на дороге пришлось отправить Дока. При других раскладах бывший подполковник спецназа ни за что бы не отправил единственного медика в дозор. Окруженцы доверия у него пока не вызывали. Слава богу, что их бывший командир сидел смирно, и бузить не пытался. А пока, бойцы Красной Армии, во главе с сержантом перетаскивали лично упакованные командиром баулы и рюкзаки в «круппа».
Примерно через полтора часа на связь вышел Бродяга и сообщил, что, по его мнению, шоссе минировать лучше с утра. Пришлось с ним согласиться. Но с этой точки надо уходить как можно быстрее. Сапёров должны хватиться примерно через час, и, вряд ли на их поиски немцы поедут на ночь глядя, но, всё же, весь двадцатилетний опыт Александра восставал, против такого явного нарушения правил.
«Всё-таки игрушки наши меня расхолодили: невыполнение приказа – это не повод к расстрелу, а обыденность; бойцу, заснувшему на посту, грозит не тюрьма, а, максимум, дружеское внушение в непарламентских выражениях и прочие либерально-разгильдяйские заскоки. А ребята хорошие, надёжные, но многие из них никогда крови не лили, ни своей, ни чужой. Хотя Антон, вот, сподобился. Надо с ним поговорить будет, когда вернутся. А то вдруг у парня планку сорвёт». Тут его окликнул Дымов:
– Товарищ майор, а с немцами, что будем делать.
«Да, что со всеми этими немцами, делать-то будем. Думал ли ты, майор Куропаткин, что когда-нибудь попадёшь на ту, самую страшную и кровавую Великую Отечественную? В школе – да, в училище, когда разбирали на примерах операции партизан и диверсантов – да, а вот после? Нет, не помню. Узнать бы кто так пошутил, с чего нас – расслабившихся и ожиревших, перебросило сюда, в пекло»?
– Трупы оттащите в поленницу – сожжём. А живого… – и Фермер сделал характерный жест рукой у горла, – а потом, туда же.
В небе послышалось басовитое гудение, и Александр, подняв глаза, увидел высоко, километрах в трёх большую группу самолётов, медленно ползущих на восток.
«Немцы. Эх, аэродром бы пошерстить… Но как? Нет взрывчатки, оружия, карт, подготовленных людей… Практически ничего нет, даже еды. Но ведь они», – он посмотрел на окруженцев, отдыхавших, сидя на бревне, – «наши предки, тоже ничего имели! А у нас, вдобавок есть опыт всей этой войны, и ещё десятка – бывших после. Будем драться! Будем».
И самозваный майор госбезопасности пошёл к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.
* * *
Ехали мы не долго. Через несколько десятков метров я понял, что мотоцикл дальше не пройдет, и, остановившись, сообщил товарищам бойцам, что халява кончилась.
– Товарищ сержант, – обратился я к Тотену «на новый лад», – мачетку давай.
Взяв «Кершо Оуткаст», который сам же Алику и подарил год назад (или шестьдесят семь лет вперёд?) я быстро вырубил несколько шестов, после чего, с помощью сержанта-пехотинца, сделал из двух слег и мотоплаща носилки для так и не пришедшего в себя энкавэдэшника. Из трех палок я соорудил что-то вроде шалаша над мотоциклом, и замаскировал импровизированный «мини-гараж» зеленью. В путь мы выдвинулись в следующем порядке: ваш покорный слуга, навьюченный немецким барахлом и мешком с продуктами, впереди, в качестве передового дозора, за мной – Тотен, нагруженный мешком с едой и тремя винтовками, следом бойцы на носилках несли лейтенанта. Замыкал колонну сержант, тоже тащивший мешок и остальное оружие. Медленно и печально шагали мы по лесу. Примерно через час нашего марша с Аликом связался Фермер. Свистом подозвав меня, Тотен протянул мне гарнитуру.
– Арт в канале. Слушаю тебя, Фермер.
– Как ваши дела, Тоха?
– Ковыляем потихонечку. Провизией запаслись. В деревне напоролись на немцев. Ведём с собой четверых окруженцев.
– Как напоролись?
– Долго рассказывать. Лучше – лично.
– Шумели сильно?
– Не очень, но пострелять пришлось.
– Что за окруженцы?
– С границы идут. Один из них – лейтенант ГБ.
– Докапывался?
– Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.
– Когда рассчитываете прибыть?
– По моим прикидкам – минут через сорок, может быть – через час.
– Понял тебя. Отбой.
Ещё, примерно, минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.
– Так, Алик, давай сюда воду! – скомандовал я. Тотен протянул мне свою флягу.
– Товарищи бойцы, – обратился я к окруженцам, – ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков – и всё.
Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:
– У тебя шоколад остался?
Он молча протянул мне плитку Ritter Sport'а. Незаметно для окруженцев я сорвал обёртку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.
– Что это, товарищ старший лейтенант? – спросил сержант.
– Шоколад. Ешьте мелкими кусочками, и обязательно запивайте водой.
– Но здесь четыре куска, а нас – только трое?
– Лейтенанту тоже надо дать.
– Но он же без сознания!?
– Сейчас, приведём его в чувство. – Ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.
Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.
– Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?
– Что? Где я? – и рука летёхи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что-то мне в этом движении показалось странным.
«Хм, а резвый гэбэшник-то!» – подумал я, – «хорошо, что я ещё, когда его на носилки клали, кобуру отжал и себе на пояс повесил, а то этот мог спросонья и от контузии по нам начать стрелять».
– Вы у своих, – мне пришлось говорить максимально успокаивающим тоном, – мы идём к лагерю партизан. Вот немного шоколада и воды – подкрепитесь.
Я встал, и жестом позвал за собой сержанта, который, не послушав меня, уже съел свою порцию. Отойдя метров на пять, я сел под куст орешника, и рукой указал на землю рядом с собой:
