— Ну, вот ты и явился, Яр. Я уж все глаза с утра проглядела, ожидая тебя. Ты тропой шел? — Слово тропа она произнесла так, что каждая буква в нем слышалась заглавной.
Помолчав, мужчина пробурчал:
— Да, Марта, именно тропой.
Эти двое еще немного посверлили друг друга взглядом, потом седой, видно поняв, что надо хотя бы изобразить вежливость, проговорил:
— Как поживаешь, Марта? Все так же играешь мужчинами и женщинами, как куклами?
Марта всплеснула руками:
— А как, позволь тебя спросить, нужно поступать с этими дураками и дурами, играющими в нас? Ты ведь и сам любишь двигать ими, как пешками. Хотя, — женщина беззаботно рассмеялась звонким голосом, который, как помнил седой, может превратиться в страшное оружие, перемалывающее противника в кровавый фарш, — им самим нравится быть «marionetta». Разве мы вправе мешать им в их маленьких радостях? Мы же просто выполняем их желания, не так ли?
Казалось, они продолжили давно, очень давно начатый разговор.
— А ты как, чудин? Или теперь уже навьин? — Женщина, казалось, вслушалась в самое нутро пришедшего. — И сестрой моей от тебя пахнет, — она повела очаровательным носиком. — Надо полагать, она тоже заметила, что ты теперь уже почти «Leiche», и на порог тебя не пустила? Ну а я пущу. Меня всегда тянет к новому. Заходи, Яр. Чувствуй себя как дома.
Женщина встала с кресла и гостеприимно указала на дверь, при этом чарующе посмотрев седому глубоко в глаза. Ее образ как-то мгновенно перетек из образа дамы неопределенных лет в образ обворожительной молодой женщины, полный тайн и обещаний. Второе сердце гостя сладко екнуло и забилось быстрее, хотя он и был готов к этому взгляду-улыбке, улыбке, бояться которой испокон веков заклинают мальчиков, становящихся мужчинами, старики солнечного Пиренейского полуострова. Они заклинают юнцов не принимать от женщин подарка «Saudade», рождающего в них странное чувство тоски и необъяснимой, загадочной грусти в душе. Не принимать в подарок чувство-улыбку. Улыбку первой на земле подруги низринутого ангела. Улыбку, которая проникает в самую суть мужчины и наносит незаживающие раны, навсегда делая его покорным желаниям и капризам женщины.
«Племянница лжи, опустошительница сердец», — напомнил себе Яр, процитировав про себя имена этой женщины, данные ей любителями сидеть у каминов и рассказывать страшные истории. — «Никогда не забывай об этом, Яр. Но она тебе сейчас нужна как никогда».
— Ну да, ну да, — скривился мужчина, делая усилие над собой, чтобы не начать боевую трансформацию. — Я, конечно, тебе благодарен за приглашение и не нарушу законов, оставаясь почтительным гостем, только перестань лезть в меня со своими штучками, Марта.
Женщина понимающе засмеялась грудным смехом и еще раз жестом пригласила седого входить в дом.
Зайдя в уютную гостиную, она указала гостю на кресло, а сама запорхала по комнате, собирая на стол. Порхая, Марта вроде бы ненароком каждый раз задевала сидящего краем своего платья.
— Ты уже знаешь о «чужаке», Марта?
Женщина небрежно махнула рукой:
— Конечно, знаю, как я могу об этом не знать.
— Но ты не знаешь другого: он пришел не один.
Она застыла возле буфета из красного дерева, потом резко повернулась к своему собеседнику:
— Не один? И кто же с ним? Расскажи мне подробней все, что ты знаешь.
— Я так и не смог ничего понять. Несколько раз пытался подойти ближе к нему, но она меня всегда начинала чувствовать раньше, чем я ее, и закрывала «чужака», закрываясь сама.
— Она? Ты сказал «она»?
— Именно она. Я ее ощущал как женщину. Или как нечто, близкое к женщине.
— Чего ты хочешь?
— Мне нужна помощь. Помощь существа такого, как ты. Я понимаю, что один не справлюсь. Его помощница слишком сильна для меня. Наш мир сейчас сопротивляется чужаку, и мы должны ему помочь, отбросив все прежние свары и распри. Иначе мы навсегда потеряем то, что выпестовывали веками. Они, — он небрежно махнул рукой в сторону подножья горы, — всегда, как овцы, шли туда, куда нам надо. Теперь все это может измениться. Ведь еще несколько шагов, и они сами начали бы нас звать для помощи в своих делах. Сами. Отдавая нам реальную власть. А тут «этот». — Последнее слово он произнес так, как будто сплюнул.
Они несколько мгновений смотрели друг на друга, потом Марта согласно кивнула головой, не проронив ни слова. Но все и так стало ясно…
Эти двое еще долго разговаривали, а когда в домике погасла последняя свеча, женщина прижалась к Яру вплотную, и седой почувствовал, что сейчас не может противиться ей, несмотря на все выставленные барьеры…
Когда все закончилось, Марта, как ее теперь звали, придвинулась к нему и, обвевая жаром своего дыхания, с внезапной откровенностью зашептала, как будто убеждая себя в чем-то и пытаясь найти ответы на давно мучающие ее вопросы:
— Мы ведь не злые и не добрые, Яр. Правда? Мы просто такие, какие есть. Только мы очень не любим слабых. Но чужая слабость — это ведь не наша проблема, а тех, кто встречается нам на нашем пути. Кто им мешает быть сильными? Мы ведь не мешаем никому быть сильными. А, Яр? — Она вздохнула. — Просто у нас другие законы и другая мораль. Но кто имеет право нас судить, Яр? Ты согласен? В своих историях люди нас постоянно показывают аморальными чудовищами, но сами с удовольствием летят как мотыльки на огонь наших чувств и желаний. И хотят, чтобы ими постоянно кто-то управлял. Ну чего же ты молчишь, навь? Скажи хоть что-то…
Мужчина повернулся и бережно прижал голову женщины к своему плечу.
Они проговорили до самого утра. О себе, о своих страхах и надеждах, о подобных себе. О людях. О своем мире, в который грубо ворвался «чужак» и который может быть разрушен. Их можно было понять. Кто хочет потерять то, что стало его сутью?
Эти двое давно пережили свои чувства, которые когда-то делали их страстными любовниками и союзниками, потом не менее непримиримыми врагами, а потом лишь иногда, как вот и сейчас, попутчиками поневоле. Но видно, еще что-то осталось между ними, хотя они сами не признавались себе в этом. И поэтому очень не хотели наступления неизбежного утра…
Но утро наступило. И закончилась ночная сказка единения душ этих двух существ, так внешне похожих на людей, но никогда людьми не бывших. Когда серый рассвет пугливо заглянул в окна домика, она, пряча глаза, а он, чувствуя себя непонятно, быстро собрались и вышли из дома. По тропе они спускались вроде вместе, но каждый сам по себе. И оба понимали, что их пути только на время опять сошлись. Потом, если для них будет это «потом», дороги их снова разойдутся. Так, идя вместе и одновременно порознь, мужчина и женщина скрылись за поворотом…
