— Через десять минут все будет готово, Александр Яковлевич.
Примерно на середине пути до ванной комнаты на глаза ему попалась горничная. С ходу улыбнувшаяся своему работодателю так приветливо, что боль от синяков и шишек на некоторое время поутихла. Но счастье было недолгим — мелодично зазвенел колокольчик в прихожей, и Наталья быстрой и трепетной ланью бросилась исполнять свои служебные обязанности.
«Опять кто-то приперся! И как всегда, очень „вовремя“».
Шагая дальше, князь стал потихоньку расстегивать на себе форменную курточку охранной униформы, потому что даже и не сомневался в том, что у заветной двери его встретит горничная вторая. Или первая — между Дашей и Наташей уже давно шло негласное, но от этого не менее свирепое соперничество во всем. В том числе и за звание «самой-самой» среди молодой прислуги в коттедже. Какой был финальный приз и с чего это вообще две восемнадцатилетние девицы решили помериться характерами, он так и не понял (да и не особо старался, если честно), но вдвоем они перед ним появлялись исключительно редко. А вот поодиночке, наоборот, даже слишком часто. Хотя?.. Нет, не слишком. Ведь красивая девушка в чем-то сродни произведению искусства — даже если и не принадлежит тебе, посмотреть на нее все равно приятно. А временами так даже и очень-очень приятно — в России мать-природа никогда не скупилась на дары для своих дочерей. Экономя при этом на жительницах как минимум Ганновера и Франции — сколько князь ни высматривал в своих «командировках» даже не красавиц (тем более что мужчины делают это почти неосознанно), а хотя бы просто миловидных девиц, так никого и не высмотрел.
«Это что же получается: мой швейный цех — картинная галерея? И ценители прекрасного имеются, в виде свежеиспеченных мужей и кандидатов в оные. Хе-хе, и постоянные посетители. Только Гриша перестал туда ходить — сразу начальство из соседних (и не очень) цехов зачастило, исключительно по рабочим вопросам, ага. Или мне рассматривать своих швей как один из видов допинга?»
Скинув на руки Дарье курточку и получив в ответ еще одну приветливую улыбку, фабрикант достиг-таки царства белоснежного фаянса и золотистой бронзы. И большого, почти во всю стену, зеркала, в коем и отразились закономерные результаты первой тренировки с новым инвентарем.
«Хорош! Брутальность так и прет, прямо-таки сочится из каждого синяка. Непонятно только, как это мне умудрились скулу пометить прямо сквозь маску? Или это я сам, когда к землице-матушке со всего маху прильнул?»
Александр застегнул рубашку, кое-как умылся и под нетерпеливое порыкивание желудка поплелся ужинать. Хм, возможно, что и в компании с неизвестным пока гостем. Впрочем, таковым он оставался очень недолго — рокочущий баритон Долгина, в очередной раз отвешивающего дежурный комплимент Наталье, еще на подходе к столовой не оставил никакого простора для фантазии.
— Вечер добрый, командир.
Не совсем приветливо буркнув в ответ что-то вроде: «Виделись же», — князь осторожно занял свое законное место во главе стола и наконец-то приподнял голову. Только для того, чтобы услышать удивленный свист со стороны своего друга.
— Виноват. Это кому же так удача улыбнулась, а?
Александр помедлил, попробовал пожать плечами и тут же раскаялся. Чертов Григорий с его любопытством!
— Всем помаленьку. Кроме меня.
— Да, зря я сегодняшнее занятие пропустил, зря. А на лице?
— Игнат.
— А что с рукой?
— Севостьян, Олег, опять Игнат, и, может быть, Демид — вскользь.
— Ишь ты, вояки! Но кого-то из них и ты подстрелил?
Вопрос повис в воздухе — открылась дверь, и в столовую пожаловали горничные, ненадолго переквалифицировавшиеся в официанток. Быстро расставили столовые приборы, тут же их наполнили ароматно-вкусным содержимым и, улыбнувшись напоследок только и исключительно князю, тихо исчезли.
— Хм!
Совершенно не огорчившийся такому пренебрежению собственной персоной, Долгин довольно потер гладко выбритый подбородок, проверил кончики усов и залихватски улыбнулся. Впрочем, фривольные мысли достаточно быстро его покинули — стоило только увидеть, как осторожно двигает руками хозяин дома. Подметив неестественно прямую осанку и прочие мелкие детали, Григорий не вытерпел и поинтересовался с неподдельным сочувствием в голосе:
— Командир, а оно хоть того стоило? Может, надо устроить все иначе? Ну, не знаю там — помягше, что ли? Или выходить один на один, а не против шестерых разом. А то ведь никакого здоровья не хватит!
— Зато узнал свой нынешний предел. Тоже, знаешь ли, дело не лишнее. А помягче?.. Для того чтобы научиться предчувствовать опасность, надо всего лишь поверить — это возможно. И не только поверить, но и доказать это себе на деле, хотя бы и через боль. Хочешь — верь, хочешь — нет, но после полудюжины попаданий я что-то такое стал ощущать, вроде холодного ветерка. Даже не ветерка, а… Черт, даже не знаю, как это описать. Но чувство это оченно даже занятное — ничего не слышно, никого не видно, а я точно знаю, с какого направления в меня хотят вогнать пулю. Н-да.
Молодой аристократ ненадолго «завис», полностью погрузившись в недавние ощущения. Очнулся, резко вскинув голову, и тут же слегка поморщился.
— Ну а боль — хороший учитель и прекрасный стимул не быть слишком самонадеянным. Я вот был и теперь как минимум неделю к стрелковому лабиринту не подойду.
Проводив впавшего в глубокие раздумья друга до дверей (можно было и не сомневаться, что прямо завтра же с утра господин главный инспектор пожалует на полигон, попробовать свои силы против звена экспедиторов), молодой аристократ слегка ссутулился. Осторожно кашлянул и с заметным облегчением пошаркал ногами в сторону сауны — желание постоять под тугими и прохладными струями воды становилось просто нестерпимым. Едва заметно пульсировали болью честно заработанные синяки, зудела царапина на шее, ей подпевала ссадина на ноге, но на лице у него гуляла довольная усмешка. Он на правильном пути, и это главное!
«Ох, ё! Сколько же меня ждет ухабов на дороге самосовершенствования? Ведь помнил же о необходимости защиты на тело, а как револьвер в руки взял, так память и отшибло. Восковая пуля и краска в желатиновой оболочке — ну прямо совсем одно и то же, ага».
Холодный, а потом и контрастный душ оказался достойным завершением отменно прожитого дня — на манер римского патриция завернувшись в большую простыню, Александр прошествовал к лежаку, рядом с которым его поджидала куцая батарея флаконов. В одних мазь, в других порошок для примочек, в третьих можно было найти что-нибудь и для глубоких царапин — в общем, уже не раз испытанные на себе средства. Сбросив часть простыни в сторону, он как раз потянулся к одному из них, как раздался легкий стук, более похожий на поскребывание ногтями по двери. А следом за стуком — и голос, с медово-нежными интонациями.
