— Жаль, что тут нет телефона и интернета, — задумчиво сказал я сам себе. — Много информации мы просто не знаем.
Аленка услышала и насторожилась:
— Что такое телефон и интернет?
Я немного смутился и задумался. Жизненный опыт подсказывал: меньше давай информации о себе. Ибо и лучший друг иногда может оказаться врагом. Но, с другой стороны, хотелось выговориться.
Аленка ждала ответа, Я решил ответить туманно:
— В мире, откуда я прибыл…
— В мире богов? — уточнила Аленка.
— Да. В том мире есть такие вещицы. Они могут на большие расстояния передавать слова и изображения людей, песни, любые новости.
Аленка спросила опять:
— Передавать с помощью радио или колдовства?
Я улыбнулся в ответ:
— Нет, с помощью электричества!
Аленка поглядела на меня недоуменно и призадумалась, похоже, вспоминая что-то.
— Я слышала, что есть такое, вроде, магнетизмом называют, — сказала девушка после паузы. — Трешь расческу, только не деревянную, а потом дотронешься до другого человека или железа и так неприятно ударит!
— Можно из этого неплохое орудие пыток придумать! — пошутил я. — Но ты права — это и есть электричество.
Аленка нахмурилась:
— Знаешь, мне приходилось на дыбе висеть. Не думаю, что следует магнетизм в жестоких пытках использовать.
Меня не удивило, что девушку пытали. Я сказал:
— Так устроена ваша жизнь! Ты была рядом со смотрящим за городом, а затем снова стала крестьянской девицей, видимо, потому, что что-то стряслось, и ты вполне могла пройти через дыбу.
Аленка сердито сказала:
— Так просто это говоришь! Потому, что тебя не пытали.
Я растеряно пожал плечами:
— Да, не пытали. Надеюсь, и не будут.
Сам подумал: «Вот если разгромят нашу армию, если поймают меня — пыток не избежать. Не дай Бог!».
Наступило молчание. Я смотрел на прекрасные золотистые волосы Аленки. Возможно, она в какой-то степени обрела свое счастье, избавившись от рабства и оказавшись в моей армии.
Аленка все же решила рассказать о себе:
— Если речь вести только о телесных ощущениях, то для меня рабство оказалось даже лучше воли, — девушка удобней устроилась в седле. — Хотя какая там воля! На барина Грудника работала с раннего детства, много работала. Как я не старалась, господа всегда находили повод придраться. Особенно барыня. Даже иногда пороли меня из-за нее кнутом, так барин приказывал и любил смотреть на процесс. Было очень больно! Грудник и сам любил бить кнутом девочек и девушек. Особенно по пяткам. Так, чтобы кожа не портилась. Оно-то больно, но быстро проходит.
А барыня иногда могла и поцеловать, но после поцелуя дергала меня за густые волосы или косы. Ей это нравилось. А работы, как правило, много. Как попала в услужение, часто не выспалась. Только зимой отоспаться можно. А потом меня отдали как прислужницу Роттенбергу, самому богатому жителю города.
За какую-то провинность меня заперли в подвале, надели неудобные колодки и посадили на дыбу. Раньше я не плакала, а тут ревела как никогда в жизни! После дыбы Роттенберг решил подарить меня в рабство Белому. Они дружили.
Очень не любила я Роттенберга, а вот рабство у Белого для меня оказалось совсем не страшным. Узнав, что я — подарок шефу, его охранники и прислужники вели себя вежливо, кричать на меня не смели. Хорошо кормили, во дворце я лежала на шелковых подушках, укрывшись атласным одеялом, шитым золотыми нитками…
Я с улыбкой сказал:
— Не всем рабыням так везет!
— Не всем, далеко не всем! — согласилась Аленка, ее глаза увлажнились. — Я видела, как поступают с простыми русскими девчатами Роттенберги и другие господа…
— Долго ты жила у Белого? — спросил я.
— Два года. Жаль, что он вернул меня Груднику.
— А почему?
— Грудник попросил.
— Как сложилась судьба родных твоих? — опять спросил я.
Девушка нахмурилась, но продолжила рассказ:
— Судьбу братьев своих знаю. Николу и Мишу, тринадцати и двенадцати лет отдали на рудники. Младшего десятилетнего Андрюшку сначала в услужение господам отдали, потом то же перевели в рабство на рудники. Там все они и вкалывают. Это долгая история. Рудники — место очень неприятное, даже каменоломни на поверхности лучше. Рабов чередуют, чтобы они не погибали: неделя под землей, неделя в открытом карьере на солнышке. Правда, потом еще тяжелее возвращаться в вонючие, с ядовитыми испарениями шахты. Но рабы не выбирают, а чередование позволяет им очистить легкие и выжить.
— А родители твои живы? — продолжал спрашивать я.
— Нет, умерли они. Как раз в тот год, когда Грудник меня к себе затребовал.
— Соболезную, — сказал я.
У меня еще есть три сестры, — сказала Алена. — Две работают на плантациях, а одну отдали олигарху, нет, не Роттенбергу, другому.
— Всех их освободим! — сказал я и спросил:
— Твои сестры такие же красивые, как и ты?
Девушка ответила:
— Да, красивые. Правда, не такие белоснежные, как я. Большинство девушек на Руси красивы и стройны благодаря свежему воздуху и работе, которая не дает жиреть телесам…
Аленка хотела еще что-то добавить, но услышала впереди подозрительные звуки, прислушалась и предупредила:
— Похоже, конный разъезд гвардейцев впереди. Что будем делать?
Я решительно сказал:
— Ликвидируем сами, пока наши позади! Только нужно никого не упустить, чтобы не предупредили о нашем приближении гарнизон в Новгороде.
Аленка согласилась:
— Ну, тогда в бой!
Гвардейцев оказалось трое. Действительно, неприятельский разъезд. Они увидели, что всадников только двое, причем, одна — девушка, и сами помчались навстречу нам.
Пришлось драться. На коне это не особенно удобно. Тем не менее, я прыгнул из седла своей лошади на лошадь подъехавшего ко мне гвардейца, сшиб его ногами, сам слетел с лошади, но успел поразить мужика ножом, прежде чем он выхватил свой меч. А я сделал сложный веер, вскочил на коня второго гвардейца и тем же ножом ударил его в шею.
В это время Аленка успела стукнуть дубинкой сунувшегося к ней гвардейца. Да так, что тот свалился с лошади и ударился головой о камень.
Не жалко! Даже конь мужика одобрительно кивнул Аленке: мол, правильно, что от такого наездника меня избавила.
— Их надо добить! — сказала Аленка и ткнула мечом в лежавшего возле камня противника.
— Молодец, красавица, — сказал я. — Теперь можешь продолжить свой рассказ.
Аленка улыбнулась и попросила:
— Не нужно никому говорить обо мне.
— Не волнуйся, не скажу, — пообещал я. — Что еще хотела рассказать мне?
Аленка отрицательно мотнула головой:
— Давай дождемся наших. Прислушайся: спереди опять, похоже, топот копыт.
— Может, еще один разъезд, — сказала я.
— Не хотелось бы опять драться. Их будет больше!
Я усмехнулся:
— У меня испарилась жалость, охотно поработаю теперь и мечом, не успел его еще расчехлить в отличие от тебя.
— Надо и другим дать почувствовать свое превосходство над поверженным врагом. Кто-то догоняет нас.
Появился Мирон. Его сопровождал Ерема, недавно назначенный командиром стрельцов. У Еремы имелся при себе лук с большим набором стрел.
Я с улыбкой произнес:
— В данном случае вы не будете лишними! Троих мы уже уложили. Нам навстречу едут еще желающие полежать на земле.
Затем обратился к Аленке:
— Давай попробуем стрелы.
Ерема согласился:
— Мои стрелы помогут нам победить неприятеля!
Решили затаиться в зарослях. Я взял запасной лук у Еремы, Аленка расчехлила свой.
Второй отряд оказался многочисленнее первого: целая дюжина всадников.
Для начала Ерема, я и Аленка, распределили между собой противников, быстро, тратя чуть больше секунды на каждый выстрел, выпустили в неприятеля по четыре стрелы. Мирон с удовлетворением наблюдал за слаженными действиями стрелков — ему лука не досталось. Впрочем, слаженно и эффективно действовали Аленка и Ерема. Все их «подарки» попали в цель. Я отставал в скорости стрельбы и два раза промахнулся.
