квартиры была такова, что две комнаты выходили окнами на юг, то есть с торцевой стороны дома. Притом что здание в целом ориентировано вдоль проспекта Мира, главный фасад обращён на запад. Нам в этом плане повезло, мы имели южные и восточные окна, куда не доносился шум с проспекта. Сейчас это не сильно актуально, но в будущем загруженность Москвы транспортом будет такая, то комнаты с противоположной стороны от дороги станут самыми тихими.
Мне как раз выделили комнату с окнами на восток. Мало того, что это было самое маленькое помещение из четырёх, но сюда зачем-то пианино поставили. И зачем оно мне? Хорошо, что диван заменили на полноценную кровать и поставили письменный стол со стулом. От оценки комнаты меня отвлёк возглас маман:
— Ах какая прелесть?! Это откуда?
Бабушка что-то ответила, я не разобрал, и тут же от меня потребовали подойти.
— Саша, это что такое? — перебирала родительница папку с моими летними работами.
— Так это… — никак не мог я сформулировать ответ. Хорошо, что бабушка взялась пояснять.
— Дима! Иди сюда! — теперь уже и отца привлекли к просмотру. — Дима, смотри, как Сашенька хорошо рисует!
— Мария Васильевна, а вы сами видели, как он это рисовал? — с сомнением вытащил один из цветочных натюрмортов отец. — Пусть я не специалист, но могу отличить профессиональную работу от детских рисунков.
— Закажите сыну портрет и узнаете всё сами, — не стала бабушка ни спорить, ни упрекать зятя. Старая закалка, интеллигент до мозга костей. — Комод где поставили? Там в нижних ящиках рисунки, — всё же пояснила она.
— В моей комнате, — ответил я.
— Посмотрите старые рисунки внука. По ним хорошо видно, как шло развитие ребёнка, — посоветовала бабушка.
Мои работы посмотрели, но восторги были умеренные. Родители никак не принимали ситуацию. Мне же на их мнение было наплевать, я больше радовался огромной ванне и горячей воде, которую не нужно греть в титане. Наплескался и намылся до такой степени, что кожа на пальцах сморщилась. А тут как раз ужин подоспел. Меня накормили, напоили и внимательно осмотрели. Маман пообещала сводить в парикмахерскую и вообще заняться вплотную гардеробом для школы.
Хорошо иметь машину и практически свободные улицы столицы. Отец отвёз бабушку домой, обернувшись туда и обратно минут за пятнадцать. Саму машину ставил он во дворе, что тоже очень удобно.
Следующий день был воскресенье, но у родителей оказались с утра свои дела. Меня оставили дома, велев вести себя хорошо, и уехали. Я по старой привычке исследовал все комнаты, поковырялся у отца в кабинете, проверил запасы на кухне и в новом холодильнике. Затем набрал номер домашнего телефона дяди Вовы и очень обрадовался, когда он взял трубку.
С восторженными интонациями ребёнка рассказал ему про нашу новую квартиру, пригласил посмотреть мои пленэрные работы, похвастался, что в этом году у меня натюрморты. И как бы вскользь пожаловался на то, что из четырёх комнат мне выделили самую маленькую и тёмную. А я ведь когда-то начну маслом писать. И где всё это хранить? У меня в спальне пианино стоит, и мольберт даже приткнуть будет некуда.
Насчёт пианино я уже всё выяснил. Маман, оказывается, собиралась меня в музыкальную школу отдать. Про это я тоже стуканул, сообщив дяде Вове, что при всех моих способностях разорваться не могу. Музыка потребует много времени и труда. В этой ситуации или живопись, или пианино. К последнему предмету тёплых чувств я не испытываю и очень переживаю, что родители меня не понимают.
Товарищ подполковник не подвёл. Он в течение дня успел созвониться с отцом, и вечером «друг семьи» пришёл в гости. После вежливых расшаркиваний попросил меня показать летние работы и удостоил похвалы, особенно за автопортреты. В ответ я пригласил мужчину в свою комнату. Мы словно два заговорщика отыгрывали давно расписанные роли.
— Дмитрий, не маловата ли комната для Сашки? — первым делом спросил дядя Вова. — Ему же место не только для сна, но и для рисования требуется.
— Зачем ему больше? — отмахнулся отец.
— Пойдём-ка поговорим, — увлёк подполковник родителя в кабинет.
Разговаривали они долго. До чего они договорились, я имею в виду не только комнату, а вообще мою жизнь, я не узнал, но предположил по тому, как стали повышаться голоса в кабинете.
— Александр, подойти к нам! — выкрикнул дядя Вова.
Топтался я поблизости и уже через мгновение был в кабинете.
— Скажи отцу насчёт музыки.
— Право, Владимир Петрович, смешно спрашивать у ребёнка семи лет о музыке. Он ничего в этом не понимает, — скривился отец.
— Музыкой заниматься не хочу, — всё же ответил я.
— Хорошо, вот это что? — схватил бумагу и карандаш со стола дядя Вова. — Что это, по-твоему?
— Теорема Пифагора, — ответил я.
— Таблицу умножения на семь, — потребовал от меня дальнейших «выступлений» подполковник. Отбарабанил и её. — Из Пушкина и Лермонтова что-нибудь, — продолжался этот импровизированный экзамен.
Прочитал несколько стихов и тут же мне было подсунуто уравнение с двумя неизвестными. Решил их и поспешил заметить:
— Дядя Вова, математиком я тоже не хочу быть.
— Отчего же? — заинтересовался он.
— Скажите сами, какую пользу даст мне прикладная математика, так чтобы я проникся.
— Математика нужна во многих аспектах жизни, — начал было подполковник, но я его перебил.
— Те самые «аспекты» не возражаю изучать, а не отдельно математику как науку.
Прифигевший отец в нашу беседу не вмешивался и нервно тёр линзы своих очков.
— Дмитрий, думаю, что не нужно больше продолжать демонстрацию. Твоего сына я давно хорошо знаю и слежу за мальчиком.
— Лучше скажи, что твоя контора следит, — водрузил очки на нос отец и побарабанил пальцами по столу. — И что мне теперь делать?
— Развивать дальше неординарную личность, и да, мы будем присматривать и помогать.
— Госбезопасность выделит ресурсы для этого? — усмехнулся отец, явно не веря в серьёзность намерений подполковника.
— Я тебе, Дмитрий, больше скажу: и деньги, и ресурсы, и людей.
— И машину с личным водителем, — поддакнул отец, переводя разговор в шутку.
— И машину, — совершенно серьёзно подтвердил дядя Вова.
— Интересно зачем? Будете
