сегодня придётся постараться. Для этого и нужна виктима.
Виктима — это, судя по всему, я. Интересно, какую роль в этом всём играет Киргиз? Как он это всё подстроил? Может, это он тайный глава местной ячейки? Нет, там магистресса какая-то… А может, он Блуждающий жнец? Как раз из Новосиба приехал…
— Только, — понижает голос уже изрядно обкуренный адепт зла, — придётся идти до конца. Понимаешь? Нужна кровь…
Капец, они, похоже не только курят, но ещё и втирают себе что-то очень забористое. Молодые ведь пацаны, студенты. Жесть. Чёрный дракон — одна из нескольких сект, насколько я помню и просуществовала она чуть ли не до конца девяностых. В Союзе пять-семь подобных было.
И вроде никого даже не посадили. Куча трупов, по всей стране, так ни на кого и не повешенных… Блин, точно не помню, я этой хренью не особо интересовался. Но у них конспирация была очень сильная, круче чем у Ильича… Это точно.
— Слушай, — продолжает интересоваться новичок, проявляя упорство журналиста, почуявшего сенсацию, — а правда, что нужно… ну… с магистрессой сношаться?
— Для тупых овец это сношение, а для нас — открытие горящего тоннеля и соединение с чёрным огнём. И да, правда. Без этого нельзя вступить в ковен.
— Ты прости, конечно, но так-то она не очень… ну, не красавица… А вдруг не встанет?
— Исключено. Ты будешь хотеть её больше всего на свете. Она в этот момент будет не человеком.
— И что… все будут смотреть?
— Все будут смотреть и участвовать.
Брр… мерзость какая… Так, надо как-то выбираться. А то они уже на кровушку мою облизываются. Упыри хреновы. Да и с обрядами у них как-то напряжённо всё.
— Мужики… — слабым голосом почти шепчу я, — дайте водички… Умираю…
— Не подохнешь, — весело и иронично отзывается Куспис, сучёнок.
— Если помрёт, и из-за этого сорвётся обряд, — замечает новичок, — магистресса, наверное, расстроится.
— Расстроится? — переспрашивает Куспис со смешком. — Да она нас вместо него использует, вернее тебя, ты же ещё не посвящённый.
Он хохочет.
— Так себе перспектива. Может, лучше дадим ему попить?
— Ну дай, если такой сердобольный. Вон, на плитке чайник.
Парень встаёт, подходит к двери, включает свет, потом шагает в дальний угол, где на тумбочке стоит плитка. Он берёт чайник, болтает им, проверяя, есть ли в нём вода, и несёт мне.
— Помоги присесть… — шершавым голосом хриплю я.
Он ставит чайник на пол и, наклонившись ко мне, пытается привалить меня к стене.
— Развяжи, — тихо шепчу ему на ухо, пока он меняет моё положение в пространстве. — Не бери грех на душу. Убьют меня.
— Да выключи ты свет! — распоряжается кладбищенский сторож. — А то прям на виду у всех.
Любопытно, у кого у всех? Он мертвецов имеет в виду?
Будущий юрист выполняет распоряжение, а потом, наклонившись ко мне, пытается развязать завязанный на бантик узелок. Это просто, и у него получается. Но вот размотать руки задача уже не самая простая.
— Чё ты там с ним возишься? — недовольно спрашивает Куспис.
— Да, пытаюсь его усадить, чтобы не захлебнулся, кода пить будет.
— Да, похеру, пусть захлебнётся. Всё равно подохнет скоро.
— Так он же виктима, — с недоумением заявляет будущий юрист.
— А, точно… Ну, ё-моё! Бляха! Придётся вставать. Где вы тут…
Он подходит и наклоняется ко мне. К этому моменту мои руки уже оказываются свободными.
«Удар по ушам выполняется кистями рук со сложенными пальцами так, чтобы они приняли чашевидную форму.
Последствия ударов:
Лёгкий удар — сотрясение вестибулярного аппарата и, как следствие, потеря ориентации; Удар средней силы — болевой шок, потеря сознания; Сильный удар — болевой шок, могут лопнуть барабанные перепонки, возможно внутреннее кровоизлияние с летальным исходом».
— Иди сюда… — бормочет Куспис. — А чё это такое… А чё верёвка…
Он не успевает договорить, потому что я выбираю удар средней силы, но, поскольку не до конца уверен насколько средний отличается от сильного, хлопаю скорее сильно, чем средне. Ещё и размахнуться как следует не удаётся, приходится, в общем, лупить со всей дури.
Надеюсь, до кровоизлияния не дойдёт. А вот потеря сознания — это хорошо, то что нам нужно.
— Вижу, в последний момент Господь сжалился над тобой, — говорю я студенту-юристу, — и оградил от падения в эту бездну. Давай, скорей помоги снять верёвки с ног.
Он добросовестно помогает.
— Я журналист, — шепчет он. — Веду расследование…
— А главред в курсе? Что-то я сильно сомневаюсь… Ладно. Потом расскажешь.
Я вскакиваю и едва не падаю.
— Твою дивизию…
— Что?
— Ноги затекли. Сейчас…
Сажусь на пол и начинаю их тереть и бить кулаком. На бедном моём теле места живого нет, а я снова его наказываю. Наконец, горячие иголочки разбегаются по мышцам. Я снова поднимаюсь и потихонечку начинаю двигаться, делая неуверенные шаги.
Открываю дверь, прислушиваюсь, высовываю голову и осматриваюсь. Вдыхаю свежий ветер. Ух-ты, луна-то какая полная. И светит ярко. Это нехорошо — нас будет издалека видно… Но облака тоже имеются. Ветер усилился и теперь гонит по небу обрывки туч.
— Ты знаешь, где мы? — тихо спрашиваю я. — Где главный вход?
— Знаю, — кивает он и показывает рукой, — там административное здание, и за ним ворота. Минут пять отсюда. Но идти по дороге небезопасно…
— Хорошо. Как только вон то облако закроет луну, сразу выскакиваем и бежим. Когда снова выглянет, падаем и лежим между могилами до тех пор, пока опять не спрячется. Ферштейн?
— Да, — кивает он.
И мы бежим, как чёрные пантеры, сливающиеся с ночью и не отбрасывающие теней. Мы сами становимся тенями, скользящими между надгробий и свежих земляных холмов. Запинаемся, но не падаем, а возносимся над землёй в бешеном желании избежать участия в жутком ритуале.
Луна, как осветительная бомба, накрывает всё кладбище сияющим серебром, и мы падаем ничком. Во, как напугали сектанты проклятые. Луна исчезает и мы бежим дальше.
Добираемся до административного здания. Предательский спутник Земли снова озаряет погост белым светом и мы вжимаемся в тёмную стену. И в этот момент до меня доносятся звуки торопливых шагов. И приглушённый голос:
— Магистресса! Виктимы нет!
— Что это значит? — гневно скрипит она.
— И непосвящённого нет, а брат Куспис валяется на полу
