– Литовцы, думаешь?
– А кому еще?
– Ягайло, говоришь, в латинянство княжество Литовское уведет? – грузно сидя на лавке, проворчал Дмитрий Иванович, едва пришелец закончил.
– Верно, – кивнул пришелец. Впрочем, это особенно и не требовалось, так как больше вслух сейчас рассуждал правитель.
– И все за ним пойдут? В латинянство-то?
– Бог с тобой, князь! Не все. Кто-то в открытую против выступит. Тот же Свидригайло[43] Ольгердович. Кто-то – втихую: роптать да интриги плести. А кто-то сшибется не на жизнь, но на смерть; вон тот же Андрей Ольгердович[44]. А Остей[45] в православие с нашествия самого Тохтамыша обращен. Ему, как все своим чередом идти, так и погибнуть, Москву отбивая, суждено. А по теперешнему – союзник твой.
– И в латинянство, и у самого – беда, и на княжество Московское с походом…
– Не должен, – Дмитрий Сергеевич уверенно затряс головой. – Своих междусобиц вдоволь, а тут – еще одна? На что она ему?
– Не походом идут, думаешь? – Владимир Храбрый в упор поглядел на учителя.
– Думаю, нет.
– Выведать надобно бы. И если и впрямь мечи поднять решили, то отвадить.
– А что, думаешь, с лихом идут?
– А Бог их ведает, – выдохнул Великий князь Московский. – Сам же говорил: там своих усобиц… Что Витовту, что Ягайле союзники нынче – на вес золота. А еще одна распря – что кость в горле. Да и от Святослава Игоревича весточка бы всяко прилетела. А ежели не они, но и впрямб – тевтоны? – рассуждал Дмитрий Иванович. – Вот что, – помолчав, продолжал князь, – Владимир Андреевич, поход готовь да встречать иди гостей. Бог тебе в помощь. На сборы – день. Ты, Никола, – Донской перевел взгляд на преподавателя, – собирай полки свои потешные, или как ты их там кличешь, да поучать начинай. Прямо у стен. Так, чтобы видели все; хоть и ушла дружина, так и все одно; есть кому за Москву костьми лечь, хоть бы и юнцы все воины-то. Тверд да Милован в помощь тебе! Я же за дружинами разошлю. С Богом! – поднявшись на ноги, рассудил князь. – А ты, Никола, останься. – Уже собравшийся выходить пенсионер снова сел на лавку. – Да не бойся ты, – взглянув на притихшего Булыцкого, усмехнулся князь. – Удумал бы чего, так уже и быть бы делу. А ежели и определю в поруб, так то – во благо.
– Да не боюсь я, – проворчал в ответ пришелец.
– А смурной тогда чего такой? О чем кручинишься-то?
– Да о том, что по наитию своему дел наворотил; как оно дальше, и не знаю.
– Не знаешь, говоришь?
– То и говорю.
– Трудно небось после пророка-то в простые смертные, а? – неожиданно лукаво усмехнулся Дмитрий Иванович.
– Как есть, – усмехнулся в ответ. – Не мной тот путь выбран, не мне и кручиниться. Да вот все одно боязно. Ты-то, князь, чего услышать от меня хочешь?
– Да то и хочу, что, может, еще чего упомнишь?
– Прости, – тот устало развел руками. – Что мог, все начистоту выложил. Чего мне от тебя скрывать-то?
– А армия чья тогда идет?
– Ведать не ведаю, Дмитрий Иванович! Витовт, Ягайло или тевтоны! Некому больше!
– Типун тебе на язык! – оскалился в ответ князь. – Ладно, литовцы; а тевтонам-то откуда взяться?! Хотя… За Ягайло грешок уже один водится, что с татарами пошел. Так, знать, слухи, что и с тевтонами[46] опять мира ищет, тоже не на месте пустом? Одного, другого, третьего да четвертого[47] предал, да все не воздается ему.
– А до тебя весть не долетела бы? – спросил пенсионер, не желая вдаваться в дискуссию.
– Коли долетела бы, так и тебе беда поперву всего.
– Ты о чем?
– А о том, что тебя пока и спасало, что знание тайное о том, что в грядущем творится. Нынче и ты иной раз меня поменьше ведаешь, верно ведь?
– Ну, верно, – поняв, к чему клонит его собеседник, нахмурился учитель.
– И пороху все никак с тебя не дождусь, – сверля пришельца взглядом холодным, продолжал давить Донской. – Мож, и не надобен больше, а?
– Ты князь, тебе и решать, – не выдержав такого напора, отвел глаза учитель. – Только без меня и щитов с чугунками тебе не досталось бы, да и строями в атаку ходить навряд ли научил кто.
– Так и не ведомо еще, ладные ли диковины эти твои, – уклонился от прямого ответа князь. – Время нынче неспокойное. Вон, – чуть подумав, кивнул он в сторону вышки сполоха, – тебе благодарность: нынче весть иная шибче гонца долетит. А все одно неспокойно, – вздохнул князь. – Точно больше ничего не упомнишь?
– Навряд ли, – устало выдохнул пожилой человек. – Тут если чего и есть, так то, что на боярство русское Витовт полагаться будет, с того, что Ягайло унию Кревскую примет. Так о том я говаривал. Да и в следующем году это быть должно. А нынче… Оно все, что соломы стог. Ты поди, снизу скирду вытащи, верхние не потревожа. Вот и здесь: Москву от нашествия уберегли, да все попеременили. А как оно дальше – Богу одному и вестимо теперь.
– Так, мож, теперь и Царьград не падет, а? Мож, посольство зря Киприан собирает? – князь в упор поглядел на собеседника.
– Мож, и не падет, – чуть подумав, вынужден был согласиться Николай Сергеевич. – Только люд ученый откуда взять-то? Кто других в университете поучать будет? Или сменил волю свою? – Тут уже князь промолчал, не желая вдаваться в эту дискуссию. Горница погрузилась в тишину, первым которую нарушил сам Дмитрий Донской. Хлопнув по скамейке, тот решительно поднялся на ноги. – Так, значит: ты, Никола, мальцов собирай, да про дело ратное дальше рассказывай. Тверд да Милован, да княжья воля – тебе в помощь. Оно как мед добрый, лет через десять и понятно будет. А пока Владимир Андреевич на сполохи выйдет. А там и посмотрим: мож, зазря суета.
На том и решили. Князь, перекрестившись, удалился, за ним последовал и озадаченный Николай Сергеевич. Привычная карта – пазл прошлого с заменой нескольких элементов – начала медленно и неумолимо рушиться, ввергая в шок и сомнения преподавателя истории. Вот и литовские войска (или хуже – тевтонские клинья), прознав, судя по всему, про невеселые дела в Московском княжестве, решили наведаться. Конечно, может такое быть, что это – запланированный визит Ягайло, но на сполохах тогда паника отчего?
За думками этими зашел пенсионер в дом, где хозяйка с помощницами, напевая о чем-то в своем углу, вращали колеса прялок.
– Что, муженек, не весел? – оставив занятие и выйдя из-за навеса, Алена тут же накрыла на стол, подав свежесготовленной каши.
– Беда, похоже, идет, – монотонно пережевывая угощение, мрачно отвечал тот.
– Что за беда? – ласково поинтересовалась женщина, садясь на скамью рядом. – Тохтамыш опять али другой ворог. Иль лето худо?
– А Бог его знает. Вон, била со сполохов донесли: со Смоленска лихо надвигается.
