– Хорошо… Выводи людей.
Широкая ладонь Стурлауга сжала плечо. Оба знали, что Хагену будет трудно добраться до борта.
Повернувшись к двери, Хаген поднял мечи, и тут изнутри повалили русы. И взвихрилась стальная метель! Удары летели со всех сторон. Он кружился веретеном, отшвыривая нападающих туда, откуда они налетали. Медленно, но верно он отжимал их обратно к двери, не давая обойти с боков, сек по рукам, нанося мелкие раны. На большее не хватало времени. Правда, двоих он все же убил. Сзади слышались крики. Кто-то звал его по имени. Но нет времени оглянуться. Русы вдруг отпрянули назад, двое скользнули, катясь в стороны, обходя его с боков. Хаген не успел им помешать, – из проема на него надвигалась стена щитов. Глаза славян прятались в тени под коническими шлемами, и одно из лиц было лицом Диармайда.
Он уже собирался отступить, когда заметил на зеленом пригорке, позади зимовья, девушку в светлой одежде. Сигурни! Его сердце упало. Он понял, что не может уйти без нее.
– Отец, я остаюсь! – крикнул он и бросился в бой.
Его оттеснили к холму. Окружили, сбив щиты, и стали медленно надвигаться со всех сторон. Хаген приготовился умереть, забрав с собой как можно больше врагов. Был один ирландский прием, говорят, его любил сам Кухулин… Но русы вдруг остановились. В одном месте стена щитов разомкнулась, и Хаген встретился глазами с Ольбардом. Князь был в чешуйчатом доспехе и шлеме. Видно, либо разгадал план Стурлауга, либо сам хотел провернуть что-то подобное. Слишком быстро опомнились русы. Подозрительно быстро.
Вождь русов, как и Хаген, держал в каждой руке по мечу.
– Он еще многих мог бы убить, – сказал он кому-то у себя за плечом и начал подниматься на холм. Хаген собрался. Вот он, заветный поединок.
– Эй, Синеус! – крикнул он. – Что, если я выйду победителем?
– Тебе позволят уйти, – сказал князь и с ходу нанес удар.
Со стороны это выглядело как высверк молнии. Два стальных вихря сшиблись, закружили, поднимаясь к вершине и роняя по пути сиреневые искры. Потом что-то лопнуло, раздался скрежет, и Хаген упал. Кровь залила глаза, но в последний момент ему показалось, что он увидел Сигурни. Затем все померкло…
С лязгом сломался меч викинга. Правый клинок князя обрушился на урманский шлем. Хагена швырнуло в траву. Ольбард шагнул к упавшему, чтобы добить. Им владела холодная, всесокрушающая ненависть. Если бы она захлестнула его полностью – он бы, наверное, приказал прирезать всех раненых врагов, что попали в руки русов. Но судьба распорядилась иначе.
Только что ее здесь не было, но миг – и вот она стоит между Ольбардом и поверженным противником. Женщина с золотыми волосами и взглядом ведьмы.
– Убей и меня, княже!
Эти слова прозвучали так просто и спокойно, что Ольбард остановился. Он чуял, как внутри его собственного сердца ненависть колотится в барьеры воли, воздвигнутые против нее. Удары слабели. Ясность победила. Только теперь князь понял – как велико было его желание отомстить. Невиданное дело – он потерял голову от жажды убийства! «Как мало ты о себе знаешь, Вещий!» – скользнула в уме странная, словно бы не своя мысль. Ольбард поднял взгляд на женщину. «Да она еще совсем молода! Кажется старше оттого, что в первую голову видны ее уверенность и немалая Сила. Возраст тела теряется за ними…»
– Как звать тебя, красна девица? Какого ты роду-племени?
– Сигурни зовусь я. Отец мой – Первый из Жрецов-воинов святилища Богумира. Он родом из Афин. Мать моя – из рода Хьялмара Железной Рубахи. Он был конунгом.
Ольбард кивнул:
– Слышал о нем. Великий воин. А ты, Сигурни, значит, из того храма, что ограбил рыжебородый Стурри. И ограбил он ни много ни мало – сам Храм Богумира. Почему ты защищаешь своего врага? Что тебе в нем?
Глаза девушки широко раскрылись. Она смотрела прямо на Ольбарда и как бы сквозь него, словно окунулась в прошлое. Голос Сигурни вдруг зазвенел, и всем показалось, что янтарным сиянием оделись ее тело и платье.
– Да, он Враг мне и сын врага! Но он спас жизни моих подруг, когда их собирались убить, и ради этого не колеблясь пошел против всей своей дружины. Он защищал меня и не тронул, когда я была беззащитна…
– Ну и дурак! – крикнул кто-то из задних рядов. – Такую красу да застать бы в лесу!
Сигурни пошатнулась словно от удара. Румянец залил ее щеки. Зеленые очи наполнились гневом. Она хотела что-то сказать, но Ольбард опередил ее. Он медленно обернулся через плечо, и балагур умолк, словно пораженный молнией.
– Так поэтому ты хочешь, чтобы я оставил его в живых? Или есть другая причина?
Девушка некоторое время молчала, но ответ удивил даже князя.
– Случилось так, что я полюбила своего Врага. Он тоже любит меня. Если хочешь убить его – убей и меня!
«Быть может, об этом когда-нибудь сложат сказку, – Ольбард покачал головой. – Что ж, хорошо…»
– Вы оба останетесь живы. Но здесь нет лишних людей. Что ты умеешь делать?
Сигурни облегченно улыбнулась:
– Я умею лечить раненых.
– Что ж, лечи! – сказал князь и отвернулся к реке. Стурлаугова «Рысь» уже исчезла за мысом, и лучники прекратили пускать запоздалые стрелы. На лугу то тут, то там виднелись мертвые тела и сломанное оружие. Особенно много их было у входа в зимовье. Рядом звякнул доспех. Храбр смотрел на реку.
– Догоним их, князь? Далеко не уйдут – их мало на веслах…
– Нет! Они потеряли больше людей, но и мы – слишком много. Если пойдем в погоню – раненые станут умирать. Умрут и те, кто здесь бы выжил… Поэтому пусть урмане бегут. А следующей весной на четырех лодьях мы навестим Стурри Трудолюбивого… Отправь людей рубить лес – будем хоронить павших.
На солнечной поляночке…
Из песни
Бомбардировщики идут колонной звеньев. Двенадцать машин – четыре звена по три самолета.
Август сорок первого. Двадцать третье число. Авиация Северного Флота направляется бомбить Киркенес. Эскадрилья Савинова обеспечивает прикрытие бомберов на пути следования и подавление немецких зениток…
У фрицев посты предупреждения работали хорошо. Еще на подходе к цели строй бомбардировщиков атаковали «мессеры». Дело могло закончиться плохо, но Савинов загодя эшелонировал свою эскадрилью по высоте. Пара Челомея прикрывала бомберов снизу, Сашка со своим ведомым шел рядом с бомбардировщиками с небольшим превышением, а пара Косталевского забралась на три с половиной тысячи метров. Солнце светило вовсю – плохой погоды, неделю прижимавшей авиацию к земле, как не бывало. «Мессеры» не преминули этим воспользоваться. Зашли со стороны солнца и спикировали на ведущий ДБ-3. Пару Косталевского они не заметили.
