Интендант вздохнул:
— Я русский человек и не могу видеть, как враг топчет нашу землю. Ясно? Что до меня лично… Могут отозвать.
— Кто?
Интендант покачал головой, показывая, что не может ответить.
— Когда?
— Неизвестно. Может, завтра, может, через полгода.
— Вот что, — решительно сказал Саломатин, закладывая пальцы за пояс. — В таком случае и я не останусь! Сам заварил эту кашу — сам и расхлебывай!
Некоторое время оба молчали.
— Сколько людей в батальоне? — внезапно спросил лже-Брагин.
— По штату — семьсот.
— В районе двадцать девять тысяч жителей. Немцы провели перепись. Три полнокровные дивизии, можно сказать, корпус. Тебе предлагают генеральскую должность, старлей, а ты ломаешься, как девка на сеновале! Кочевряжишься… «Останусь — не останусь!» — передразнил интендант. — Главное, даже не в этом. Этих двадцать девять тысяч надо кому-то защищать, поднимать на борьбу с врагом… Ты единственный кадровый красный командир в районе, воевал. Больше некому. Стыдно, товарищ старший лейтенант!
Саломатин бешено глянул на лже-Брагина, а тот вдруг оскалил зубы, непонятно чему радуясь.
— Ну… Ты… Хоть не уходи сразу! — тихо попросил Саломатин. — Пусть у тебя другое задание, которого я не знать не должен, наверное, очень важное. Без тебя у нас не получится, — Саломатин внезапно подумал, что прогибается перед интендантом, но было не до гордости. — Ты свой у немцев, а нам следует знать, что они задумали. Не знаю, как тебя зовут по-настоящему…
— Савелий! — сказал уполномоченный. — Хорошее имя, да и люди привыкли. Савелий Ефимович Брагин, интендант.
— Ты это вправду? О генеральской должности? Среди партизан генералов не было.
— Были! — Крайнев едва не сказал: «Ковпак!» — Денис Давыдов, например. Кадровый офицер, гусар. Начинал войну в малых чинах, закончил генералом.
Саломатин внезапно ощутил слабость в ногах и опустился на лавку.
— Полежи! — предложил Брагин. — Спешить некуда.
Саломатин послушно вытянулся на жестких досках и прикрыл глаза. А Брагин-Крайнев вышел на улицу и присел на лавочку у калитки. Неизвестно откуда появилась Настя, присела рядом. В руках у нее была глиняная миска с семечками подсолнуха. Крайнев молча зачерпнул горсть, и некоторое время они сосредоточенно грызли семечки, сплевывая шелуху на землю.
— Ты заканчивала десятилетку в Городе? — внезапно спросил Крайнев.
— На квартире жила! — подтвердила Настя. — Комнату у Валентины Гавриловны снимала, учительницы. Папа ей за это сало, картошку возил, меду давал…
— Хорошо городских знаешь?
— Не всех.
— Расскажешь?
— О ком?
— Я скажу.
— Это вам для подпольной работы нужно? — страшным шепотом спросила Настя. — У вас и вправду задание?
— Подслушивала! — покачал головой Крайнев. — Ай-ай-ай!
Настя потупилась и покраснела.
— Комсомолка? — строго спросил Крайнев.
Настя покачала головой:
— Папа не разрешил.
— Что так?
— Не любит советскую власть. Его отец до революции арендатором был, небогатым. Папа рассказывал: дедушка был мастеровой, все умел, папа в него пошел. Дедушка очень хотел, чтоб дети в люди вышли, образование получили. Сына в гимназию отправил. Папа успел к началу войны окончить. Знает французский, латынь, греческий… Немецкий в плену выучил. Он на войну добровольцем пошел, вольноопределяющимися их называли. Прапорщиком стал… А как из плена вернулся, большевики чуть не расстреляли. Отец эксплуататор — людей на работу нанимал, сын — царский офицер… Запретили отцу в городах жить, только в деревне, а здесь даже в бригадиры не позволяли. Сторожем на ферму…
— Сторож должен говорить по-французски! — заметил Крайнев. — С коровами — самое то!
— Я говорила папе, чтоб написал Сталину! — насупилась Настя. — Несправедливо! Но отец заупрямился.
— Папа твой мудрый человек, — возразил Крайнев. — Лучше сторожить коров, чем махать кайлом на Соловках.
— Странный вы какой-то! — поджала губы Настя. — С немцами воюете, а советскую власть ругаете.
— Одно другому не мешает…
Крайнев встал, отряхнул порты от шелухи.
— Пойдем в хату! — сказал в ответ на встревоженный взгляд Насти. — Расскажешь… Здесь глаз много…
Крайнев торжественно развернул тряпицу и выложил на стол кус окорока. Лиза взвизгнула и захлопала в ладоши. Глаза Клауса едва не выкатились из орбит. Он наклонился над ветчиной, понюхал и зачмокал губами:
— Майнт готт! Русиш спецалитет!
— Сейчас попробуем! — сказал по-немецки Крайнев и взял со стола нож.
— Найн! — упредил его Клаус и нож отобрал. — Знаю, как русские нарезают! Разве можно кромсать деликатес?…
В подтверждение своих слов, Клаус приложил лезвие к краю окорока и бережно отделил тоненький пласт ветчины. Повторив эту операцию дважды, он разрезал ломти пополам и свернул каждый в трубочку. Одну сразу бросил в рот и медленно сжевал, закатывая глаза.
— Как будто только из коптильни! — воскликнул он в восторге.
— Так и есть! — подтвердил Крайнев.
— Господин Кернер, вы волшебник! — продолжил Клаус. — Чтоб мы делали без вас?! Где вы добываете такие вещи?
— Русские в таких случаях говорят: места надо знать!
Клаус глянул на него недоуменно.
— Помните бочки керосина?
— Со склада трофеев? Вы хорошо заплатили. Я еще недоумевал: зачем столько?
— В деревнях освещают дома керосиновыми лампами. Это в Городе пользуются электричеством.
Клаус пренебрежительно глянул на тусклую, засиженную мухами лампочку, висевшую под потолком, но спорить не стал.
— Керосина они не видели с начала войны, — продолжил Крайнев. — Ветчина — благодарность вам.
— Майн готт! — воскликнул Клаус. — Если вам что нужно…
— Лизонька! — повернулся Крайнев к женщине, прислушивавшейся к их разговору. — Сделай нам глазунью! Корзинка с яйцами в сенях…
Лиза убежала, Клаус проводил ее плотоядным взором. Крайнев тем временем достал из другой корзины, стоявшей на лавке, бутылку, вытащил газетную пробку и аккуратно разлил жидкость по стаканам. Клаус взял свой, понюхал.
— Тот, что привозили в прошлый раз?
— Тот! — подтвердил Крайнев.
— У вас и самогон спецалитет, — вздохнул Клаус, — мягкий, ароматный. На здешнем рынке продают какую-то гадость, двое солдат отравились. Господин комендант вынужден запретить немцам покупать самогон. Где солдату достать хорошую выпивку? Дикая страна!
— Привезу еще! — успокоил немца Крайнев.
Они выпили. Клаус бросил в рот ломтик ветчины, Крайне потянулся к тарелке, но, натолкнувшись на взгляд немца, передумал и зажевал хлебной корочкой. Лиза принесла сковороду с яичницей. Мужчины стали жадно есть, подставлял под капающий жир ломтики хлеба. Лиза слегка ковырнула яичницу и наколола вилкой кусок ветчины. Клаус хмуро глянул на нее, но смолчал. После того, как яичницу съели, Лиза унесла пустую сковороду и обратно не появилась — догадалась: мужчины хотят поговорить. Крайнев достал из кармана листок бумаги, развернул и положил перед Клаусом. Тот быстро пробежал глазами.
