Зрелище комиссара полиции во весь рост способно напугать и не такого человека, как я, но я собрался с силами и остался на месте. Наконец гражданин Сименон вздохнул, вновь присел и кивнул на табурет, сиротливо стоявший посреди комнаты.
— Странно получается, сударь, — заявил он, пощипывая левый ус. — Я, видите ли, только что выписывал ордер на ваш арест. Любопытно выходит, а?
Я немедленно согласился, присовокупив, что рад избавить его от лишней писанины. Внезапно вид усача стал сердитым, даже грозным.
— А известно ли вам, сударь, что ваша личность нуждается в востребовании для изъяснения обстоятельств дела связанного с покушением на убийство, равно как с нарушением имущественных прав?
Что все сие значило, я и не пытался понять, всем видом изобразив полную покорность и готовность к «изъяснению». Комиссар мне понравился, его усы — тоже а обращение «сударь» — в особенности.
— Готов дать показания, — подтвердил я. — Однако же жажду узнать о предъявленном обвинении. Усы гражданина Сименона стали дыбом.
— Изволите шутки шутить, сударь? Я — закон, со мной не шутят! Суть же обвинения состоит в том, что вы совместно с девицей Тома…
— Гражданкой Тома, — мягко поправил я. В ответ вновь послышалось рычание.
— …С девицей Тома злодейски покушались на жизнь госпо… э-э-э… гражданина Вильбоа, и сие покушение не увенчалось полным успехом по причинам, от вас никак не зависящим. Кроме того, вы совместно с вышеизложенной девицей преступно торговали телами законно умерших госпо… э-э-э… граждан, с разрешения муниципалитета имевших временное пребывание в мертвецкой кладбища Дез-Ар. Я с облегчением вздохнул — бедняга Вильбоа жив. Но остальное мне никак не понравилось. Похоже, дела «девицы Тома» плохи.
— Однако же, сударь, — начал я, пытаясь попасть в тон, — смею обратить ваше внимание на нижеследующее пояснение, которое прошу всенепременно занести в протокол…
«Нижеследующее пояснение» почти не расходилось с фактами. Я лишь кое-что упростил. С гражданином Вильбоа мы встретились в кафе «Прокоп», где «вышеизложенный Вильбоа», находясь в состоянии глубокой меланхолии, якобы сообщил, что намерен посетить «вышеозначенное» кладбище, поскольку от кого-то слышал о призраке своей невесты, который якобы был замечен на примыкающей к «вышеозначенному» кладбищу улице. Опасаясь за жизнь и рассудок «вышеизложенного Вильбоа», я поспешил на кладбище и вместе с тоже «вышеизложенной» гражданкой Тома попытался предотвратить несчастье. Увы, все, что мы могли, это оказать бедняге первую помощь.
Комиссар поставил точку, нахмурился, перечитал протокол, после чего извлек из груды бумаг какой-то листок и долго сверял его с моими показаниями.
— Должен заметить, сударь, — молвил он наконец, — что показания ваши изрядно совпадают с показаниями девицы Тома, равно как с показаниями госпо… гражданина Гара, сержанта Национальной гвардии. Однако же они никак не поясняют и не проясняют таких важных обстоятельств, как нахождение в склепе трупа, э-э-э, гражданки Мишель Араужо, невесты вышеозначенного… гм-м… гражданина Вильбоа, равно как ваше нахождение в подозрительной близости от тела все того же гражданина, равно как многое другое. А посему, сударь, ваши показания никак не изъясняют сие дело.
Я мысленно согласился с усачом, но решил, что пора переходить в наступление.
— Насколько я понял, гражданин комиссар, вышеозначенная гражданка Тома арестована?
— А известно ли вам, сударь, что вопросы в этом месте и за этим столом задаю я? — грозным тоном воззвал гражданин Сименон, но я покачал головой:
— Нет. Уже не вы.
Страшный документ, извлеченный мною из внутреннего кармана камзола, изучался не менее пяти минут. Лицо комиссара побурело, а рука вцепилась в пресс-папье. Я невольно поежился: чугунное пресс-папье в этаких лапищах — смертоносное оружие…
— Но это незаконно, сударь! — с трудом проговорил гражданин Сименон, причем голос его подозрительно дрогнул. — Это вмешательство в криминальное расследование! Мой дед, сударь, самого Картуша ловил! Я, сударь вы мой, лично графиню де ла Мотт арестовывал!22
— «Всем властям, гражданским и военным», — напомнил я. — Именем Республики, Единой и Неделимой, гражданин Сименон! Первое: гражданку Тома немедленно освободить. Второе: советую забыть вашу прежнюю версию и придумать что-нибудь более правдоподобное.
— Придумать! — комиссар чуть не всхлипнул от огорчения. — Вы думаете, господин… э-э-э… гражданин Шалье, мы тут сказки сочиняем?
Комиссар походил теперь на охотничьего пса, которого оттаскивают от законной добычи. Впрочем, огорчение длилось недолго. Рыжеватые усы шевельнулись.
— При зрелом размышлении… Исходя из вышеизложенного и учитывая нижеследующее… Выходит, сударь, что перед нами не иначе как самоубийство!
— Попытка! — усмехнулся я, мысленно пожелав гражданину Вильбоа всяческого здравия.
— Находясь в черной меланхолии, го… гражданин Вильбоа проникает на территорию указанного кладбища, совершает похищение трупа законноумершей гражданки Араужо, имеющего временное пребывание в мертвецкой оного кладбища, после чего…
— Гражданка Тома, — напомнил я. — Подписывайте ордер.
— А я, представьте, забыла ваш адрес! — гражданка Тома развела руками и растерянно улыбнулась. — Помню, вы говорили про какую-то гостиницу…
Вид у достойного доктора был изрядно встрепанный, словно у попавшего в бурю воробья. Лапландская шапка окончательно сползла на ухо, а вместо двух пуговиц на пальто торчали лишь обрывки ниток.
Я поймал фиакр. Девушка, решительно отведя мою руку, легко взобралась на сиденье и знакомо фыркнула:
— Ну почему даже такие, как вы, все время пытаются намекнуть на женскую неполноценность? Я еще, гражданин Люсон, не инвалид!
Проглотив этот суровый выговор, я пристроился рядом и вопросительно взглянул на гражданку Тома. Та устало вздохнула:
— Улица Старого Жака… Господи, когда же я домой доберусь?
Для гражданки Тома я по-прежнему был Франсуа Люсоном. Причину ее освобождения я объяснил просто: мои показания подтвердили то, в чем девушка напрасно старалась уверить служащих комиссариата.
Фиакр медленно катил по направлению к Сене, и я заметил, что мою спутницу явно клонит в сон.
— Ну и ночь! — она потерла ладонью лицо и наморщила нос. — А все из-за вас, гражданин Люсон!
— Да, мне следовало остаться… — начал я, но девушка покачала головой:
— И ничего вам не следовало! Это мне надо было внимательнее слушать. Мне, между прочим, вначале почти поверили, но потом, естественно, поинтересовались вашим адресом. А я… К сожалению, тот санкюлот, с которым вы говорили, тоже не отличался хорошей памятью. Ну и меня сочли преступницей, а вас — сообщником. Пришлось обживать общую камеру в компании с гражданками воровками и гражданками проститутками. Правда, не без пользы — некоторые их разговоры представляют немалый интерес для медицины…
