Потом подозвал Мардонаева и что-то ему сказал.
– Дед говорит – твой путь ему неясен. Он не видит тебя художником. Ты – воин. И им останешься.
– Да ладно… Отслужу – и на гражданку!
– Твоя война всегда будет за твоим плечом. Твоя судьба – защищать своей грудью слабых.
Эк, он завернул! Но обижать доброго, в общем-то, деда не хочется. Поэтому согласно киваю.
– Ну, раз такое дело… будем стараться соответствовать!
– В трудную минуту полагайся на свое сердце. С тобой не будет никого, с кем ты смог бы посоветоваться. И только сердце сможет тебе подсказать – не голова. Оно не обманет.
Рыкнув мотором, грузовик выруливает на улицу. В зеркале заднего вида на секунду мелькает тонкая девичья фигурка около дома.
Лейна! Она не вышла нас провожать. Наверное, им это здесь не положено.
А я подарил ей на память тонкую серебряную цепочку от крестика. Больше у меня ничего не было…
– И ты больше её не видел? – спрашивает меня Мирна. Она всё время, пока я рассказывал, тихой мышкой сидела рядом, прижимаясь щекою к моему плечу.
– Нет. Никого из них я больше не встречал. Нас вскоре перевели из тех мест, и дальнейшая моя служба протекала далеко от их кишлака.
– Но как же так? Ведь у неё мог расти твой сын?!
– Такая в то время была обстановка… Если бы я хоть кому-нибудь рассказал о том, что у нас с ней произошло… можно было нехило огрести. Увидеть её мне всё равно никто бы не разрешил, а добраться туда в одиночку… шансов было мало. Шла война, и мы были не самыми желанными гостями в тех краях.
– Но ведь этот… Пайшанбе, он ведь относился к тебе хорошо? Мог бы и помочь.
– Для этого его надо было сначала отыскать. Там всё сложно… не так, как ты думаешь. Я не раз вспоминал об этом случае. Не знаю… возможно всё вышло так, как говорил дед Рахмон. И у Лейны действительно родился ребёнок. Но ведь дед мог и ошибиться? Тебе ли не знать, насколько это сложно и непредсказуемо?
– Всё равно… – не соглашается сероглазка. – Не увидеть своего сына… это плохо.
Ну, и как её разубеждать? Тем более что и сам думаю так же. Нежно поглаживаю Мирну по голове, и она затихает, прижавшись ко мне.
Барон неслышно встаёт и выходит из комнаты…
Наутро, спустившись во двор, встречаю около башни Лексли. Словно оправдывая название своего подразделения, он, развалившись на лавочке, греется под лучами солнца.
– Балдеешь? – плюхаюсь я рядом.
– Беру пример с тебя! Ты-то всю ночь нежился на чистых простынях! А я в седле трясся.
– И как? Оно того стоило?
– Да. Увидев мой шеврон, барончик, как ты говоришь, раскололся. До самой задницы! За все эти фокусы надо сказать спасибо Одноглазому! Кстати, барон сотрудничает с ним давно!
– И много на этом заработал?
– Сначала зарабатывал. А потом пристрастился к этому зелью, что делает вожак горцев… так что теперь он работает исключительно за него.
– То есть, ему платят наркотой?
– Да.
– Ага… и много здесь таких?
– Слава всевышнему, не очень. Барон назвал ещё двоих, больше он никого не знает. Лэн распорядился послать туда солдат – надо прихлопнуть эти змеиные гнёзда! Пока в них не вывелись новые гадюки.
– Как давно спланировали это нападение?
– Месяц назад.
– И так быстро перебросили сюда столько народу?
– А они и так тут были. Мелкими группами отсиживались в разных местах. Зачем-то Одноглазому это было нужно. Им просто приказали собраться вместе, вот и всё.
– Угу… надо думать, эти ребятки тайно следили за маршрутами транспортировки зелья… Надо будет их потрясти на этот счёт.
– Уже… – зевает Кот.
– В смысле?
– Брат Монер занялся этим полезным делом. Рон – так еле на ногах стоит, пошёл спать.
– Ну, так я его навещу! Пускай заодно и пленников, захваченных при штурме, потрясёт! Интересно мне выяснить, кто ж тут такой умный отыскался?
Подвалы в замке глубокие, и тюрьма тут серьёзная. Мне пришлось преодолеть три лестничных марша и две основательные двери, прежде чем я спустился на нужный уровень.
Дознанием занимались монахи. И в этом нелегком деле они как-то обходились без «испанского сапога» и прочих прелестей. Хотя… душу выворачивали качественно! И основательно! Уж и не знаю, что было бы лучше…
Увидев меня, брат Монер встает и почтительно наклоняет голову.
– Как успехи у заплечных дел мастеров?– подкалываю я его.
– Отряд, штурмовавший замок, прибыл сюда недавно. Последний боец подошёл к ним неделю назад.
– Чем они питались?
– Кони – травой, а каждый прибывший боец вез с собою запас еды на две недели. Да и местные помощники им в этом поспособствовали. Не очень изысканно, но сытно. А воды в лесу полно.
– Кто разработал план нападения?
– Все уцелевшие командиры горцев называют одно имя…
– Одноглазый?
– Точно так!
Значит, Одноглазый… Мало того, что он местный наркобарон, так ещё и вояка неплохой. Два в одном, так сказать. Пора уже этого талантливого товарища к ногтю. Да поскорее…
Вместе с Монером выходим в коридор и идём вдоль камер. Дверей в камерах нет, вместо них прочные решётки, и видеть обитателей тюрьмы мы можем хорошо. Только нижняя часть решеток заделана досками, прикрывая от наших взглядов пол и частично скрывая лежащих на нём людей. Все прочее просматривается.
Многие горцы ранены, видны наспех сделанные повязки. Настроение понурое, видать, не ожидали такого резкого облома. Здесь есть и те, кого взяли в плен пехотинцы, и те, кто был захвачен в тоннеле. На нас они почти не смотрят.
Осмотрев камеры, киваю монаху и направляюсь на выход.
И уже почти выйдя на улицу, останавливаюсь.
Стоп!
Какая-то мысль гвоздём засела у меня в голове…
Что-то я там такое увидел…
Раненых горцев?
Нет, не то.
Повязки, лежащие на полу тела… нет, что-то было ещё.
А что?
Я с ними не разговаривал, так что это меня затронуть не могло. Но что же дернуло меня?
Несостыковка… точно! Какая-то деталь не вписывалась в общую картину. И я её увидел. Но что это за деталь?
Слова? Не было слов, я только с монахом говорил.
Внешний вид горцев?
Ерунда, все они сейчас выглядят одинаково.
Наличие ран?
Теплее… но это не всё.
Взгляды…
Глаза! Точнее – их выражение! Этот торжествующий взгляд охотника, только что поймавшего свою дичь! И оттого не сумевшего сдержать эмоций. Вот что меня зацепило!
– Ты с ним говорил?
– Нет. Оставил напоследок. Он самый буйный изо всей этой шайки. Даже со своими не может рядом сидеть – постоянно в драку лезет. Они и попросили его куда-нибудь отсадить.
