— Они пойдут опять?
— Конечно. Зачем же они сюда пришли? Теперь они уже не остановятся. Они уже получили порядочный кусок земли. Накопят резервы и полезут. — Начал просвещать их Свирский. — Арабы патологически трусливы. А на той стороне сейчас в основном они, а не турки. Арабы могут наступать, только имея десятикратное численное превосходство. Это не афганские пуштуны и не персы. Поэтому у нас будет несколько недель, прежде чем они привезут свежие силы и опять поползут, как тараканы.
Он передохнул и выпил воды. Кружилась голова.
— Подготовьте план эвакуации населения города!
Это предназначалось уже Воронину.
— И займитесь этим незамедлительно! Мы должны начинать вывозить людей уже сейчас! Одесса — это не Измаил.
— Что? Одессу будем отдавать? — Изумлённо спросил комендант.
— Нет. Будем сражаться до последнего. Но надо быть готовым к любому развитию событий. Население будет помехой для войск. И разъясните это людям! Чем раньше они уедут, тем лучше будет для них самих. Но не допускайте паники!
Комендант застыл, обдумывая услышанное. Ему в голову не приходило подобное. Оставить Одессу! Даже теоретически. А Свирский, как кадровый военный, понимал, что это — война. А на войне нужно быть готовым ко всему. Слишком много в истории России было сделано ошибок, за которые потом приходилось расплачиваться человеческими жизнями. В том числе и в этой войне. Третьей мировой.
Всю ночь по мосту двигались люди. Не обошлось без паники, путаницы, обстрела своих. Но к рассвету части прикрытия перешли на левый берег реки, и мост опустел. В предрассветной мгле на другой стороне реки начали перебегать с места на место фигурки в пятнистой одежде. Явно не в форме российской армии. Где-то на горизонте догорали брошенные автомашины. Впервые за много дней воцарилась тишина.
«Ну, что же. Ждать больше нечего», — подумал генерал.
— Подрывай! — приказал он офицеру инженерных войск.
Полыхнуло, а потом мощный раскат сотряс воздух.
«Ну, всё. Теперь отдыхать!»
До отлёта в Одессу он поинтересовался, не появился ли Онушко со своими. Никто о нём не слышал.
«Пора бы и явиться в штаб», — подумал генерал.
Впервые появилось нехорошее предчувствие, но он убедил себя, что тот перешёл на эту сторону моста, но не успел добраться до командного пункта из-за общей суматохи.
Впервые за несколько дней боёв Свирский вошёл в свой дом. Казалось, что прошла вечность с тех пор, как они с Оксаной выехали отсюда в тот день, когда, наконец, закончилась непогода, и когда ещё был мир. Когда у него была семья и ощущение, что это продлится вечно. Теперь он стоял посреди комнаты, и дом казался уже огромным, незнакомым и чужим.
Свирский заставил себя пройти в ванную. Свет был. Вода тоже. Из огромного зеркала на него взглянул старик с запавшими глазами на осунувшемся морщинистом лице и с всклокоченными седыми волосами.
«Да! Хорошо тебя укатало, генерал! И всего за несколько дней войны. А ведь это — только начало».
Когда он вышел из ванной, то связался со штабом. Онушко не появился. Ни он, ни его офицеры.
«Эх, Митрич, Митрич!»
Полковник здесь родился. Его майор-снабженец, кажется, тоже. Два подполковника попали сюда откуда-то из глубин России. И они защищали этот клочок на окраине огромной страны, потому что это была их земля, их Родина.
Чудеса на войне иногда происходят, но редко. Ещё два дня группы людей переправлялись через реку и выходили через плавни. На третий день никто с того берега уже не вышел. Чуда не случилось.
Нужно было заканчивать совещание. Подступала тошнота, и начинала кружиться голова. Действие таблетки, которые ему вручил начмед, заканчивалось.
За месяц, прошедший со дня окончания боёв за левый берег Дуная, произошли большие изменения. Главное: из их направления образовали фронт, напрямую подчинённый Москве. Теперь Одесса находилась на левом фланге Юго-Западного фронта военных действий. Был назначен командующий, и генералу уже не приходилось обращаться по любому вопросу в Севастополь, где командующий округом умел хорошо считать на калькуляторе кубометры и тонны и был уверен, что его первейшей обязанностью было укрепление обороны Крыма.
Командующим фронтом оказался генерал Авдеев, который, как и он, служил в своё время в Средней Азии. Там они не встречались, но то, что оба имели боевой опыт, позволило генералу сразу же установить хорошие деловые отношения с командующим. На Одесское направление были переброшены подкрепления, боевая техника и боеприпасы. Хотя Свирский считал, что всего было недостаточно, но внутренне понимал, что командующий сделал для него всё, что мог. Союзное государство воевало сразу на нескольких фронтах. Если заканчивались боевые действия в одной части огромной страны, то начиналась война за тысячи километров оттуда, и не было никакой передышки. Ресурсы были на исходе. И основной из них — люди. Генерал Авдеев прямо сказал во время их последней встречи:
— Сейчас наступил критический момент. Если они прорвутся у нас, то всё рассыплется. Вся страна. И этого допустить нельзя! Они должны быть отброшены! Любой ценой.
И он внимательно посмотрел на Свирского. Тот понимал, что ключевой фразой было последнее предложение. А «они» действительно накапливали силы на территории Румынии для очередного броска и делали это уже открыто, хотя и избегали концентрации сил из-за опасения ударов авиации. Небольшие группы арабов располагались в жилых домах румын, предварительно выгнав оттуда жильцов. Об этом рассказывали местные жители, которые окружными путями смогли пробраться на их территорию. Мусульмане теперь не прятались за местных правителей, а просто убрали их и правили страной железной рукой, считая, что население должно быть им благодарно только за то, что их просто не уничтожили, как болгар.
Когда они закончили обсуждение всех вопросов, командующий вдруг спросил:
— Как у вас со здоровьем, Виталий Сергеевич?
Он был бы плохим командующим, если бы не знал всего, что касалось его подчинённых. Конечно, ему уже доложили о его проблемах, об Оксане и обо всём остальном. А со здоровьем было неважно. Свирский сидел на таблетках, которыми его снабжал начмед, но и они уже плохо помогали. Ему была нужна сложная операция. Но госпитали были переполнены ранеными, и о подобных операциях можно было только мечтать даже для заслуженного генерала и Героя России. И если в Москве или в Киеве удастся дождаться, когда у хорошего хирурга, наконец, дойдёт до него очередь, то что его ждёт впереди? Инвалидность и отставка. А дальше? Выращивать морковку и картошку на огороде, чтобы прокормить себя? Паёк даже для отставного генерала не давал полноценного питания для человека с его болезнью. А деньги практически ничего не стоили. И он слабо представлял себя с лопатой на огороде. Он больше привык к автомату. А лопату в последний раз он держал в руках в училище, где их учили окапываться. После этого лопатами махали его солдаты в песках Средней Азии.
