— Ну, товарищи, вы видите. Художнику явно хотелось пооригинальничать. Или он в самом деле безнадежный декадент. Он поставил солдата в какую-то эстетскую позу. Есть тут впечатление силы и мужества? Нет их. Да и текст... "Почему вы не в армии?" "Вы" это кто? Плакат должен обращаться к конкретному человеку. А если это господское обращение на "вы", то тоже интересно. Дескать, сударь, а не будете ли вы так любезны взять винтовку и пойти немного послужить? А вот ещё два плаката, оба используют миф о борьбе со змием.
На доске появились две новые картинки.
— Вот поглядите на плакат "За единую Россию". — Коньков указал на изображение, на котором русский средневековый на фоне церквей и прочих древностей мочил дракона красного цвета.
— Как произведение искусства, он, по-моему, отличный. Как агитационный материал он никуда не годится. Почему?
— Так ведь большевики тоже за единую Россию, — сказал какая-то худая носатая девушка в косухе явно по росту.
— Именно. Так что плакат слишком абстрактный. Кто такой этот богатырь? По нему не видно, что он белогвардеец. Конечно, идея-то понятна. Белые считали, что мы Россию разрушаем, а они защищают. Но плакат, для которого нужны пояснения — это не плакат. Да и кто такой этот змей? То, что он большевик понятно только по тому, что он красный.
— Да и не страшный он какой-то...
— Тоже верно. Вот если бы на месте змея изобразить "жида-комиссара", тогда на "троечку" плакат бы потянул. А поглядите на другой плакат. "Смерть мировому империализму!". Вот тут змей — хозяин заводов. И против него ведут борьбу рабочий, крестьянин, солдат и матрос под красными знаменами. Вопросов нет.
— А то, что на плакате используется христианский миф?
— Мы атеисты, но ведь историю народа не зачернеешь. И мы вполне можем использовать традиционные представления. К тому же, со змеем бился на только святой Георгий, похожая история есть и у многих нехристианских народов. Кто учился в гимназии, помнит, что древнегреческий бог Аполлон, хоть и являлся кем-то вроде товарища Луначарского, покровителем искусств, в молодости вел тяжелую борьбу со змеем Пифоном.
Примеры понятны? Что понятно?
— На плакате должны быть одна четкая мысль, не допускающая никакого иного толкования, — подал голос парень с явно сабельным шрамом на лице.
— Ты правильно понял. Если с первого взгляда на плакат ты не понял, о чем он — сразу кидай его в корзину.
Итак, мы видим на этих белогвардейских плакатах одно и то же. Художники решили, как они говорят, самовыразиться. А их заказчики, видимо, решили, что художникам виднее. И получили... Вот этого нельзя допускать ни в коем случае. Я не зря об это говорю. Художники очень любят поговорить о творческой свободе. Сегодня имеется много направлений в искусстве. И я не берусь говорить, какое из них лучше. Но, товарищи, мы не эстеты! Мы солдаты информационной войны! Так и только так.
После окончания лекции вокруг Конькова шла суета. Студенты (или как их назвать) подавали Конькову на подпись книги. Максим-то знал, что глава РОСТА разразился двумя произведениями, в которых описывал свои похождения во времена Гражданской войны. По мнению многих французских критиков, они отличались "вызывающим цинизмом", "проповедью азиатского варварства" и чем-то ещё вроде этого. Хотя, по мнению Максима, ничего особо такого там и не было. В его время принцип "если враг не сдается — его уничтожают" исповедовали все. Да и то сказать — читанные в том мире "Разгром" или "Голый год"[30] тоже особым гуманизмом не отличались.
Но вот, наконец, Максим пробился к Конькову.
— А-а, ты товарищ из Франции?
— Ну, не совсем из Франции... Я вот хотел спросить: как ты относишься к альбому "The number of the beast" группы "Iron Maiden"?
Часть 2. "А живя неторопливо, жизнь не сделаешь длинней"[31]
Ну, вот. Читал себе лекцию, никого не трогал, а тут вдруг свалился на голову ещё один попаданец. Я своих единовременников специально никогда не искал, даже когда у меня были к этому возможности. Слишком время было суровое. Мировая война, Гражданская... К тому же я рассуждал так. Самое естественное желание для моего среднестатистического современника, угодившего в эта безумную эпоху — это забиться куда-нибудь подальше и не отсвечивать. О чём с таким говорить? А если даже кому-то взбрело бы в голову спасать Россию от большевиков или мир от нацизма — то он гарантированно находился в дурдоме. "Мэйденовский" шрифт на журнал я поставил просто потому, что он мне нравился. Ну, конечно, и из некоторого хулиганства. У нас в части художником был любитель "металла", так он нашу стенгазету "Связист" оформлял в стиле обложек разных соответствующих команд...
И вот тут вдруг с совершенно неожиданной стороны появляется...
— Ну, не совсем из Франции... Я вот хотел спросить: как ты относишься к альбому "The number of the beast" группы "Iron Maiden"?
— Ничего альбомчик, хотя "Killers" по-моему, лучше, — ответил я. И на всякий случай добавил уже на публику:
— Хотя черт с ними, с этими американскими авангардистами. Нам своих футуристов хватает. Как тебя зовут?
— Вообще-то я Петр Холмогоров, сын эмигранта. Но я взял псевдоним Максим Кондратьев. Французам мою фамилию не выговорить. Да и есть иные причины, — добавил мой собеседник со значением.
Так, похоже, парень пошел по моему пути — взял своё настоящее имя. Теперь надо грамотно сливаться от лишних свидетелей.
— Вот и ребята из эмигрантов приходят в наши ряды. Это очень интересно. Я думаю, нам есть о чём спокойно поговорить.
Вскоре мы оказались в моём кабинете. Я велел соединять со мной только в самом крайнем случае. Все знали, что таким случаем был только звонок Сталина или Дзержинского.
— Что же, садись... — Я кивнул на угол своего кабинета, где, по обычаю XXI века, стояли два кресла и столик. Сам же достал большую бутыль из зеленого стекла и два фужера.
— Это что? — Спросил Максим.
— Коньяк. Не французский и не шустовкий, но и не палево с Кузнечного моста. Товарищи из Армении прислали.
— Можно подумать, я в Париже пил хороший коньяк, — хмыкнул Максим. — Я, знаешь ли, не в Путилова[32] вселился.
— Ладно, давай за встречу, а потом рассказывай, как ты дошел до жизни такой...
— Интересно девки пляшут... — Подвел я итог, выслушав историю Максима. — Эвона каков разброс в пространстве-времени. У меня-то вот что было...
Дальше рассказывал уже я.
— То есть, получается, что мы, так сказать, стартовали в одно время, но ты попал в то же место только на семь лет раньше, а меня перенесло хрен знает куда.
— Зато я находился в трехстах пятидесяти километрах по прямой от места вашего камлания. И ты сохранил память реципиента, а я нет. При том, что твой Петр, как я понял, инфантильный дворянский сынок, а мой "донор" — анархо-бандит, то есть, точно не слабак. Слушай, а что это вообще были за люди? Они ведь не заклинания читали, у них и аппаратура какая-то была?
