В номере наконец-то включаю душ и встаю под упругие чистые струи. Лепота!
Горячая вода смывает въевшуюся канализационную вонь, неся расслабление и восхитительное ощущение чистоты. Щедро поливаю себя ароматным гелем, поднимая пену большой губкой. Отмывшись до скрипа, просто стою под парящим потоком, прогреваясь и чувствуя, как тело наполняет спокойная усталость. Но тут доносится приглушенное:
– Искандер?
Блин, ну, сейчас-то что?
Отодвигаю дверь кабинки:
– В душе я, командир. Что случилось?
– Да за тебя волнуемся – уже час, как ты там.
Час?
– Все, выхожу.
Ужинаем в малом зале столовой – для дежурных служб. Кемаль уже взял порции, ждет за столиком. Гляжу на свою тарелку и офигеваю – это же тазик!
– Брат, ты не перестарался? Я столько не съем.
– За тобой доем, не побрезгую. Ты, главное, начни. Да, и вот.
Опять капсулы. Пять штук. Шучу:
– Вместо ужина?
– Нет. Надо принять после еды.
Нехорошие подозрения снова поднимаются в душе. Беру таблетки, смотрю в глаза Кемаля:
– Брат, я что – болен? Только не пытайся обмануть.
Помедлив, не отводя честных глаз, он отрицательно покачал головой:
– Нет, Искандер. Ты здоров. Лекарства нужны, чтобы… они помогают раскрыться твоим паранормальным способностям.
Это правда. Бросаю короткий взгляд на командира. Хм-м, что-то они все-таки скрывают: Ахмет не успевает до конца стереть чувство облегчения с лица. Пытать дальше? А смысл? Главное – здоров. Да и вообще, обалденный аромат рагу с фасолью настраивает на совершенно иной лад. Киваю:
– Знал бы ты, какие от этих таблеток приходы. Сознание расширяется – мама, не горюй.
Наклонившись, заговорщицки приглушенным голосом Ахмет комментирует:
– Только не вздумай об этом сказать своим вивисекторам. Замучают в особо извращенной форме.
Оценив шутку, улыбаюсь и берусь за ложку.
М-да, оказывается, все относительно. Это я к тому, что тазик успешно съелся. Более того, передохнув в удобном полукресле, приговорил две чашки чая, не отказался и от кусочка торта «Наполеон».
Собираясь с силами, чтобы заглотить лекарства, обращаю внимание на улыбающихся друзей:
– Что веселитесь? Назад покатите, готовьтесь.
– Не волнуйся, донесем,.. термитище. «Не смогу, не буду…» Умял, как за здрасьте.
– Представляешь, что-то аппетит разгулялся. Поесть вкуснятину, да в человеческих условиях…-
– На нас тоже, как в первый раз оттуда вышли, жор нашел. Наверное, подземелье так действует.
Соглашаюсь:
– Наверное.
Посидев еще минут десять, понимаю – сейчас усну. Встаю, и еле успеваю схватиться за спинку сиденья. Поддерживает и мгновенно среагировавший Ахмет. Так.
– Кемаль, тебе кто таблетки дал? Сергей Дмитриевич? Маньяк научный?
– Искандер, не заводись. Это успокоительное и тонизирующее на усталость легли. Давай, пойдем домой потихонечку.
Простые, наполненные заботой слова внезапно вызвали обвал чувств, вырвавшийся в отчаянном:
– Знал бы ты, где мой дом…
Глубокое сострадание в глазах напарников. Стоп. Что-то расклеился, как от спиртного. Точно, доза лекарств ударная. Надо бы Сергею Дмитриевичу в глаза заглянуть. Проявившаяся независимая часть сознания абсолютно шизофренично констатирует: «И он сойдет с ума». Песец. Но желание вставить вивисекторам от земли до неба никуда не делось.
От надолго запоминающегося вечера экспериментаторов спасла Лариса. Именно она встретила нас в номере, уже дополненном стойкой с двумя (от, паразиты лживые!) капельницами и электронной медицинской аппаратурой.
– Саша!..
Обняв милую женщину, чувствую, как от меня буквально хлещет переполняющими сердце любовью и нежностью. Теплая ладошка проходит по щеке:
– Небритый какой…
Пряча подозрительно заблестевшие глаза:
– Давай быстренько раздевайся, и ложись. Я сегодня за врача.
Парням:
– Спасибо, мальчики. Идите, я справлюсь.
– Хорошо, Лори.
Друзья тихо ушли, Лариса, придерживая, ведет меня к кровати.
– Ларочка, я не инвалид. Устал только. Немного.
Усилием воли возвращаю некоторую ясность сознания:
– И вообще, сначала туалет и почистить зубы.
– Я тебе помогу.
– Нет. Я справлюсь сам.
Похоже, так и простояла у двери туалетной комнаты, пока я там ползал. Захлестывает, к слову, вообще не на шутку.
В трусах и футболке падаю в постель. Мир вокруг приходит в медленное вращение.
Но нахожу силы игриво спросить:
– А где белый халатик в обтяжку, свечи, шампанское и эротичное нижнее белье?
Пораженный взгляд. Уточняю:
– Шутка. Пожалуйста, только один поцелуй.
Нежные губы стирают реальность.
Наверное, фармацевты что-то напутали. Или я схожу с ума. Пока одна часть сознания мирно спит под чутким вниманием Ларисы, другая путешествует и слушает разговоры. Обо мне, любимом. Наплевав на пространство и время, придерживаясь только избранной темы.
Генерал-полковник и Княжевская:
– Лариса Сергеевна, вам необходимо срочно выдвигаться в научный центр. Сергей Дмитриевич успел провести предварительную проверку. Его аппаратура дала четкий результат – началась четвертая фаза.
Полным внутренней боли голосом:
– Илья, я не могу больше. Я не могу делать вид, будто ничего не происходит. Я не могу его обманывать.
– Лариса… Это ведь произойдет неизбежно. Ты видела все материалы. Даже без нашего участия ничего не изменится, наоборот, будет только хуже. Хуже в первую очередь ему.
Успокаивавающим, с ноткой заботы тоном:
– Я понимаю, что тебе нелегко, что невозможно противостоять его харизме…
– Какая харизма?! Илья, я люблю его! Просто люблю.
Генерал не спорит, но знаю – он остался при своем мнении.
Помолчав, подождав, пока Лара немного успокоится, продолжил:
– Тем более. Он сейчас на пике кризиса, может сорваться в любой момент. И тогда Альфа пойдет по нашему центру, выжигая всех, кто попадется ему на глаза. Не допустить этого можешь только ты.
– С ним Ахмет и Кемаль.
– Но глубоко неравнодушен он к тебе, Лариса. Только к тебе. И помочь ему сейчас можешь только ты.
Тишина, прервавшаяся безжизненным:
– Хорошо. Я еду.
***
Ахмет и Кемаль:
– Чувствую себя подлецом, командир.
– Кемаль, ты сказал ему правду.
– Не всю. Часть правды – хуже, чем ложь.
– Брат, мы ничего не можем сделать.
– Млять! Я знаю! Когда он сегодня… про свой дом… вспомню – сердце кровью обливается. А он держится. Воюет за нас, за нашу страну… Один, в чужом мире. Ты бы смог так?
– Он не один, Кемаль. Он наш друг. Брат.
– Брат… Почему мы тогда не можем сказать ему всю правду?
– Нельзя, брат. Сейчас – нельзя.
