Едва только на встрече четырех держав был окончательно утвержден вопрос об уставе Лиги наций, как Вильсон в самой категорической форме заявил, что американская сторона считает вопрос возрождение Польши наипервейшим и до его окончательного решения не поставит своей подписи под договором о переходе черноморских проливов под юрисдикцию России.
Новый выверт Вильсона потряс европейцев, а Клемансо в особенности. Сам того, не ожидая, он неожиданно отодвинул рассмотрение столь важного вопроса о репарации в долгий ящик, поскольку столь агрессивный демарш президента Вильсона обещал бурные, а главное длительные дискуссии с генералом Алексеевым.
«Северный сфинкс» в отличие от американца уверенно набирал очки среди населения французской столицы. Едва вернувшись из России, Алексеев уже на другой день приступил к массовому награждению специально изготовленными георгиевскими крестами всех французских военных принимавших участие в боях против немцев вместе с «Русским легионом».
При этом русский правитель не делал особых различий между коренными французами и их колониальными подданными алжирцами, марокканцами и сенегальцами. Всем награжденным, генерал лично жал руку и прикреплял орден к груди, от чего у него к концу церемонии основательно затекла рука. Конечно, это было сделано Алексеевым с тайным умыслом, дабы лишний раз ущемить прижимистых на награды французов и на их фоне возвысить значимость русской стороны.
Однако, сменив привычный для себя военный мундир на штатский фрак, он продолжал мыслить военными категориями и когда Вильсон в категорическом тоне озвучил свою позицию по Польше, Алексеев оказался не готов к подобному форс-мажору. Лишенный присутствия за спиной, своего главного дипломатического советника Сазонова, он явно стушевался от столь неожиданного поворота событий, который впрочем, был неожиданным и для остальных членов большой четверки. Прекрасно помня наставление Сазонова, о недопустимости высказывания громких заявлений на конференции, Алексеев буквально разрывался от желания хлестко ответить американскому вымогателю и необходимостью подобрать достойный ответ.
Пауза затягивалась, а несчастный русский правитель подобно Буридановому ослу никак не мог справиться с этой задачей. Избежать неприятного конфуза, Алексееву неожиданно помог Иванов.
Сидя за столом переговоров по правую руку от Верховного правителя России, он все это время неторопливо вертел в руках карандаш, делая время от времени пометки в своем блокноте. Видя затруднительное положение генерала, он с невозмутимым видом поинтересовался, какие европейские земли господин президент видит в составе возрожденной Польши.
Выяснилось, что президент Вильсон видит в составе нового европейского государства все польские земли, входившие в состав австрийской империи, Силезию, часть Померании, всю Пруссию, а так же часть российских земель, о которых Вильсон и собирался договориться с господином Алексеевым.
От этих слов лицо Верховного правителя стало покрываться красными пятнами возмущения, Иванов поспешил сбить накал страстей, спокойно сказав:
- Как вы понимаете, господин президент, ваше предложение очень неожиданно и довольно сложно для принятия по нему быстрого решения. Русской стороне нужно время, что бы как следует его обдумать и дать на него свой ответ.
- Да нам нужно обдумать ваше заявление господин президент – поддержал мысль своего советника Алексеев, с трудом справившись с бурей эмоций клокотавшей в его душе.
Остаток переговорного времени этого дня, стороны провели в обсуждении европейских границ сербохорватского королевства, к которому отошли все балканские владения австрийской империи. Благодаря тому, что сербский король Александр занял примирительную позицию, как с Россией, так и с её западными союзниками, он получил столь щедрый подарок для своей страны. Обе стороны видели в Александре своего тайного протеже и поэтому при передаче ему тех или иных земель, протестов среди глав большой четверки не возникало.
Обсуждение балканского вопроса закончилось миром, но мира более не было в душе у Верховного правителя. Вернувшись в русское посольство, Алексеев отказался от обеда и вместе с помощниками покойного Сазонова Мишаковым и Зубко принялся энергично обсуждать заявление Вильсона.
Оба дипломата сразу поддержали мнение верховного правителя о недопустимости идеи идти на уступки требованиям американца. Вместе с тем, они прекрасно осознавали, что отказ России возрождать польскую государственность нанесет ей огромный политический ущерб. Сразу можно было ставить жирный крест на всех прежних договоренностях относительно проливов, англичане и французы никогда не упустят такую прекрасную возможность дезавуировать свои подписи под многочисленными документами признающих право России на эти земли. Кроме этого, западные газеты тут же объявят о недемократичности нового русского правительства, которая на словах ратуя за общечеловеческие ценности, на деле продолжает политику царского режима.
Около часа, Алексеев и дипломаты лихорадочно искали выход из создавшегося положения, перебирая одну идею за другой стремясь найти возможность оказания, давление на своих коварных союзников, однако все было напрасно. К огромному разочарованию, единственным контраргументом русской стороны, было громкое бряцание оружием, в надежде на то, что союзники одумаются и изменят свою позицию на переговорах.
- Извините меня господа, но я не думаю, что это нужный нам аргумент в этом споре – неожиданно вмешался в разговор Иванов, все это время не принимавший активного участия в разговоре, неторопливо прогуливаясь возле стола и время от времени, подавая короткие реплики вопросы.
- Я, конечно, не исключаю возможности того, что звон нашего оружия, может оказать давление на господ союзников, но случиться это может не так скоро, как нам этого бы хотелось.
- Значит, вы хотите отдать все эти земли, за обладание которых наши солдаты пролили столько крови? – гневно воскликнул Зубко и все трое сидящих, с гневом и презрением посмотрели на говорившего кавказца.
- Что, значит, отдать, господин Зубко. Я предлагаю уступить их союзникам по хорошей цене.
- Мы не торгуем своей землей господин Иванов! – пафосно воскликнул Мишаков – не торгуем и вам не позволим.
- Не надо кричать господин Мишаков, гнев плохой советчик – невозмутимо произнес горец и спокойно уселся за стол – позвольте ваше превосходительство я подробнее выскажу свою мысль – попросил Иванов Алексеева, по лицу которого вновь поползли красные пятна гнева.